Сиротливый запах гари
09 ноября 2015Юрий Татаренко Честное слово
Новосибирский театр «Старый дом» на старте нового театрального сезона выпустил премьеру, обещающую стать громкой, — спектакль «Сиротливый Запад» по одноименной пьесе Мартина Мак-Донаха
Мак-Донах –- это выстрел в десятку. Известный современный ирландский драматург и кинорежиссер — автор трех нашумевших фильмов: «Шестизарядник», «Залечь на дно в Брюгге» и «Семь психопатов». Сразу четыре пьесы 45-летнего ирландца вошли в репертуар Королевского национального театра в Лондоне. Мировая пресса не скупится на звонкие дефиниции: «Ведущий драматург двадцать первого века», «Тарантино от театра», «Сенсация театральной Европы». Комплименты журналистов, киноведов и литературных критиков конвертируются во множество призов. Мак-Донах –- обладатель «Оскара», лауреат театральных премий Eveningstandard, Tony, WhatsOnStageAwards, премий Лоуренса Оливье, BAFTA, Эдгара Аллана По и др.
Драматургия Мак-Донаха новосибирскому зрителю хорошо знакома. В 2008 году Сергей Федотов поставил в «Старом доме» «Калеку с острова Инишмаан», Анна Зиновьева выпустила в «Глобусе» «Королеву красоты» — по пьесе Мак–Донаха «Красавица из Линэна». А перед этим «Калеку» в режиссуре Павла Южакова сыграли в «Первом театре».
Семизарядник
Вторым попаданием в яблочко является второе пришествие на стародомовские подмостки режиссера Сергея Федотова. Именно Федотов стал первооткрывателем Мак-Донаха в России. В возглавляемом им пермском театре уже поставлены семь пьес ирландца –- просто мировой рекорд.
Известный режиссер Леонид Хейфец назвал Федотова самым глубоким интерпретатором драматургии Мак-Донаха: «Театр Сергея Федотова –- это авторский театр психологического гротеска, где удивительное сочетание юмора, драматизма, выразительной сценической формы и блестящей актерской игры».
Его пермская постановка «Калеки с острова Инишмаан» в 2010 году была отмечена спецпризом жюри национальной премии «Золотая маска». А еще два федотовских спектакля по Мак-Донаху — «Сиротливый Запад» и «Безрукий из Спокэна» — вошли в число золотомасочных номинантов в 2008 и 2012 годах.
Главный толчок в режиссерскую профессию Сергею Федотову дал Анатолий Эфрос. «Студентом Пермского института культуры я каждые зимние каникулы ездил в Москву на эфросовские спектакли. Это был магический театр. Мне посчастливилось присутствовать на выпуске шести его спектаклей. Это главная школа моей жизни. Своим вторым учителем считаю Эймунтаса Някрошюса, благодаря которому я понял, что театр должен быть авторским -– когда спектакль может казаться странным, непонятным, но при этом необыкновенно сильно воздействовать на подсознание. Многое почерпнул в трудах Михаила Чехова и Ежи Гротовского. Я ощущаю театр как загадку и тайну, как некое мистическое поле, погружаясь в которое актер и зритель вместе существуют в каком-то новом магическом пространстве. В нем есть белое и черное, бог и дьявол. Каждый выбирает свое: я выбрал Бога», — признается Сергей Федотов.
В спектакле «Старого дома» Федотову удается соединить «вещи несовместные» –- равнодушие и сострадание, бытовизм и притчевость. И вновь перед нами прекрасный пример того, как режиссер растворился в актерах: нет ни умопомрачительных спецэффектов, ни ярких сценографических метафор. Очевидно, Федотов взял больше у Эфроса, нежели чем у Някрошюса.
Недо-Каин, псевдо-Авель
Центральное место в спектакле занимает история взаимоотношений двух братьев Коннор, 30-летних погодков Коулмэна и Вэлина, жизнь которых сводится к бесконечным оскорблениям друг друга, нередко доходящим до драки. Есть ли между ними любовь? Безусловно! Это любовь к чипсам и выпивке.
Вразумить, наставить братьев на путь истинный некому. Их отец трагически погиб, о матери в пьесе не говорится ни слова, в головы соседей регулярно вонзаются топоры, блюститель порядка Томми покончил с собой, а священник, разуверившись в силе собственных проповедей, пьет горькую. Все это -– будни небольшого прибрежного городка Линэна, «столицы Европы по убийствам», где царят безвластие и беззаконие, а бесцельность жизни не имеет никакой альтернативы.
С виду, однако, не все столь безысходно. На сцене -– интерьер дома Конноров, довольно просторная кухня-прихожая. Вдоль стены –- не новая, но добротная деревянная мебель. Вот только посудный шкаф давно превращен в сейф, а обеденный стол то и дело становится плахой -– местом, где зло буднично одерживает победу над добром.
То, что братья -– ягоды не с одного куста, становится ясно с момента их появления: первым домой прибегает промокший под дождем Коулмэн, а Вэлину можно и не спешить: у него в руках зонт. В проявлениях чувства собственника Вэлин доходит до смешного: купленную им газовую плиту Коулмэну нельзя даже трогать, а передвигаться по дому тот должен как угодно, но не задевая половиц! «Здесь все –- мое! Слышишь –- мое! Повтори, чье это все? Мое!» — изводит младший старшего.
Банька юмора у Мак-Донаха всегда топится по-черному. Очень скоро выясняется, что Коулмэн –- отцеубийца. Папаша брякнул отпрыску очередную колкость на тему его вопиющей некрасивости и тут же получил пулю в лоб: ружье в этом доме всегда на виду, висит прямо под распятием. Коулмэн выстрелил на глазах младшего брата и, чтобы не попасть за решетку, был вынужден отказаться в его пользу от прав на половину наследуемого имущества.
Отныне у Коннора-старшего ни фунта за душой, что никак не способствует осуществлению его мечты — стать мужчиной в физическом смысле слова. Инициация через убийство таковой не является, просто в жизни Коулмэна, «заикающейся вонючей задницы», одной психотравмой стало больше. Обручиться со своей возлюбленной Элис юноше помешал несчастный случай: та подавилась карандашом, попала в больницу, после чего связала себя узами брака с лечащим врачом.
Но и Вэлину в плане побед на женском фронте хвастаться нечем. В итоге братья, ссорясь по пустякам, регулярно доводят себя до белого каления, обзывая друг дружку «долбанным девственником-гомиком».
Обретение -– любви ли, дружбы, идеалов –- дело хлопотное. И сублимация главных героев спектакля происходит путем приобретательства. Вэлин коллекционирует пластиковые статуэтки святых. В детстве у него была любимая собака Лэсси, но кто-то отрезал ей уши, и пес погиб. С тех пор Вэлин твердо уяснил: не приносят моральных страданий только неодушевленные предметы. «Иметь или быть»? -– странная постановка вопроса: в доме Конноров читают только газетные объявления. «Братья Карамазовы» — что за фирма?
А теперь представьте, каково это -– увидеть самое дорогое, что у тебя есть, дымящимся в газовой печи! Запах гари, идущий от расплавленных статуэток, -– вот что делает Вэлина подлинным сиротой. Сыграть это потрясение в должной мере Анатолию Григорьеву на премьере не удалось, молодой актер ушел в крик: «Я убью эту сволочь!» Между тем череда потерь для Вэлина только началась: Коулмэн демонстративно крошит в пыль пакеты с любимыми чипсами и добрался до запасов виски. И вот уже ружье в руках у младшего брата…
Коулмэн в исполнении Тимофея Мамлина наивен, импульсивен и задирист в своей великовозрастной непосредственности. В дуэте с Григорьевым Мамлин превосходно чувствует партнера: сказался опыт работы с Сергеем Дроздовым в «Мамаше Кураж».
Если нет интернета, то все позволено
Практически все потасовки между Коннорами происходят при свидетеле –- святом отце Уэлше. Но его влияние на прихожан минимально. Во что и в кого священник верит -– большой вопрос, и прежде всего для него самого. Едва ли не первая реплика отца Уэлша в пьесе поражает: «Я не алкоголик –- я просто люблю выпить». А ради доброго глотка виски сам бог велел пойти на обман! Коулмэн крадет у брата бутылку, предлагая священнику взять всю вину на себя, -– и тот соглашается…
При этом Василий Байтенгер играет натуру самокопающуюся. Его герой признает: «Я ужасный священник: не могу ни защитить бога от нападок, ни заставить людей каяться в грехах». И терзается вопросами: «Каков я?», «Почему я недостаточно хороший?», «Как мне исправиться?» Но беда в том, что угрызения совести не передаются со звуковыми волнами: ни один из Конноров не мучим сомнениями, хороший ли он брат, сын, гражданин, прихожанин. Сюжет пьесы Мак-Донаха разворачивается в доинтернетную эпоху не случайно: увлечение соцсетями, конечно же, разобщает близких — но все же не до такой степени, чтобы взяться за оружие. К тому же самоутверждаться за счет других на форумах, троллить и лайкать куда безопаснее…
Отец Уэлш –- бесконечно чужой в Линэне: никто не в состоянии правильно назвать его имя! Вокруг него -– ложь, незаконная торговля спиртным, убийства… И в чем же наш горе-священнослужитель пытается найти отдушину? Ни за что не угадаете -– он становится тренером женской футбольной команды! Увы, и тут успехами его подопечные не блещут: за четыре матча десять красных карточек –- это же ни в какие райские ворота…
Душевные страдания отец Уэлш пытается заглушить физическими. Пытаясь остановить очередную ссору Коулмэна и Вэлина, он погружает обе руки в дымящуюся кастрюлю с расплавленными статуэтками. Как реагируют на это братья? Их возмущают застывшие намертво капли пластика на полу!
С участием отца Уэлша и тайно и безответно влюбленной в него Гелин проходит единственная лирическая сцена в спектакле. Поздний вечер, тихий пустынный берег. Священник привычно нетрезв, но вместе с тем погружен в абсолютно новое для себя состояние. Он принял решение добровольно уйти из жизни. И одинокий фонарь, висящий над головой отца Уэлша (в миру –- Родерика), уже не кажется прообразом света в конце тоннеля. Ни Гелин, ни священник не в силах рассказать о своем потаенном. Родерик Уэлш просит девушку передать Коннорам письмо, где заклинает их простить друг другу все обиды: «Уверен, в глубине души каждого из вас братская любовь жива…» Второй план прощальных реплик своих героев Василий Байтенгер и Валентина Ворошилова несут мастерски.
Но подумалось вот о чем. Руки священника после страшных ожогов выглядят культями. Каких же усилий стоило калеке за ночь написать убористым почерком целую страницу текста! Впрочем, юмор драматурга по отношению к ключевой фигуре пьесы в итоге становится и вовсе мрачнее тучи. Священнослужитель-пьяница (с кем не бывает), пастырь-футболист — смелая метафора. Ну, а как вам это -– поп-самоубийца?!
Зуб за зуб
Еще одна знаковая шутка от Мак-Донаха: остановить драку братьев Гелин может только с помощью ножа у горла одного из них. Узнав о том, что душе священника предстоит гореть в аду, Конноры пробуют помириться.
Этот эпизод сыгран актерами с наибольшим удовольствием. Вот братья моют друг другу руки, вот вытираются одним полотенцем, вот Коулмэн делится с Вэлином пирожками, а тот в ответ предлагает: «А не выпьешь ли со мной виски?» Идиллия продолжается серией взаимных покаяний за неблаговидные поступки по отношению друг к другу, совершенные в глубоком детстве: кражу машинки, шариков, сборника комиксов. Кульминация сцены –- братские объятия, после чего Вэлин кладет руки Коулмена на плиту, на шкаф-сейф, отдает брату половину новой коллекции статуэток и запаса чипсов, и, наконец, кричит: «Полдома снова твои!»
Вот тут-то Коннорам и следовало бы остановиться. Но братьев захлестнул азарт: каяться — так каяться. И вот уже мы слышим о моче в пиве и разбитой первой любви, видим сохраненные отрезанные собачьи уши, расстрелянную газовую плиту, растоптанные чипсы и статуэтки. Вновь щиплет глаза дым и царапает носоглотку запах гари, а в грудь двум обезумевшим упираются нож и ружье…
И, глядя на неутихающие распри двух родных братьев, отчетливо понимаешь: спектакль отнюдь не только про забытый богом ирландский городок, а про вечные распри между народами, что делает его сегодня особенно актуальным.
Финал спектакля -– затемнение. Последним исчезает во мраке и хаосе распятие. Когда и кто снова вспомнит о том, кто умер за наши грехи?
В статье упомянуты:
спектакли: