ЛИРИЧЕСКОЙ комедией с ванильно-клубничным названием «Она вас нежно целует» закрыл 79-й театральный сезон новосибирский «Старый дом». Не обремененную двойным дном пьесу главного enfant terrible французской литературы XX века — Франсуазы Саган — поставил штатный режиссер театра Тимур Насиров, под чьим предводительством и прошел нынешний репертуарный год. Сезон вышел удачным, фестивальным и даже трендовым, а спектакль — чуть монотонным, но вполне смотрибельным. Точное распределение ролей, ненавязчивая режиссура и легкий привкус запретных связей наверняка порадуют женскую аудиторию, которой в следующем сезоне регулярно придется выводить в свет мужей, подруг и себя любимую. 

 

   Франсуаза Саган — французская дива всемирной женской литературы, точнее, самого популярного и противоречивого ее ответвления, в которой несмертельная доза интеллекта сочетается с реальным жизненным опытом, легкость слога вальсирует с мастерством, а интимные внутренние переживания добрососедствуют с демонстративным вызовом обществу. В середине прошлого столетия, когда эксцентричная дочь богатого промышленника и светской львицы явила отечеству свое художественное дарование, а вместе с ним и отчаянную неудовлетворенность окружающим миром, эта гремучая смесь изящно поданных полузапретных тем только начала свое триумфальное шествие по миру и своей новизной и инаковостью снискала завидный успех. Франсуазу Саган издавали миллионными тиражами, печатали, допечатывали и переводили так далеко и так скоро, что вскоре даже в далекой Сибири не осталось мало-мальски культурной барышни, которая бы не могла измерить примерную долю солнца в холодной воде. Cегодня за Франсуазой Саган числится порядка сорока опубликованных произведений (невесть сколько опусов покоится в разбросанных по городам, приятелям и весям архивах, порядок в которых тщетно пытается навести обремененный многомиллионным налоговым долгом своей матушки перед государством сын писательницы — фотограф Дени Уэстхофф). Десять из них предназначены для сцены. Все без исключения увидели свет рампы, пользовались значительным успехом во Франции, но так и не прижились на российской сцене. Причин тому можно найти предостаточно. Одни уверяют, что драматургия Саган значительно уступает ее прозе и не идет ни в какое сравнение с притягательностью ее собственной персоны, воплотившей в себе «весь шик радикальной развязно-барственной джинсовой молодежи 1950-х»: сплошные скандалы, интриги, расследования. Первые страницы таблоидов и миллионные гонорары. Сексуальная всеядность, кокаин и разборки с полицией. Неизменные Gaulois под чашечку кофе, беседы с Сартром и обеды с Генри Миллером и Хемингуэем. Алкоголь, азартные игры и салки-пряталки со смертью. Дружба с президентом, странные замужества и даже нефтяная афера. Продолжать можно бесконечно, но в пьесах, при очевидном кровном родстве героинь с автором, этого нет. 

   Другие полагают, что виной сценической непопулярности Саган в России стали откровенно плохие переводы, за которыми теряются особое обаяние, неиссякаемое остроумие и изящный слог знаменитой француженки. Третьи справедливо замечают, что в России пруд пруди некачественной переводной драматургии (на фоне которой русскоязычные пьесы Саган, между прочим, смотрятся чуть ли не шедевром переводческой мысли), и это тонкое обстоятельство совершенно не мешает режиссерам заполонять эрзац-продуктом все репертуарные и антрепризные сцены страны. Не говоря уже о возможном заказе свежего перевода, что в XXI веке практикуется довольно регулярно, и не только столичными гигантами. Просто пьесы Саган не совпадали и не совпадают с чаяниями наших зрителей и постановщиков. Для времен развитого социализма в ее слишком женской, по-западному откровенной, будто скользящей по поверхности драматургии отсутствовали востребованные пуды психологизма, социальный пафос или советского разлива протест. Бунт Саган против «неподлинного существования» не в счет: что нам тамошнее неподлинное существование, когда нам тутошних катаклизмов с большим братом хватало?! По меркам же «нашей Раши», Саган бесповоротно отстала от жизни. Пришить ее к тому или иному театральному ведомству, как ни крути, не получается — ни в эксперимент, ни в мейнстрим, ни в неоклассику. После шоковой терапии Эльфриды Елинек и иже с ней дерзость и откровенность Саган воспринимаются милейшим детским лепетом, а на буржуазный театр французская драматургесса не тянет. 

 

   Так что разобрать, какой ветер нашептал в ухо Тимуру Насирову необходимость поставить на сцене «Старого дома» в 2013 году Франсуазу Саган, почти невозможно. Кажется, будто конкретной творческой мотивации в этом выборе не было вовсе: поставил и поставил. Да и Бог с ней, с мотивацией. Предваряя премьеру, господин Насиров утверждал, что жаждет в своей интерпретации Саган отказаться от режиссерского театра и сосредоточить зрителя исключительно на «голой» актерской игре и перипетиях пьесы. Я, дескать, все по местам расставлю и спрячусь, а вы, ребята, потрудитесь внимательно проследить за тем, как подкрепленная нелегитимной вспышкой гормонов лав-стори превращается на нашей сцене в почти-детектив и как потом этот псевдо-рulp fiction резюмируется философично-сентиментальной и все примиряющей кодой? Показательно в этом подходе одно — фига концептуальному театру, лукаво припрятанная постановщиком в кармане, пьесе Франсуазе Саган удивительно подошла. Смотришь спектакль и вроде бы даже понимаешь, что только таким сочетанием внятного текста, безликой сценографии (очередное творение петербуржца Никиты Сазонова, обожающего многозначительно захламлять сцену чемоданами, сундуками и кошелками) и ненавязчивой режиссуры и можно было здесь и сейчас реанимировать драматургию почившей в бозе литературной дивы.