Premier
В ближайшее время премьеры не запланированы!
Артист Сергей Безродных: «Театр — это защита»
28 march 2016Татьяна Бушмакина Мираман
Почему дорожит ролями в детских спектаклях? В каких постановках хотел бы сыграть снова? Что чувствует, выходя на сцену? Об этом и не только актер театра «Старый дом» рассказал в интервью порталу «Мираман».
«Отключите русскую душу и сердце»
— Сергей Иванович, в театре «Старый дом» вы служите 27 лет. Как менялся театр? Как менялись вы в театре?
— В «Старый дом» я пришел в 1989 году. Главным режиссером тогда был замечательный Изяслав Борисович Борисов. В театре царила совершенно удивительная атмосфера — теплая, дружественная, участливая. Все праздники, премьеры мы отмечали вместе — можно сказать, были одной семьей. Я быстро влился в коллектив. Прошли годы. Многое изменилось, пришли молодые артисты, но атмосфера осталась прежней — располагающей к доверительному общению.
Кроме атмосферы, в «Старом доме» мне всегда нравилось то, что спектакли здесь ставили и ставят классные режиссеры. Те, кто не боялся экспериментировать, но эксперименты шли театру на пользу. Благодаря этому нашей труппе удалось побывать с гастролями в Германии, дважды в Японии, в Швеции. В Швеции мы еще две недели репетировали новый спектакль. Причем жили в поместье IX века, на озере, которое помнит крестоносцев и викингов…
— И возвращаться в Сибирь, наверное, не хотелось…
— Хотелось. Там было так тихо, елейно, спокойно, что мы уже начинали скучать по бурной городской жизни. Вообще, за годы службы в театре много чего происходило. Но мне повезло — работа была всегда. Интересная, заставляющая меняться, открывать в себе неожиданные вещи.
— Но ведь «Старый дом» и сейчас экспериментирует…
— Да, но мне кажется, что пора уже возвращаться к каким-то традиционным формам, пьесам с драматургией. Например, недавно в Новосибирской областной библиотеке прошел «Час чтения», мы с коллегами читали там Александра Островского, и люди с удовольствием слушали нас. Александр Николаевич — автор, по которому можно русский язык учить, к тому же зачинатель современного театра — до него пьесы писались на определенного артиста, а он выявил в своих персонажах характеры — все его герои по-своему интересны. Обожаю Островского.
Кстати, на «Часе чтения» мы с моей замечательной партнершей — заслуженной артисткой России Верой Сергеевой — вспомнили отрывок из спектакля «Поздняя любовь», который играли много лет. Эта постановка мне дорога: в дипломном спектакле я играл роль Николая Шаблова, потом в театр приехал петербургский режиссер Борис Гуревич с намерением поставить «Позднюю любовь». Собрались на первую читку, Борис Робертович спрашивает актеров: «Знакомы ли с пьесой?» Они отвечают, я молчу. Потом режиссер обращается ко мне: «А вы, Сергей Иванович, что скажете?» Отвечаю: «Да я ее очень хорошо знаю». Рассказал, что играл в дипломном спектакле эту же роль. Ну, раз признался, надо соответствовать. Поэтому на первую репетицию я пришел со знанием текста, и до выпуска спектакля больше не пользовался «шпаргалками». Вот такой был подвиг.
— Интересно было возвращаться к уже знакомому материалу?
— Да. Потому что за эти годы был накоплен опыт. Изменилось отношение к тексту, к ситуации, в которой оказался мой герой.
— Есть еще персонажи, спектакли, к которым хотелось бы вернуться — сыграть еще раз?
— С удовольствием вернулся бы в один из моих любимых спектаклей — «Кин IV». Ставил его петербургский режиссер Анатолий Афанасьевич Морозов. Спектакль шел на ура. В нем было потрясающее партнерство, особенно с актером Анатолием Узденским, который сейчас служит в московском «Современнике». Он играл знаменитого артиста Кина IV, а я — принца Уэльского в первом акте, короля Георга IV — во втором. И у нас были такие сцены, такие схватки! По-актерски потрясающие моменты. И это было здорово!
Еще один из любимых спектаклей — «Трактирщица», его ставил шведский режиссер Александр Нордштрем. В нем я сыграл Кавалера Рипафратта. С этой постановкой у меня связаны курьезные случаи. Помню, играю финальный монолог, в котором говорю о том, что обманут. И зрительница во весь голос реагирует: «Да не воспринимай ты все так, миленький, родненький»! Зал хохочет. А мне еще несколько фраз договорить надо. Пытаюсь что-то сказать, но ничего не получается. И я, смеясь, убегаю из зала. Вот настолько зрители прониклись.
Любопытный эксперимент был со спектаклем «Медея», который ставил режиссер из Германии Бернд Динтер. Кстати, нам посчастливилось познакомиться и с автором пьесы — Хайнером Мюллером. Он является авангардистом, у него все пьесы жесткие — они обострены, вывернуты. Но цепляют. Режиссер добивался, чтобы мы не включали русскую душу и сердце. Говорил, что все должно быть сухо. Но мы без этого не могли. И в итоге Динтер сказал:«Соединение русской души и холодного авангардистского театра — это очень вкусно». Уже тогда, работая над спектаклем, мы проходили все, что сейчас называют экспериментом.
Эпохальная роль — Тригорина — у меня была в спектакле «Пять пудов любви» по пьесе «Чайка» Антона Павловича Чехова. В нем мне довелось играть с замечательной актрисой Ириной Алферовой. Дорожу этой ролью.
— А из постановок нынешнего репертуара что близкО?
— В спектакле «В поисках радости. Век XXI» у меня неоднозначная роль. Мой Ухов — это симбиоз Лапшина (из пьесы Виктора Розова «В поисках радости») и Ухова (из «Старшей сестры» Александра Володина). С одной стороны, это человек отвратительный, наглый хам. С другой, так как он нашел отклик у зрителей, я переступил через себя и открыл в нем новые краски, превратив в итоге в одинокого-одинокого человека. Во многом его оправдывает то, что Ухов, не имея своих детей, забрал из детского дома двух племянниц и воспитал их. Он гордится ими.
Еще один дорогой мне персонаж — Чуб из спектакля «Вечера на хуторе близ Диканьки». Это классный спектакль! Гоголь! Классика! Зрители его очень любят. У меня там роль не последняя — только представьте: у головы хутора красные штаны и у моего Чуба. А у всех остальных синие!
Какие еще интересные роли ждут впереди — неизвестно. Как у Федора Ивановича Тютчева:
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется,-
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…
«Сыграть Гамлета не мечтал»
— Интересно было поработать за границей?
— Да, там публика совершенно другая. Помню, играем спектакль, а в зале полная тишина. Думаем: все, провал! И вдруг в конце постановки — шквал аплодисментов, весь зал встал, несколько раз пришлось выходить на поклон. Оказывается, это из уважения к артистам публика не аплодирует во время спектакля.
Я принимаю позицию любого зрителя. Изначально с уважением отношусь к тем, кто пришел в театр — люди оторвали себя от дел, от семьи, уже за это им стоит сказать спасибо.
— Но ведь вы в театр не за аплодисментами пришли. Ради чего в профессии?
— Ради таких мгновений, когда забываешь себя, когда оказываешься на одной волне со своим персонажем, когда удивительные сцепки происходят с партнерами на сцене. Когда не банально отыгрываешь, а понимаешь, что происходящее на сцене — это и есть жизнь.
Многие говорят, что прелесть профессии актера в том, что сегодня ты можешь быть одним, завтра другим, послезавтра третьим… А еще — это возможность познать себя. Надеюсь, еще будет много таких моментов, когда я удивлюсь, что могу сделать что-то, о чем не подозревал. Да и вообще театр — это же так красиво! Я раньше очень любил, да и сейчас люблю, ходить в Оперный. Казалось, что попадаю в храм, в какую-то другую жизнь.
В детстве я очень много читал о театре, мечтал узнать о нем. Мечтал быть артистом, но не думал, что это когда-нибудь сбудется. Даже когда поступил в театральный, весь первый курс не мог поверить, что получу диплом и стану актером!
— В семье вы первый человек, который связан с театром? Или все же знаете, кто передал вам актерский талант?
— Моя мама хорошо пела, и была очень артистичной, общительной женщиной. Ее все любили. Дом у нас был небольшой, но ее подруги собирались именно у нас. Приходили с детьми, оставались ночевать. А мама готовила огромную порцию пельменей на всех. Возможно, интерес к сцене от нее. Вообще, сложно сказать, потому что не знаю своей родословной.
Но отчетливо помню, что во втором классе на каком-то школьном празднике читал стихи. Вот один из них:
Папа-гриб залез на пень.
Из коры он сделал лейку.
И полил свою семейку,
Чтоб грибы скорей росли,
Вырастали из земли.
— Вот с этого стихотворения, наверное, и начался ваш путь в профессию! А если серьезно, когда только окончили театральное, какие планы строили?
— После получения диплома, меня и еще двух однокурсников пригласили в Русский театр имени А. С. Пушкина, в Майкоп. Куда мы, конечно, ехали с таким отношением: поработаем немного в маленьком городе, а потом в Москву! Но я в этом театре задержался на восемь с половиной лет. И не жалею. Что же касается планов — хотелось играть. Больше, лучше. Набираться опыта. О какой-то конкретной роли не думал, сыграть Гамлета не мечтал.
— А ведь вам пророчили…
— Да, говорил один известный режиссер.
— Но вам, насколько я знаю, очень нравится ваша роль Леопольда в детском спектакле!
— Потому что и в Леопольде можно найти то, чего в Гамлете не отыщешь. Я, правда, очень люблю этот спектакль, несмотря на то, что в театре он идет более 10 лет. Потому что молодею в нем — кажется, что все еще мальчишка! Потому что от детей исходит такое тепло, такая любовь… Они, как индикаторы, чувствуют, когда ты фальшивишь, когда ты добр, когда зол. Важно попадать в их настрой, любить их. Тогда во время спектакля происходят чудеса. Например, малыши встают на твою сторону и кричат: «Не ешь торт, мыши насыпали в него табаку!» А в конце спектакля, представляете, дарят нам шоколадки. Мы с артистами шутим, что отнимаем у детей сладкое.
«Актером кино быть не хочу»
— В Москву тогда почему не поехали?
— Немного смелости не хватило, да и бытовые проблемы возникли. В 2010 году приезжал друг из Москвы, он с киносъемками связан. Говорит: «Бросай все, поехали в столицу. Ты еще можешь сниматься в сериалах». Не поехал, конечно. Годы прошли. Настроение уже не то, чтобы все бросать. Да и ради чего? Ради роли в каком-нибудь плохом сериале? А дальше что делать?
Возможность почувствовать себя киноартистом у меня, кстати, была — снимался в сериале «Тебе решать» режиссера Игоря Муренко. Это оказалось интересно, но очень тяжело! То погоду ждали, чтобы сделать натуралистичные съемки, то делали по двадцать дублей одной картины… Где-то к третьему дню я сказал, что не хочу быть актером кино!
— Но и в театре ведь непросто. Однако не бросили…
— То, что я в этой профессии, здорово. Как говорил Армен Джигарханян: «Я счастливый человек — благодаря профессии мне иногда позволено спать до 12 часов дня». А если серьезно, театр — это некая защита: ты ступаешь на сцену, и все отходит на второй план.
— И нет никакого страха!
— В спектакле «Публике смотреть запрещается», в котором я играю драматурга, есть такие слова: «Каждый вечер мы отдаем себя на растерзание. Актер кричит: „Как я красив, как хорошо играю“. Драматург уверяет, что пишет прекрасные пьесы, режиссер — что ставит современные, авангардные постановки… А на самом деле каждый из нас корчится от ужаса». Вот я, весь перед вами, будто голый.
Наверное, наша профессия и правда подразумевает определенную смелость. Ведь если ты не будешь уверен в том, что делаешь, то и интереса у зрителя не вызовешь, не пробьешься к нему. Но у каждого актера есть волнение. Обязательно. Вот о себе могу сказать точно: каждый раз, начиная работать над новой ролью, мне кажется, что я ничего не умею. Потом репетиции расставляют все по своим местам. Конечно, если работаешь с грамотным режиссером. С тем, который тебя чувствует, ведет, доверяет, который грамотно расставляет акценты. Это счастье! Но таких мало.
— Так, с тем, что вы вкладываете в понятие «хороший режиссер» разобрались. А кто такой хороший актер?
— Это человек, который своим сердцем, своим талантом может создать такую атмосферу, что ты забываешь обо всем. Помню свои ощущения, когда в Москве смотрел спектакль «Дорогая Елена Сергеевна» Светланы Враговой. Играли в нем в основном начинающие актеры, роль учительницы исполняла прекрасная МХАТовская актриса Оксана Мысина. Я сидел в зале, и у меня сердце стучало где-то в горле. Настолько они были достоверны, так меня захватили.
Когда я не вижу различия между актером и героем, когда верю каждому слову, которое произносится от сердца — наверное, это для меня и есть хороший актер.
— Вы — Заслуженный артист России. Что это звание значит для вас?
— Это большая ответственность, которая заставляет работать с еще бОльшей отдачей.
— А ведь могли бы петь!
— Мог бы. Иногда в спектаклях приходится. Но для меня это всегда страх — вдруг не попаду в ноты?! У меня много друзей-певцов в Новосибирске, в Москве. На концерты хожу с удовольствием, но самому петь тяжело. Да, голос природа дала, но со слухом подкачала. А будь слух идеальным, возможно, мы бы с вами сейчас в другом театре разговаривали.
— Я вам уже столько вопросов задала… А вы сами о чем бы у себя спросили?
— Где я истинный, настоящий? В какой момент не прикрываюсь персонажем, а являюсь собой? Какой я?
— Знаете ответ?
— Нет. Но, надеюсь, у меня есть время узнать.