Антон Безъязыков: Хочется с головой броситься в эксперимент
06 april 2011Марина Вержбицкая Новая Сибирь, 01.04.11
Приглашение молодого питерского режиссера — реализация одного из ключевых направлений театральной политики «Старого дома». «В этом сезоне наш театр подключился к общероссийской театральной тенденции — поддержке новых ярких имен в режиссуре, — рассказывает директор «Старого дома» Антонида Гореявчева. — Для нас при этом очень важно, чтобы молодые имена были подкреплены серьезной театральной школой. Таким образом, зрители Новосибирска могут видеть на сцене «Старого дома» работы достойных учеников легендарных мастеров российской сцены. В сентябре мы познакомились со спектаклем «Таня-Таня» выпускницы Леонида Хейфеца, штатного режиссера нашего театра Анны Зиновьевой. В апреле к работе над спектаклем приступает тюменский режиссер Михаил Заец, который интерпретирует на сцене «Старого дома» «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя. А в марте мы представляем зрителям выпускника мастерской Григория Козлова — Антона Безъязыкова. Мы начинаем сотрудничество с этими молодыми ребятами и надеемся, что зрители по достоинству их оценят».
Антон Безъязыков принадлежит к режиссерскому поколению 30-летних. Карьере в культурной столице он предпочел работу в провинции. Говорит, что именно здесь, в далеких от Москвы и Петербурга городах, актеры по-настоящему голодны до работы. В творческом багаже молодого режиссера около десятка драматических постановок, в том числе «Зима» Евгения Гришковца, «Оркестр «Титаник» Христо Бойчева, «Дюймовочка» Андерсена, «Дон Жуан, или Любовь к геометрии» Макса Фриша. Безъязыков регулярно принимает участие в известных театральных фестивалях и время от времени сотрудничает с мастерами полного метра: Антон выполнял обязанности ассистента режиссера в картинах «Гарпастум», «Ким» и «Бумажный солдат» Алексея Германа-младшего, работал ассистентом по актерам на кинокартине С. Карандашова «Странник», был вторым режиссером телесериала «Опера. Хроники убойного отдела», являлся режиссером по работе с актерами на кинокартине И. Хржановского «Дау». Впрочем, выбирая между театром и кино, господин Безъязыков однозначно отдает предпочтение театру.
— Антон, как складывался ваш путь в режиссуру?
— Если честно, никакого особого пути не было — так звезды совпали. До восемнадцати лет я был очень свободным и хулиганистым молодым человеком. Ходил в театральную студию. В школе, по сути, не учился. Закончил девять классов, поступил в училище — бросил. Пошел в вечернюю школу — опять бросил. Жил в Санкт-Петербурге, играл вечерами музыку, зарабатывал себе на хлеб и ни о чем не думал до тех пор, пока не получил повестку в армию. Так мне пришлось срочно пересматривать свои взгляды на жизнь. Я, как Обломов, лежал на диване и думал о том, что надо что-то предпринять. Купил справочник абитуриента и стал вычеркивать все неподходящее. Осталась только Санкт-Петербургская академия театрального искусства. За год я подначитал книг, сдал экстерном экзамены за 10–11 класс, получил аттестат и поступил на факультет актерского искусства и режиссуры. Мне было 19 лет, и я был одним из самых молодых студентов на нашем курсе, чем страшно гордился.
— Чем вас захватила профессия режиссера?
— Меня зацепила возможность поделиться своими мыслями. Не знаю, насколько у меня свежий и острый взгляд на современные проблемы, но мне хочется о нем рассказать. Причем не нескольким друзьям на кухне, а вынести свое мнение на публичное обсуждение в широком зрительском кругу. Меня прельщает в режиссуре стремление копаться в человеческих душах, понимать их, разбирать, ставить вопросы. А что будет, если герой поступит так, а что, если эдак? Ты пытаешься повернуть обстоятельства, взглянуть на ситуацию с другой стороны, и возникают новые необычные ракурсы.
— Вы чувствуете родство с вашим режиссерским поколением — поколением 30-летних?
— Я чувствую, что роднит выпускников мастерской Григория Козлова. Мы все пытаемся вести человеческий разговор со зрителем, пытаемся нащупать загадку человеческой природы. Это могут быть банальные и пафосные слова, но без них в театре не обойтись. Мы делаем театр о человеке, про человека, для человека и через человека. Что касается поколения 30-летних, то нас роднит нечто вне профессии. Мы все — люди без родины. Я жил в одной стране. Потом она вдруг перестала существовать. На ее останках возникла новая страна, которую я до конца не принял и не понял и к которой, наученный горьким опытом, отношусь с недоверием. Хотя с патриотической точки зрения я очень люблю Россию и не представляю свою жизнь без того, что называется «отчизна».
— Может быть, поэтому вы так легко оставили город на Неве, где наверняка смогли бы сделать хорошую карьеру, и отправились путешествовать по провинции?
— Меня раздражает позиция тех молодых людей, которые прилагают нечеловеческие усилия, чтобы переехать из маленького городка в крупный, а в своем родном городе не желают и палец о палец ударить, чтобы сдвинуться с места. Успешная карьера в Санкт-Петербурге — миф. Для того чтобы заявить о себе в большом городе, нужно иметь не талант, а железные лоб и волю. Я же считаю, что в искусстве нужно держать локти ближе к телу. В Санкт-Петербурге это невозможно. Ужасно консервативный в плане театра город.
— Вы много занимаетесь проблемами молодой режиссуры. С какими трудностями сталкиваются начинающие постановщики?
— Говорить об этом можно долго, но по большому счету мы просто выбрали не совсем удачное время для занятий театром. Расцвет театральной культуры исторически всегда приходится на 60-е годы. Именно в эти годы в театры по-настоящему модно ходить. А что мы видим сейчас? Театр сильно отстал от времени. Мы говорим настолько устаревшим языком, что альтернативная мыслящая молодежь не желает к нам идти. Поиск нового современного театрального языка — это колоссальная проблема, которая должна стоять во главе угла, хотя ее, наоборот, демонстративно не замечают, потому что билеты продаются и так.
— Выход из порочного круга есть?
— По каналу «Культура» недавно шла передача, поднимавшая проблему молодой режиссуры. В студии сидели монстры современной театральной культуры и выясняли, почему молодые специалисты уходят из этой профессии. Целый час обсуждали и не нашли ответа. А мне кажется, нужно не обсуждать, а создавать такие условия, чтобы молодежь горела желанием остаться в театре и не бежала в кино, сериалы или за границу. Следует сделать культуру приоритетным национальным проектом, выделить гранды, как в науке, профинансировать. Тогда ситуация изменится наверняка.
— Проблема современной режиссуры всегда идет рядом с проблемой современной драматургии. Вас как постановщика интересует драматургия XXI века?
— У меня небольшой опыт работы с современной драматургией, но это очень интересно. Мне безумно нравятся остросовременные тексты. Прочтешь, и хочется с головой броситься в эксперимент. Хотя наш мастер долго не воспринимал современную драматургию и долго вел нас к ней. Выслушав множество споров, я для себя сформулировал проблему так: чтобы современная драматургия возникла, ее нужно много ставить. Именно так в советские годы появились Володин, Розов и Вампилов, в постсоветские — Угаров, Вырыпаев и Дурненковы, а совсем недавно — Ярослава Пулинович. Без апробации на сцене новой плеяды хороших драматургов не вырастет.
— Для постановки на сцене новосибирского «Старого дома» вы выбрали самую знаменитую пьесу Михаила Угарова. Чем обусловлен выбор?
— У каждого постановщика есть минимальный режиссерский портфель, в котором лежат несколько интересных ему на данный момент пьес. «Обломов» Михаила Угарова лежал в моем портфеле и был выбран «Старым домом» среди прочего. Видимо, пришло его время. Хотя, по большому счету, я считаю, что время этого «Обломова» еще не пришло. Актуальность свою пьеса, конечно, не утратила, но удивить ею, найти в ней что-то новое после череды многочисленных постановок — сложно. Это можно было сделать 10 лет назад, когда Угаров только написал текст, и наверняка можно будет сделать еще через десять лет, когда мы получим возможность посмотреть на пьесу с позиций прошедшего времени. А 2011 год мало чем отличается от 2001 года. Ничего не изменилось. Перефразируя Чехова, разве что люди стали носить другие пиджаки.
— Если бы не было пьесы Угарова, вы бы взялись за роман Гончарова?
— Плюс Михаила Угарова заключается в том, что он достал с полки актуальный текст Гончарова и посмотрел на него свежим взглядом. Илья Ильич оказался ярчайшим представителем русского человека. Это настоящий национальный тип. Чтобы понять русского человека, нужно понять Обломова, а вместе с ним князя Мышкина и Акакия Акакиевича Башмачкина. Гончаров поднял мощную тему. Угаров прочувствовал роман и выразил сожаление о том, что мы за XX век потеряли таких людей, как Илья Ильич Обломов. Вместо того чтобы остановиться и подумать, мы бегаем туда-сюда и размениваемся на всякую ерунду.
— Ваш спектакль «Обломoff» заявлен в необычном жанре historia morbi.
— Жанр «история болезни» лишний раз подчеркивает проблему. По способу актерского существования «Обломоff» — драма, но для нас история угасания Ильи Ильича гораздо важнее, чем драматические элементы. Вводя историю болезни как жанр, мы пытаемся передать ощущение процесса угасания цельного человека — как это начиналось, как прогрессировало и к чему привело. А делать выводы придется зрителю.
— В одном из интервью вы сказали, что отдаете предпочтение провинциальным театрам, потому что тамошние актеры, в отличие от столичных, голодны до работы. Испытывают ли профессиональный голод артисты «Старого дома»?
— Я не считаю Новосибирск театральной провинцией. На самом деле это настоящая культурная столица, и театральная ситуация в вашем городе лучше, чем в том же Санкт-Петербурге. И актеры до работы голодны. Работая в «Старом доме», я постоянно сталкиваюсь с интересом со стороны актеров. Он присутствует, стимулирует и мобилизует. Никто не считает, что режиссер приехал сюда просто самовыразиться. Ребята готовы, ребята хотят. Они думают, ищут и, надеюсь, найдут.
Текст на сайте газеты "Новая Сибирь"
The article mentions:
perfomances: