Premier
В ближайшее время премьеры не запланированы!
Мамаша Кураж — и Теркин в юбке, и Медея
16 june 2015Юрий ТАТАРЕНКО Новая Сибирь
НОВОСИБИРСКОЙ публике 29 и 30 мая была представлена премьера спектакля по знаменитой пьесе Бертольда Брехта «Мамаша Кураж и ее дети». Молодой казанский режиссер Туфан Имамутдинов сумел увлечь «стародомовскую» труппу экстравагантностью трактовки трагического повествования о немецкой маркитантке, ставшего классикой мировой драматургии. По мнению режиссера спектакля, всю глубину трагедии сегодня можно передать только через гротеск. «Отечественный телеэфир перенасыщен сюжетами, рассказывающими о кошмарах повседневности. Тягаться по силе воздействия на зрителя с телевизионной картинкой бессмысленно. Поэтому в качестве постановочного решения я выбрал цирковую стилистику, диктующую специфический способ актерского существования, — рассказывает Туфан Имамутдинов. — Брехт, рассматривающий в своих пьесах исключительно критические ситуации, ставит своих героев перед выбором. Что для Мамаши Кураж главнее: практицизм — или общечеловеческие ценности? Пусть это решит зритель. Мне кажется, Брехт писал о том, что можно выжить благодаря хитрости и изворотливости, но нельзя всю жизнь прожить циником. Меня привлекло еще одно открытие немецкого драматурга: в этой пьесе женщина — катализатор войны!»
Жизнь в петле
Исполнительнице заглавной роли, народной артистке РФ Халиде Ивановой удалось сыграть и беспардонную торговку, и бездомную мать. Тема тотального цинизма в зарабатывании на войне тщательно разработана актрисой. Мамаша Кураж не оплакивает своих погибших детей. Ее соло в зонге «Роем вместо нор себе могилы! Не все ль равно, чем торговать — свинцом иль сыром?» превращает музыкальную сцену в шабаш отчаяния. Психофизическая партитура роли исполнена Ивановой безупречна. Мамаша Кураж, появившись на публике в клоунском колпачке на голове, сыплет шутками-прибаутками а-ля Василий Теркин, вокруг нее всем весело: «Найдется ли такой дурак — гореть в геенне огненной натощак!» Война и мир слились в балаган — и опустить занавес никто не просит. А вот уже Мамаша Кураж — мародер, что разувает-раздевает беспомощных раненых. И вновь никого не жалко: мы уже знаем, что это за вояки — сброд, вооруженный железными кружками и полуразбитыми музыкальными инструментами, в чьем кругу вершиной карьеры считается картонная висюлька на груди. Временное перемирие становится эпохой упущенной выгоды.
НО чем тогда жить? И Мамаша, привыкшая рассчитывать только на себя, отправляет дочь за товаром про запас: «Ни на что на свете нельзя полагаться, даже на смену времен года!» Дочь едва не погибла, но маховик наживы уже не остановить. И в который раз на сцене истекает не клюквенный сок, но бесстыдно алая краска. Мать, не сумевшая защитить своих детей от смерти, по сути, становится их убийцей, Медеей. Однако Кураж понимает: слезами горю не поможешь, надо тянуть свой воз дальше. И вновь на Мамаше веревка, заканчивающаяся петлей, — натуральная удавка. Новый набор добровольцев закончен. «Возьмите меня с собой!» — умоляет Мамаша военных. Фраза звучит как последнее слово подсудимой. На протяжении всего спектакля художник Екатерина Галактионова прячет внутренний мир Кураж и членов ее семьи в фургоне. На сцене — железный занавес закатного цвета. Ясно прочитывается: душа главной героини — закрытая территория, а закат становится символом обреченности, приведшей к неизбежному кровавому финалу.
На арене военных действий
Вообще, в спектакле «Старого дома» немало удачных актерских работ. Уверенно придерживается фарсовой основы «Мамаши Кураж» Василий Байтенгер, в нескольких эпизодических ролях проДЕМОНстрировавший поразительное разнообразие голосовой палитры. Ольга Кандазис блистательно сыграла опустившуюся полковую шлюху. Про таких говорят: страшнее смерти. Героиня Кандазис живет в узком железном ящике-гробу. Заживо похоронившая себя, интересуется только водкой. Актрисе удались тембральные переклички с ролью сумасшедшей старухи-алкоголички из спектакля «Калека с острова Инишмаан», придавшие брехтовской Иветте трагикомический колорит. С труднейшей задачей сыграть картонную фигуру сожителя Мамаши Кураж превосходно справился Александр Сидоров. Его Пастор отдает себе отчет в том, что молитвы на этой войне не помогают. Никому. Поэтому он просто живет — точнее, старается выжить во время бесконечной военной кампании. Сидоровский Пастор — несъедобный овощ. Толк в еде понимает Повар, также преуспевший и в кражах. Его кольчуга из серебряных и мельхиоровых ложек недвусмысленно сообщает: мой владелец — тот еще гусь. И все ему как с гуся вода. Образ бессмертного прохиндея прекрасно воплотил Андрей Сенько. Непутевых детей Мамаши Кураж (Элифа, Швейцеркаса и Катрин) сыграли Виталий Саянок, Анатолий Григорьев и Анастасия Панина.
Роль немой Катрин, наряду с Кураж, входит в число труднейших в мировом репертуаре. Один из штрихов непростой судьбы Катрин — ребенком ее изнасиловали, отчего девочка потеряла способность говорить. Погибает немая геройски. Взяв руки барабан, Катрин ценой собственной жизни предупреждает горожан о внезапном нападении неприятеля. И прожившую тусклую жизнь скитающейся калеки девушку хоронят под салют. Над ее телом впервые в спектакле сняты парики и колпачки.
Феноменально сыграла немую в «Рассказах Шукшина» Чулпан Хаматова. Паниной пока трудно достичь подобной силы внутренней экспрессии. Есть и технические недоработки в психофизике. К примеру, указывая родным на виновника похищения брата, в мычании Паниной явно проступают слоги: «Фельд-фе-бель». Но с детства немым незнаком лексический ряд, об этом свидетельствует и недавняя громкая кинопремьера «Племени».
Музыка их связала
Безусловным украшением спектакля стали музыкальные номера. 11 зонгов, что звучат эпиграфами к каждому эпизоду, исполняют Сергей Дроздов и Тимофей Мамлин, лихо подыгрывающие себе на флейте и гавайской гитаре. Таким образом, в этом представлении нам явлен дуэт шпрехшталмейстеров. Внешним рисунком ролей людей-рупоров Дроздов и Мамлин напоминают Даля и Золотухина. При этом портретное сходство со знаменитостями весьма условно: на забеленных лицах стародомовцев выделяются только шаржированные усы и брови. В дуэте Фельдфебелей на ходулях (оцените находку: налицо и пристройка сверху, и в то же время шаткость положения) первую скрипку играет Мамлин, купающийся в иезуитстве своего персонажа. Также отметим, что Тимофей, удачно переработавший брехтовские ремарки, дебютировал в роли автора стихов для зонгов. Несколько раз к двум «летописцам» истории про Мамашу Кураж присоединяется цирковой оркестр: аккордеон, туба, корнет, банджо, барабан, трещотка. Гармонический строй задает гитара Анатолия Григорьева, а взрыв эмоций отчетливо слышен в соло на духовых в исполнении Александра Сидорова. Музыкальным руководителем спектакля Станиславом Пастуховым проделана серьезная работа. «Актер, взявший в руки гитару, не превращается в музыканта. Он продолжает оставаться актером! — рассказывает Станислав Геннадьевич. — Нам не под силу добиться звучания симфонического оркестра. Главное совсем другое: ребята не только освоились в своих музыкальных партиях, но и научились слышать друг друга!» Новосибирская постановка по Брехту — калейдоскоп цирковых аттракционов: тут и акробатика, и танцы на ходулях, и точная стрельба вслепую, и множество фокусов. Как оказалось, «стародомовские» артисты могут освобождаться от веревочных узлов, мгновенно исчезать и появляться на сцене, прокалывать себя шпагами... В то же время спектаклю ощутимо не хватает искрометности. Но этот недочет — из числа тех, с какими театр справляется очень быстро: актерам достаточно услышать первые аплодисменты, и действие тут же обретает точный темпоритмический рисунок.
The article mentions:
perfomances: