«Дамское счастье»: был бы милый рядом
17 january 2011Татьяна Решке Вечерний Новосибирск, 08.04.08
Роман «Тереза Ракен. Дамское счастье» увидел свет в 1867 году, а впоследствии стал известен как «прообраз скандальных натуралистических проектов», принесших Золя мировую славу. Казалось бы, при чем тут натурализм, когда речь идет о материях столь тонких, как любовь, ненависть, ревность?.. Если вчитаться в авторское предисловие к книге, становится ясно: Эмиль Золя полагал, что люди — существа подневольные, что все поступки наиболее темпераментных индивидов диктуются окружающей средой, наследственностью, «голосом крови», «властью плоти» и т. д.
После публикации «Терезы Ракен» Эмиль Золя был ошеломлен количеством яростных отзывов, свалившихся на него, как снег на голову. На гребне мутной волны кривотолков Золя пережил своеобразный звездный час, написал отповедь критикам, а главное — создал инсценировку, которая имела успех в Неаполе, в Лондоне и оставила глубокий след в истории театра. Десятилетия спустя роман Золя был экранизирован, причем в фильмах разных лет снимались такие известные актеры, как Симона Синьоре, Алан Рикман, Кейт Уинслет.
Новосибирская премьера «Терезы Ракен» состоялась 21 марта. Судя по реакции публики, актерам-сибирякам вполне удалось воплотить на сцене темперамент классических персонажей. Тереза (Лариса Решетько) — молчаливая особа, скрывающая под напускной чопорностью взрывоопасную суть… Лоран (Владимир Борисов) — горе-художник, мужчина «с огромными руками», теряющий равновесие при одной мысли о том, что придется о ком-то заботиться, сообща мыкать нужду… Устами и поступками этих двух героев режиссер-постановщик Автандил Варсимашвили (лауреат Государственной премии Грузии) рассказал историю о том, как «тайное становится явным», как голос крови требует отмщения… Историю, которую безумно хочется назвать мистической, несмотря на то, что в ее основе лежит «научный роман» Золя.
Катастрофу, произошедшую в семействе Ракен, можно сравнить разве что с кораблекрушением. Не случайно символом трагедии становится утлая лодчонка, буквально по пятам преследующая героев. Та самая, в которой совершает свое последнее плавание незадачливый Камилл — отвергнутый муж Терезы и единственный сын мадам Ракен-старшей (Халида Иванова, народная артистка РФ). Кстати, Халиде Ивановой приходится играть в спектакле очень трудную, даже опасную роль. Опасную в том смысле, что можно легко увлечься, потерять чувство меры, устроить на сцене банальную слезовыжималку… Но Халида Иванова — тонкая, многоопытная актриса. И когда видишь ее «говорящие» глаза, веришь без лишних слов, по-настоящему.
Кроме главных действующих лиц, на сцене присутствует вполне «посторонний», не замешанный в деле персонаж — господин Мишо (Александр Сидоров), добродушный и симпатичный страж порядка, от которого с самого начала ждешь очень многого… Ждешь напрасно, так как роль полицейского сводится, в общем-то, к сочувственным излияниям, а окончательное исчезновение со сцены побуждает с досадой махнуть рукой: эх, неважно работает французская полиция, неважно, хотя, вроде бы, и старается… Будь на месте господина Мишо простой русский сыскарь Порфирий Петрович из «хрестоматийного Достоевского», не позволил бы он обвести себя вокруг пальца и непременно разоблачил бы преступную парочку.
Что же касается Камилла (Андрей Бутрин), он получился именно такой, как в романе: беспечный, смешливый, эгоистичный. Вот разве что «смех без причины« в некоторых сценах раздражал слегка, так как, судя по текстам-первоисточникам, законченным глупцом Камилл все-таки не был.
Перефразируя Раскольникова, каждый из героев пьесы наверняка мог бы сказать: «Я не мужа-недотепу убил, я себя убил». Постепенно, шаг за шагом, обольстительная женщина превращается в «ведьму», а ее возлюбленный — в «каторжника». А зритель привыкает к явлению мертвеца Камилла, который приходит вновь и вновь: для того, чтобы тихонько посмеяться, поглазеть на живых-здравствующих сквозь мутные стеклышки очков, утереть ладони о фату новоиспеченной невесты… Между прочим, в роли привидения Андрей Бутрин выглядел отменно — был жутковато-беззлобен, убедителен и навевал именно то самое впечатление, которого добивается любой нормальный призрак.
Нашел ли автор «Терезы Ракен» хоть какой-нибудь выход для своих заблудших героев? Вопрос спорный, тем более что трактовать финальную сцену можно по-разному. И все-таки актерам «Старого дома» удалось передать самые главные, самые живые черты «аналитического романа»: остроту, болезненную напряженность внутренней жизни человека… Человека, который и двести лет тому назад, и сегодня, и вовек тот же.
The article mentions:
perfomances: