БЕЗ ДИСТАНЦИИ: Анатолий Григорьев

Сегодняшний «Старый дом» невозможно представить без Анатолия Григорьева — артиста, непостижимым науке образом сочетающего в себе совершенно мальчишеская уязвимость и бунтарский дух, заземленность и полную, летящую свободу, кипящее безумие и предельный самоконтроль, неприкрытую самоуверенность и острую рефлексию. Орест в трилогии по Еврипиду, Пер Гюнт из одноименной драмы Ибсена, первый типа Гамлет в «Социопате», чеховский Лопахин и, конечно, Лев Николаевич Мышкин в спектакле «Идиот».

До тридцати ты играешь просто как сумасшедший, рвёшь жилы, звучишь громко и в этом видишь задачу. К тридцати ты уже научаешься управлять этим своим инструментом. Выжимаешь из него и играешь на тех же оголенных нервах, но жилы уже не рвёшь, отчётливо понимаешь, что ты делаешь. Теперь хочется играть мелодию, звучать красиво. Пусть тот же панк-рок, но уже имея цель.

Мы в «Старом доме» привыкли к экспериментам. Мы на самом деле такая труппа — очень легко трансформируемся. У нас есть спектакли классические, а есть, например, постановки, где мы не произносим ни одного слова. Мы не то чтобы выпендриваемся. Нам действительно интересен такой театр. Мы любим сложные задачи. Должен же кто-то противостоять системе.

Раньше у меня были желания про пальмы у моря и «Оскар». Сейчас хочется просто хорошо делать свое дело — по-честному. Чтобы все шло своим чередом. Стать артистом, который мог бы предъявить что-то новое в своей игре. Ни для кого-то — для себя. Стать тем, кто в своей профессии понимает все ее составляющие. Вот это было бы достижение.

Боюсь что-то не сделать. Мне кажется, это страх уходящего времени: дни уйдут, а я не успею что-то прочитать, узнать, рассказать. Сыграть не успею.

Мне кажется, я родился таким — ещё ребёнком ощущал себя стариком. Не думаю, что это моя какая-то особенность, просто так сложилась жизнь, мир вокруг меня. Сами обстоятельства наталкивали на мысли.

Джим Моррисон говорит: «Хочу быть летящей кометой по небу». Вот и я хочу как-то расшевелить зрителей. Чтобы все смотрели на меня – кто-то боялся, кто-то восхищался, но никто не был бы равнодушен.

Представьте жизнь артиста: прошла репетиция, отыграл спектакль, идёшь домой, учишь текст, повторяешь его перед сном, под подушку положил и думаешь об этом. Потом ещё что-то приснится об этом обязательно. Моя жизнь — театр. И мне надо учиться от него отдыхать.

Смешивать театр и жизнь — опасная штука. Я часто такое практиковал, и всё это выплёскивалось со сцены в мою личную жизнь. Сейчас стараюсь этого не делать.

Обычно закрылся занавес и все – я вновь возвращаюсь в себя. Переживаешь тогда, когда что-то не получилось на сцене. Тогда я долго не нахожу себе места, пока не удается в следующем спектакле исправить ошибку.

Нужно производить мощное впечатление на зрителя, чтобы ему не было скучно, чтобы он был полностью на твоей стороне.

Чем больше у тебя новых героев, тем больше узнаёшь самого себя.

Из свободы рождается что-то действительно новое, незажатое, цельное, открытое. Когда ты ощущаешь себя свободным, и тело ведёт себя иначе, и в голове рождаются интересные мысли.

На что я готов ради роли? На многое, если это будет действительно нужно, если это будет работать и будет оправдано. Актеры порой сами не знают, на что они способны.

Волнуюсь ли сейчас перед выходом на сцену? Нельзя сказать, что нет. Это чувство никуда не делось, просто я научился его осаживать, контролировать.

Я не всегда считаюсь с эмоциями и чувствами других людей. Часто свои интересы ставлю выше интересов близких — ту же работу. Когда я занят профессией, я замыкаюсь в себе, и меня в этот момент никто не интересует, кто бы это ни был, даже родители. Я понимаю, что это плохо, получаю смс от мамы: что ты не пишешь, где ты пропал. Оказывается, прошло два дня, а я даже не вспомнил, что нужно написать домой…

Я склоняюсь к вере в Бога, который идёт с тобой рядышком, если ты с ним конечно, если ты за него, если ты боишься пойти против него, если ты любишь его, доверяешь ему. Он знает, что тебе на самом деле нужно.

Самое тяжелое в актерской профессии — понять, что главное в герое, персонаже. И как только ты это находишь, дальше уже герой сам тебе помогает и ведет тебя, как за руку. Просто берет и ведет с собой. И тогда начинается именно тот кайф, ради которого в принципе актеры и работают.

Я встречал молодых людей, которые говорят, что не ходят в театр, потому что там «скучно и медленно». Театр, как вино, нужно употреблять с наслаждением: медленно раскрывать его аромат, стараться услышать особые нотки, проникнуться атмосферой, понять, о чём речь.

Мне кажется, я очень благодарный зритель. Всегда подключаюсь к тому, что вижу. Принимаю условия игры — и смеюсь, и плачу. Правда: если что-то меня трогает, я плачу открыто, пусть не навзрыд, но слез сдержать не могу.