Premier
В ближайшее время премьеры не запланированы!
Фарс какой-то
24 november 2021Мария Козлова, Алина Горбунова Место встречи. Сибирь
Алина: Маш, давай фантазировать. Что мог бы сказать режиссёр спектакля «Lё. Тартюф» Юрий Муравицкий, если бы мы всё-таки взяли у него интервью? Наверное, что-то вроде «цирк уехал, а клоуны остались» или «французский театр не приехал, а билеты уже проданы». Ну правда. Молодая труппа Театра на Таганке балансировала между фальшью и искренним смехом в зале.
А между тем, сама ситуация мольеровской пьесы вполне реальна (для его времени). Смешного мало. Кто-то с улицы втерся тебе в доверие, ты переписала на него всё состояние, а он ещё дополнительно и партнера твоего обхаживает. Но постановка вносит коррективы в выводы относительно произведения — негодяев создает общество, которое от них же и страдает.
Маша: Общество негодяев, может, и создаёт, но каждый сам ответственен за себя. Если ты настолько доверчив, что со спокойной душой впускаешь едва знакомого человека в свой дом и семью, а после и вовсе переписываешь на него всё имущество, то, наверное, проблема в тебе. Для меня это спектакль скорее о некой душевной слепоте, а не о негодяях. Тут же о доверии и доверчивости, о том, кто кому предан и кто кем был предан. Семья, главой которой в те времена всегда считался отец, была им же предана, а сам Оргон был предан Тартюфу и Тартюфом. Да даже Госпожа Пернель, мать Оргона, больше верила не своему сыну и его семье, а все тому же мерзавцу. Тартюф однозначно знал, кого надо очаровать.
Алина: Маш, давай фантазировать. Что мог бы сказать режиссёр спектакля «Lё. Тартюф» Юрий Муравицкий, если бы мы всё-таки взяли у него интервью? Наверное, что-то вроде «цирк уехал, а клоуны остались» или «французский театр не приехал, а билеты уже проданы». Ну правда. Молодая труппа Театра на Таганке балансировала между фальшью и искренним смехом в зале.
А между тем, сама ситуация мольеровской пьесы вполне реальна (для его времени). Смешного мало. Кто-то с улицы втерся тебе в доверие, ты переписала на него всё состояние, а он ещё дополнительно и партнера твоего обхаживает. Но постановка вносит коррективы в выводы относительно произведения — негодяев создает общество, которое от них же и страдает.
Маша: Общество негодяев, может, и создаёт, но каждый сам ответственен за себя. Если ты настолько доверчив, что со спокойной душой впускаешь едва знакомого человека в свой дом и семью, а после и вовсе переписываешь на него всё имущество, то, наверное, проблема в тебе. Для меня это спектакль скорее о некой душевной слепоте, а не о негодяях. Тут же о доверии и доверчивости, о том, кто кому предан и кто кем был предан. Семья, главой которой в те времена всегда считался отец, была им же предана, а сам Оргон был предан Тартюфу и Тартюфом. Да даже Госпожа Пернель, мать Оргона, больше верила не своему сыну и его семье, а все тому же мерзавцу. Тартюф однозначно знал, кого надо очаровать.
Маша: А ты заметила как это раскрывается и в образах героев? Ещё в начале вся семья Оргона одета с иголочки, на руках дорогие браслеты и кольца, они пьют вино и смеются. Тартюф (в первый раз) же выходит на сцену в одном нижнем белье, которое и то не сразу замечаешь из-за гитары. Он перед нами обнажен, просто такой, как есть. Но потом всё меняется. На голове обманщика появляется корона, а на нём самом одежда, пока остальные постепенно обнажаются, оставаясь лишь обернутыми в поролон. У них же даже тела не настоящие, всё с подкладом. А у Тартюфа ничего, он настоящий от и до. Обдирает семью по нитке, зато честно.
Алина: Самообман доходит до такой степени, что даже лица у актеров не настоящие: Тартюф — Джокер, Судебный пристав — Морячок из Деревни дураков, Мариана — грустный Пьеро. Все действуют, исходя из закрепленных образов. Мариана — кукольная, безынициативная девочка, Тартюф — сумасшедший, шокирующий своими выходками всех присутствующих: и персонажей, и зрителей. Морячок… Морячок-дембель с низким голосом, который дает пинок героям через дыры в стенах.
Маша: «Тартюф» Юрия Муравицкого — это вообще комедия дель-арте, а она построена на масках. У нас в последнее время в театре все больше и больше появляется тенденция к возвращению к французским истокам. Как-то в своём интервью режиссёр говорил, что хочет реабилитировать жанр комедии в российском театре. А комедия — это что? Это пошлость, гиперэмоциональность, ситуационный смех, и тут всё есть.
Алина: И это всё действительно поднимает настроение. Даже в полной тишине хихикать было не стыдно, наоборот — так ситуация становилась только комичнее. Мольер создавал пьесу про врунишку-святошу. В современной России религиозная тема — огромное т̶а̶б̶у̶и̶р̶о̶в̶а̶н̶н̶о̶е̶ непаханое поле для творчества. Особенно в театре. Особенно на большой сцене. Особенно в Москве. Концовка первого акта с ангелами в масках из секс-шопа, с плетками и неоновым крестом в руках Тартюфа — пик иронии что спектакля, что русского народа над собой. Юмор в руках Муравицкого впитывает такой объем посторонних предметов и явлений, что становится истинно русским.
Собрать грехи всех поколений, склеить классическим текстом и абсурдными шутками, отвечающими культурной повестке нашего времени — действенный рецепт современного театра. А грехов достаточно: слепое подражание культуре, обман ближнего, вечный конфликт бедных и богатых и так далее. Перечислять могу бесконечно.
Маша: Всё это рафинированное до боли в зубах, все цвета сладостно-яркие. Только Тартюф — единственное чёрное пятно во всём карнавале. А сцена, искажающая пространство, делает всех героев необычайно огромными, словно они не люди, а гиганты. Даже конечности у них какие-то непропорциональные, потому что если каблуки, то огромные, если руки, то подклад в плечи и они уже болезненно длинные. И всё в окружении белоснежных бумажных стен, которые окрашиваются разными цветами в зависимости от происходящего. Всё это слишком, но это слишком настолько органично, что ты и не замечаешь излишек.
Алина: Мы чуть не забыли поговорить про одну из важнейших особенностей спектакля — музыку. Вспомни, как мы напевали мотивы, выходя на антракты. Здесь обошлось без обмана и поддельных французов. Над музыкальным сопровождением работал французский композитор Луи Лебе. Мало того, что это звучит так же бодро, как и странно (под стать спектаклю), так всё исполняется на сцене музыкантами-актерами. Или просто актерами. Довольно занимательно наблюдать за Оргоном, отбивающим ритм по барабану. Честно? Пересмотрела трейлер спектакля несколько раз уже после показа, чтобы еще раз услышать музыку.
Маша: Да, музыка — чистый восторг, особенно на том моменте с крестом и плетками. Но ты чувствовала как постепенно комедия превращалась в трагедию? Цвет пропадает, семья Оргона обнажается, даже само пространство разрушается. Если бы спектакль был простой стеной, то все происходящее было бы похоже на отпадание штукатурки с неё. И вся эта рафинированность исчезает, наступает катарсис. Про такое говорят «начали за здравие, закончили за упокой». Только концовка у спектакля восхитительная. Но обойдемся без спойлеров.
Фото: Вадим Балакин