Мысль неизреченная: «Я здесь» Максима Диденко по текстам Льва Рубинштейна

Лев Рубинштейн много лет работал в библиотеке и использовал библиотечные карточки как черновики. Из этой привычки со временем вырос художественный метод и «интержанр» картотеки на стыке поэзии, прозы, драмы, визуальных и перформативных искусств. Тексты на карточках можно ассоциировать с любой традицией, «достраивая» их по-разному. Они — приглашение к игре: участники первой «Программы совместных переживаний» передавали друг другу карточки по одной, становясь гигантской «змеей восприятия». Первый в цепочке, автор следил за движением информации и увеличением орбиты переживания. Название этого перформанса из восьмидесятых служит подзаголовком к названию спектакля Максима Диденко для новосибирского театра «Старый дом».

Текст в постановке существует в виде субтитров и напоминает то приказы, то обрывки разговора, то трансляцию чьих-то мыслей. Он сопровождает действие, входит с ним в резонанс, придает ему разные смыслы, двигаясь в одном направлении или расходясь так диаметрально, что становится не по себе. И это «не по себе» — господствующая эмоция. Жесты и движения перформеров лаконичны и очень красноречивы, то, что они транслируют (подчинение, насилие, страх, боль) не может не вызывать эмоциональный отклик. Музыкальное оформление Александра Карпова с встроенным в него глухим стуком сапог и ритмизированным речитативом гипнотизирует и вгоняет в транс. Спектакль командует, заставляет фиксироваться в настоящем моменте, но ассоциации расходятся, как круги по воде, добавляя к чисто физическому ощущению себя в кресле театра размышления о нынешнем моменте истории, его связи с прошлым, которое нам показывают, и с будущим («То, что мы переживаем в данный момент, не может не отразиться на дальнейшем»).

Подобно первым авангардистам, Диденко ищет иной канал коммуникации, более совершенный, чем язык. Слова с карточек в связке с перформансом здесь ни о чем не рассказывают, но ты все равно все понимаешь. «Описать можно лишь смутные догадки о смысле происходящего»: реплики не формулируют мысли, но служат импульсом к их развитию, потому что любое формулирование обречено на неточность, любая форма — ошибочна, так как отсекает прочее. Мысль изреченная есть ложь.

По словам Рубинштейна, каждая карточка существует одновременно в двух контекстах: картотеки (что было до этого фрагмента, что после?) и «перпендикулярном» контексте вечности (из какого текста вырван этот фрагмент? какого он века, существовал ли он вообще?). Диденко эту концепцию блестяще воплощает.

Само действие — предельно минималистично и экзистенциально: обнаженные перформеры (на них белье телесного цвета) надевают кто арестантские робы, кто — чиновничий или милицейский мундир. С одной стороны — это про время, когда «одна половина страны сидела, а другая – охраняла». С другой, что есть наша жизнь, как не контролируемый путь от рождения к смерти через череду казенных учреждений?

Месседж первого акта прямолинеен: милиционер держит в руках камеру с фонариком, стрим с камеры проецируется на поверхности декораций (никому не скрыться от всевидящего ока), чиновница несет портрет Сталина, остальные воспроизводят некие ритуалы. Причем и веселье, и жестокость механистичны и взаимопроникающи: например, танцевальное движение рифмуется с дрожью вывернутых рук людей, лежащих на земле. «Внимание! Автор среди вас» — утверждает спектакль, и это наводит на мысли о самоцензуре и воспроизводстве тоталитарных механизмов внутри общества.

Это все настолько «в лоб», что даже расстраиваешься. Но рано! Потому что второй акт дает тот самый перпендикулярный контекст, разворачивая действие не просто во времени, но в вечности. Человек в форме — это уже не просто олицетворение режима. Здесь он — посланец Смерти, которая тоже тоталитарна. А финал наводит на мысли о структуре сознания человека, которое заточено под авторитаризм. Безликий портрет диктатора имеет на обороте икону супрематизма,»Черный квадрат»: мы сами творим нечто из ничто, и обречены делать это именно так. Автор среди нас.

«Я здесь» — это нечто большее, чем красивый и качественный пластический театр, нечто более широкое, чем попытка переосмыслить тему сталинских репрессий. Это лаборатория, которая безжалостно показывает нам нас же самих, эксперимент, препарирующий человека властвующего и человека подчиненного в контекстах конкретного государства и жизни вообще. Это мощное переживание, которое даст гораздо больше, чем слова в состоянии передать.

The article mentions:

• Максим Диденко