Premier
В ближайшее время премьеры не запланированы!
Борьба с воображением
03 december 2019Валерия Новокрещенова Блог фестиваля «BRUSFEST»
Драматург Алина Шклярская, представляющая на фестивале «BRUSFEST» спектакль «Пыль» новосибирского театра «Старый дом», рассказала о том, что документальный театр позволяет объёмнее смотреть на жизнь и о роли в нём драматурга.
Спектакль «Пыль» задумывался как проект о Новосибирске. Расскажите о его создании.
Нашей первоначальной идеей было сценическое воплощение метафоры «город-сад», которую описал в своём стихотворении Маяковский. Мы хотели выяснить, как сегодня живёт один из крупнейших административных центров, возникший благодаря советской урбанизации в начале XX века. Было интересно разобраться: что задумывалось, как это развивалось и что в итоге получилось. Мы с Михаилом Патласовым (режиссёром спектакля «Пыль» — прим. автора) составили список мест, которые считали необходимым посетить. Среди них значился Академгородок. В этом центре науки мы познакомились со многими учёными, чьи вербатимы и даже разработки позже вошли в спектакль. Потом мы посетили самый крупный в России крематорий — он производит впечатление музея смерти. Сам директор называет его «театром смерти».
Получается, первоначальный замысел сильно изменился? Концепция советского урбанизма трансформировалась в образ космической пыли?
В процессе работы для нас стало настоящим открытием, что в Новосибирске очень остро стоит вопрос пыли. По этой причине большинство зданий в городе строили серыми. Так мы вышли на проблему экологии. Недавно я стала смотреть афишу «Пыли» и задумалась над тем, как важно, что напротив имени актера стоит не имя его персонажа, а тема, которая в процессе работы над спектаклем показалась ему наиболее близкой. Жизнь города не стоит на месте, и актёр, отвечающий за свою тему, при подготовке к очередному спектаклю может что-то убирать или добавлять, поэтому «Пыль» от показа к показу меняется, а значит, всегда остаётся живым спектаклем.
Какова роль огромного шара, установленного над сценой и общающегося с артистами и зрителями?
Шар напоминает Землю. Он говорит электронным голосом, управляемым специальной литературной программой. Его образ подобен большому брату, присматривающему за нами. Во второй части спектакля, которую московские зрители не увидят, шар модерируерт действия зрителей, их общение между собой. Первая и вторая половины постановки сюжетно не связаны. Продолжение — это иммерсивный опыт после спектакля. Мы его называем вечеринкой для социофобов. Социофобия в данном случае шуточное понятие, так мы предлагаем зрителям не выйти из зоны комфорта, а войти в неё; стараемся сделать так, чтобы люди не боялись начать общаться друг с другом и отвечать на вопросы.
Это своего рода социальная терапия. Но ради чего? В сценарии задана цель, к которой зрители должны прийти?
Основная задача в том, чтобы люди начали выстраивать коммуникацию друг с другом и смогли высказаться. Важно, что вопросы не содержат прямой провокации. Они вполне серьезны и интересны каждому, на них так или иначе хочется ответить. В процессе такого общения зритель начинает помещать себя в определенную систему. Это мы и считаем главным — дать возможность человеку оценить себя в гендерной и социальной статистике, задуматься над тем, какое место он здесь занимает.
Какова роль драматурга в документальном театре и чем она отличается от работы в художественном?
Отчасти она больше похоже на роль журналиста. В документальном театре драматург — аккумулятор информации, он не придумывает сюжет, а ищет способы работы с источниками. Поэтому иногда хочется бороться с воображением. Я часто называю себя автором концепции, ведь драматургия спектакля окончательно складывается лишь к финалу работы. Творчество драматурга в документальном театре состоит в придумывании того, что можно включить в спектакль, кроме вербатимов, — здесь большое поле для экспериментов. Например, было бы интересно поработать с технологичным направлением, понять, как на нас влияют современные технологии и как они ежедневно нас меняют. Голосовые помощники и искусственный интеллект раньше не занимали столько места в бытовой повседневной жизни. Если прежде существовала история человечества, то сейчас есть и его виртуальная биография. Факты моей жизни сосуществуют с историей поиска моего браузера, и это неотъемлемая часть меня. Мы постоянно что-то о себе рассказываем, о нас узнают те или иные факты, но готов ли человек показать историю своего поиска в интернете? Следы, оставленные в сети, могут быть более уязвимы, чем нам кажется. Виртуальная биография одновременно и открыта, и более интимна. Интересно выявить их взаимовлияние и отрефлексировать этот опыт. Например, один из ученых в Новосибирске сравнил нейросети с детьми, которых нужно правильно и вовремя воспитывать.
Почему зрителю все интереснее слышать со сцены факты и документы, а не сюжетные перипетии вымысла?
Данные, статистика и факты способны структурировать окружающую реальность. Они помещают человека в определенную точку пространства, что иногда сложнее сделать, если оперировать к эмоциям. Факты позволяют зрителю чувствовать себя одним из, а не особенным, и это ощущение задает новый градус и в его жизненной ситуации. К тому же, выдуманное не всегда интересно, сегодня оно перестает быть актуальным. Но и проигрывание реальности способно стать общим местом, поэтому в спектакль нужно включать что-то кроме интервью прототипов.
Как вы определяете сверхзадачу документального театра?
Проекты, над которыми мы работаем с Мишей Патласовым, попадают в ранг социальных. Но я никогда не вношу в работу публицистические ноты, потому что чем больше начинаешь разбираться в теме, тем меньше хочется встать на одну из сторон. Позиция наблюдателя мне более симпатична, чем ура-высказывания о том, как должно быть. Когда мы делали проект «Неприкасаемые» (спектакль о бездомных людях — прим. автора), то не искали правых и виноватых — это было бы неверно. Нужно понимать, можем ли мы что-то изменить и нужны ли героям такие изменения. Я благодарна подобным проектам, потому что они учат меня объемнее смотреть на жизнь.
Фото: Яна Пирожкова
The article mentions:
perfomances: