Premier

В ближайшее время премьеры не запланированы!

TODAY IN THEATER

21 November, Thursday

Double game

more details>

О жертвах и монстрах

20 april 2022
Юлия Кармазина Maskbook

АНДРЕЙ СЕНЬКО

 

 

О жертвах и монстрах

 

В спектакле характер персонажа передается через голос. Как создавался ваш аудиальный образ?

Честно говоря, когда мы приступили к этой работе, мы долго искали образы и характеры. По задумке режиссёра наши персонажи, в отличие от главной героини Сельмы, которая абсолютно слепа, не совсем реальные люди, а скорее ее восприятие этих людей. То есть не мы такие, а она слышит нас такими, со странными голосами. Конечно, в жизни мы так не разговариваем, разве что когда пародируем кого-то. Это часть её восприятия. 

Почему, например, Джеф разговаривает именно так. Когда мы разбирали его характер, Лиза (Елизавета Бондарь, режиссёр спектакля, — прим. ред.) сказала, что он герой. А в музыкальном театре герой — это кто? Герой — это тенор. И я решил говорить высоким голосом. А речь замедленная, потому что он нерешительный, Сельма его отшивает, отшивает, но он навязчиво гнёт свою линию. Мы нашли его голосовую характеристику и возвели в гротескную форму.

Тут нужно отметить, что в пьесе нет ни одного положительного героя. Мой персонаж  вроде бы такой простой, хороший парень – тихоня, но в финале у нас происходит «перевёртыш». Когда Джеф навещает Сельму в тюрьме, он спрашивает, зачем она это сделала, трогая ее за грудь, и ты понимаешь, что он не такой уж хороший. Хотя намёк на это есть раньше, когда Сельма говорит Джефу «не ходи за мной», а мой герой отвечает «да», и делает за ней несколько шагов.

 

Кажется, Джеф скорее дополняет Сельму и без неё почти не заметен. Сложно ли так существовать на сцене?

 

Здесь всё внимание сконцентрировано вокруг главной героини, а мы — её впечатления. Вся сцена в темноте, герои появляются в ключевые моменты, и то в полутьме. То ли тени, то ли люди. Я бы не сказал, что это было сложно, как в психологическом театре, где роль выстрадана, здесь всё-таки другое существование. Мы сразу знали, что не будет школы переживания, школы Станиславского, что у нас иной принцип работы, который складывается в очень своеобразную картину.

Особенно это выстреливает в финале, когда понимаешь, что та же Сельма никакая не главная героиня в нашем понимании. Она тоже приносит свою жертву, а оправдана ли эта жертва — вот в чём главный вопрос. Она знала, что у нее родится ребенок-инвалид, и все равно родила его. Сельма объясняет, что просто хотела подержать маленького на руках, но во что это вылилось? В конце она кричит, что не хочет умирать, но её все равно казнят. И после этой картины выходит её сын и повторяет в точности тот рисунок, что мы видим в начале у Сельмы. То есть операцию ему не сделали. Он так же слепнет и повторяет судьбу матери. Выходит, что жертва была напрасной.

 

В финале у вас меняется голос, это уже не совсем тот Джеф, к которому мы привыкли. Этот голос больше принадлежит вам или герою?

Это всё-таки его голос, своими голосами на сцене не говорит никто. Это опять же режиссёрский прием. Например, у другого персонажа, Билла, своеобразная речевая характеристика с дрожащим голосом пожилого человека. В какой-то момент он говорит: «Я просто шучу». Сельма в конце обнуляется и другим голосом говорит: «Я не хочу умирать». Весь спектакль мы держим некую форму – маску, потом она срывается, и под этой маской ничего хорошего. Джеф, говорящий «я люблю тебя», такое маленькое чудовище. Они все чудовища.

 

О самом дорогом и любимом

 

Вопрос скорее к вашему герою, Джефу. Почему он выбрал Сельму? Что его заставляет так упорно её добиваться?

Тут как в жизни – любовь зла. Приглянулась она ему. Даже в фильме Ларса фон Триера Джеф — не Ален Делон и Бьорк далеко не красотка, хотя, конечно, она моложе нашей героини. У нас в спектакле она – Сельма Ивановна, потому что мы сделали упор на то, что наша героиня родила ребенка, будучи уже немолодой. Но вот почему-то выбор пал на неё. Может быть из-за того, что она ведет правильный образ жизни: работает, делает всё для ребенка. Джеф её жалеет и помогает. В спектакле есть история с велосипедом, который Джеф покупает сыну Сельмы. Он и сам в этот момент как наивный ребенок, стоит с велосипедом на сцене, вцепившись в него. Все герои вокруг Сельмы отчасти наивные и простые люди, но это не оправдывает их. За этой наивной простой нет чистого и настоящего. Они маленькие монстры.

 

Что самое дорогое для вас в этой работе? 

 

Мне очень нравилась работа над спектаклем, то как командой создавались образы, как на наших глазах пробовались разные артисты. На самом деле у нас был сложный кастинг, герои постоянно перемещались. Работа началась в пик пандемии, то один заболел, то другой. Постоянно возникали безвыходные ситуации и это все сплотило нас как команду.

Мне нравится то, что получилось, потому что я знаю спектакль изнутри, с самого первого репетиционного дня. И лично я, как артист, Андрей Сенько, симпатизирую Сельме и понимаю её как отец.

 

Какая ваша самая любимая сцена в спектакле?

Наша парная сцена, в фильме она на железной дороге происходит, когда Джеф спрашивает у Сельмы, действительно ли она ничего не видит, моя сама любимая. Изначально я должен был петь с ней, но потом это стало соло, и у меня только в конце одна строчка. Обычно в драматическом спектакле песни всегда сложно вставить. Потому что песни возникают, когда тебе уже недостаточно слов, и тогда герой поет. И тут то же самое. Когда Сельма отвечает Джефу на его вопрос о слепоте: «А на что здесь смотреть?», она начинает петь.


The article mentions:


Peoples:

perfomances: