Завтра в театре «Старый дом» — третий по счету премьерный спектакль по роману американского писателя Хораса Маккоя «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?», в основе которого история времен Великой депрессии о многодневном танцевальном марафоне, чрезвычайно напоминающем по сверхидее современные реалити-шоу, а в целом — нынешнюю супергонку за «большой приз» в обществе потребления. Зрители первых двух просмотров — конечно же, в основном молодежь — уже бурно делятся впечатлениями в соцсетях, в большинстве своем приходя к мнению, что спектакль волнует, будоражит душу, заставляя задуматься о жизненных ценностях, истинных и ложных. Поставила спектакль новый главный режиссер театра Галина ПЬЯНОВА, назначенная на эту должность в начавшемся сезоне. Встретились мы накануне премьеры, в перерыве финальных репетиций.

 

Самое интересное время

— Галина, дни перед выходом спектакля — это какое-то особое время в театре?

 

— Конечно. И самое интересное, независимо от жанра спектакля, степени его готовности. С одной стороны, это время волнений, переживаний, и с другой — такой интенсивности и наполненности материалом, что уже наконец хочется увидеть, как это будет. У нас все службы приходят сейчас посмотреть, что мы делаем, и ты слышишь первые отражения, и они иногда не совпадают с твоими предощущениями... Ну, и еще: мы столько пережили вместе, в том числе с героями, — любовь, разочарования, утраты, что, наверное, это уже защита какая-то: в последнее время мы все очень много шутим, смеемся. Смех на площадке взрывается ежеминутно! Кто заглянет — подумает, что мы очень веселый спектакль делаем. А это не так…

 

— Говоря об артистах, легко можно применить такую формулировку: «Счастливый актер вышел на поклоны». А вот в вашей профессии какие моменты можно назвать счастливыми? Их можно зафиксировать, они вообще есть?

 

— Есть. И я стремлюсь к фиксированию этого счастья. Попробую объяснить. Я не люблю постановочный театр, когда приходит режиссер и говорит артистам: «Делайте так и так». Я не очень люблю его смотреть, хотя бывают исключительные режиссеры, постановочные группы. Но мне всегда кажется, что это холодное искусство. Это мой субъективный взгляд. Можно со мной спорить и говорить много всего.

 

Для меня идеален совместный созидательный труд, когда мы всё рождаем в момент репетиции. Ведь ради чего мы не пошли работать докторами, мы не пошли строить дома и так далее, а пошли в театр? Ради творческого процесса. И идеально, когда ты окунаешься в него, когда не только твоя воля, а когда вдруг и твоя воля, и чья-то идея, и чей-то талант взаимодействуют. Это не просто чудесный момент, это чудо… Вот прямо на глазах у всех рождается чудо. Такие моменты бывают. Они были в моей практике, и были удивительные спектакли, когда ты уже думаешь: а это, наверное, и не ты, и не артист, это уже какая-то общая энергия дается нам. Хорошо, что в современном театре появилось и отделилось такое понятие, как лаборатория. И в ней позволительно существовать так.

 

Но поскольку искусство наше коллективное и рождения спектакля можно ждать, ну, не знаю, пять лет или сколько, то тут нужен режиссер. И тогда я иногда говорю: «Делайте, я сказала! Делайте и все, не думайте».

 

Профессия — режиссер

— Ваши университеты? И кого бы вы назвали учителем?

 

— На заре своей театральной биографии я училась в Алма-Атинском театральном училище. Поработала как актриса, потом училась режиссуре в Петербурге. Но перевернул все мои представления о театре Маркус Цонер — актер, режиссер, театральный педагог, у него в швейцарской школе я прошла большой курс методики импровизации, профессиональной актерской импровизации, создания спектаклей, создания историй, драматургии — именно вот такой режиссуры. Я бы хотела еще об одном человеке сказать. Его уже нет в живых. Это Марк Вайль — художественный руководитель ташкентского театра «Ильхом», кстати, ученик Товстоногова. Это один из лучших театров Центральной Азии. В течение двух лет я у него стажировалась. Был удивительный курс, все были уже состоявшиеся режиссеры. На тот момент в лаборатории, по-моему, я была одна женщина, и сначала воспринималась очень категорично мужской группой. И помню, как Марк сказал: «Тут нет мужчин и женщин, это просто профессия — режиссер». А если говорить о влияниях, то их много и все разные — от петербуржца Григория Дитятковского до Ларса фон Триера, которого я вначале не воспринимала, хотя он сам весь под влиянием Тарковского.

 

— Но притом что это просто профессия, режиссура для женщины и лично для вас — это что?

 

— Мне это нравится. Я просто очень люблю фантазировать, ужасно люблю фантазировать. И мне очень приятно, что пока (тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить перед премьерой) я всегда нахожу людей в единомыслии, которые заражаются какими-то идеями, фантазиями, и мы потом фантазируем вместе, и все это воплощается. Знаете, каждый раз, когда смотришь спектакль, который ты сделал, меня удивляет мысль: «Надо же, еще три месяца назад это было только в голове, а теперь уже смотрят люди». Вот это мне нравится и очень держит в профессии. А вообще, конечно же, режиссура — это вопрос очень большой ответственности. И ты ответствен перед всеми...

 

— И на сцене, и в зале...

 

— Абсолютно. Начиная с артистов — за их душу, за их психику и за то, что они выходят перед зрителем. Ты отвечаешь за зрителя, потому что даешь определенный посыл в зал: возможно, ты им что-то позволишь, а люди воспримут буквально, выйдут и что-то не то сделают. Это очень ответственно. Ответственность, конечно, прерогатива мужчин. И тут соперничать с мужчинами не нужно ни в коем случае. Можно сломаться. Поэтому я сама себе говорю: «Спасай себя чувством и душой, существом, интуицией». Когда вокруг меня мужская команда и начинается спор, я перестаю спорить. Я просто закрываю рот, потому что знаю: у них это хорошо, а у меня — функция. Я прислушиваюсь, что сейчас чувствует моя душа. И тогда я говорю: «Ребята, будем делать так».

 

— А «главное режиссерство» на вас свалилось или как-то постепенно пришло, ведь вы уже ставили в «Старом доме» спектакль «В поисках радости»?

 

— Не свалилось. И хорошо, что пришло, потому что пора взрослеть. Это тоже школа. Я отношусь к этому как к школе: пора проверять другие грани, уровни и так далее. Пора учиться быть взрослой, а не только летать и парить.

 

Импровизация номер один

— Переезд в Новосибирск — это такая мощная импровизация в вашей жизни?

— Мощная и одна из самых, наверное, рискованных. Вы точно сказали — импровизация, потому что со мной переехала вся семья. Мама — пожилой человек. Я ее вырвала из привычной среды, и она у меня в этом потоке импровизации существует. И я думаю: «Не в маму ли я?» Она меня сильно поддерживает: «Ничего, ничего, посмотрим». И здорово помогает.

— Галина, я, например, знала маму-театроведа, которая признавалась: «Боже мой, я глажу белье и рассказываю ребенку про линию черта в романе «Братья Карамазовы». А вашим детям что-то от маминой профессии «прилетает», или только перегрузки?

— Ой, конечно, прилетает. Своей дочке, она более взрослая, ей 12 лет, я пересказываю репетиции. Обычно, если она меня видит в состоянии, близком к ужасному, она говорит: «И что у тебя случилось?» Я начинаю рассказывать, рассказываю все это в ролях, в показах. Я-то реабилитируюсь в это время и могу только догадываться, как воспринимает мой ребенок эти рассказы, но иногда она дает советы. И я прислушиваюсь. Потому что однажды (этому предшествовала целая история) моя дочь сказала: «Что ты все ставишь и ставишь? Вот надо поставить «Записки сумасшедшего». Так на сцене «АРТиШОКа» появился моноспектакль по Гоголю. А вчера я пришла и увидела — вместо каких-то тинейджерских плакатов в комнате висит портрет Бродского. Я говорю: «Почему Бродский?» Оказывается, это был такой протест против того, что я сейчас мало бываю дома. Так вот, я спрашиваю: «Почему у нас Бродский?» она отвечает: «Потому что — «не выходи из комнаты». У Бродского есть такое стихотворение «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку»… Ну, и спектакль по Бродскому у нас был.

— Большая конкуренция и разнообразие новосибирских театров — как это на вас действует, не пугает?

— Это тоже один из мотивов, из-за которых я переехала в Новосибирск. «АРТиШОК» — уникальный и очень популярный театр, действительно некий культурный центр Алма-Аты. В нем проходит масса концертов, выставок и так далее. За прошлый год я поставила там три спектакля, и пришло ощущение (я плохо сейчас скажу!), что зашла в какой-то тупик: уже можно просто выйти на сцену — и тебя уже любят. Меня это стало пугать… И я поехала в сложный город. На самом деле очень сложный.

— Во-первых, холодно…

— Действительно, я южный человек и не привыкла ходить зимой в шапке. Но дело и в том, что сибиряки совершенно другие. Южане более открытые, веселые (потому что, видимо, тепло), что означает быстрый контакт со зрителем… В Сибири поначалу мне казалось, что люди мрачные. Теперь понимаю: они просто более закрытые, погруженные в какие-то свои процессы, проблемы… И, конечно же, здесь, в Новосибирске, много сильных театров и режиссеров. И вот тут, пожалуйста, — будь!