Premier
В ближайшее время премьеры не запланированы!
ГОТОВЫ ЛИ МЫ К СОВМЕСТНЫМ ПЕРЕЖИВАНИЯМ?
08 february 2016Елена Макеенко Петербургский театральный журнал
«Готовы ли мы к совместным переживаниям?» — вопрос повисает над сценой в полной тишине. На сцену медленно выходят строем молодые люди в нижнем белье телесного цвета. Сначала мужчины, потом женщины. Строятся в две шеренги. «Если мы готовы — хорошо. Если нет — готовность придет в свое время». Люди на сцене подходят к вороху одежды и торопливо облачаются в брюки, полосатые сорочки, невзрачные платья, пальто и шинели, шапки и платки, принимая вид усредненной советской уличной толпы.
«Программа совместных переживаний» — перформанс Максима Диденко по одноименным карточкам Льва Рубинштейна. Как рассказывает сам Диденко, проект этот родился случайно, а виноват, как всегда, фейсбук. Режиссер начал следить за поэтом в социальной сети и задумался, не сделать ли что-нибудь с его текстами. В это время новосибирский «Старый дом» предложил Диденко провести мастер-класс для актеров. Результатом последующей работы стали 40 минут совместных переживаний, синтез концептуальной поэзии и физического театра. Сейчас в «Старом доме» говорят, что это эскиз будущего спектакля, который должен появиться к концу года.
Пока 36 карточек Рубинштейна всплывают на экране, артисты на сцене толкаются и падают, перекатываются, сцепившись руками и ногами, ложатся лицом в пол, перебрасываются настоящими снежками, пляшут под аккордеон. Физическое действие внизу и интеллектуальная рефлексия вверху — вертикаль, которая выстраивается только перед зрителем. Текст и действие как будто случайно соединяются пространством, временем и глазами смотрящего. Иллюстрировать «самофиксацию каждого в контексте данного момента» невозможно, и зрители вынуждены напряженно соотносить буквы с движениями и все вместе — с собой.
«Программа совместных переживаний» — не просто текст, а, по сути, игра. В «каноническом варианте» эти карточки передаются из рук в руки в камерном пространстве, в компании человек тридцати. Каждый участник прочитывают карточку про себя и передает ее соседу. Так чтение оказывается одновременно совместным и индивидуальным, реакция тоже идет по цепочке, а единственным наблюдателем становится автор, который непременно присутствует здесь же. В «Старом доме», как и всегда во время чтения этих карточек, смех проходит по рядам на фразе «Автор среди нас». Лев Рубинштейн сидит в четвертом ряду. Но на сцене появляется другая «фигура автора» — большой парадный портрет Сталина, который на протяжении почти всего перформанса остается в центре. Его держит то один, то другой актер, достраивая своим телом бюст вождя, салютуя, прикладывая палец к нарисованным губам.
По ходу спектакля кажется, что текст Рубинштейна, принципиально открытый для любой интерпретации, на сцене неизбежно прогибается под режиссера. Непрямая, ассоциативная связь действия с его текстовым импульсом сгущается вокруг портрета. Появление образа Сталина, который, казалось бы, исключен и самой поэтикой Рубинштейна, и временем, когда карточки были написаны, закономерно у Диденко. Основной исторический интерес режиссера — 1920–1930-е годы, бурное время становления советской власти. Среди авторов, на чьих произведениях Диденко строит свои постановки, — Бабель, Хармс, Маяковский, Пантелеев. С исторической точки зрения Рубинштейн — поэт 80-х, 90-х, 2000-х — находится на другом полюсе. Но именно в сближении полюсов и состоит весь фокус. «Данный момент», несмотря на сценические приметы времени, — одновременно и далекие 30-е, и сегодняшний день. «Объединим-ка усилия для наиболее точного обозначения данного момента» — и излюбленный режиссером момент рождения тоталитарной системы окажется вполне удачным сравнением. Дурную историческую бесконечность проиллюстрирует игра в «ручеек», который все ускоряется, но остается на месте, и в беге которого отчетливо слышен марш. От слов «Внимание! Уходя из дома, ведь предполагаешь вернуться» станет не по себе.
В финале на сцене лежит ровный ряд голых тел, портрет стоит в изголовье, а актриса Лариса Чернобаева, которая выходит из зала, читает издевательский текст, составленный из типичных ура-патриотических фраз нашего времени. Сатирический заряд долетает не до всех. На обсуждении, которое начинается через десять минут после спектакля, одна из зрительниц произносит: «Я фигуру Сталина не рефлексирую — я страну свою люблю!» И в очередной «данный момент» становится ясно, как велика разница между совместным переживанием и общим.
После этого можно подумать, что Диденко, который не стесняется действовать «в лоб», не рассчитал удара — сделал слишком сильный акцент на пресловутом портрете. Смыслы, очевидные в общем фейсбучном дискурсе поэта и режиссера, вовсе проходят мимо неосведомленной части зрителей. Но в каком-то окончательном, главном смысле индивидуальность интерпретации торжествует даже над теми, кто увидел на сцене счастье советского коллективизма. Рубинштейн начинает и выигрывает.
The article mentions:
perfomances: