Premier
В ближайшее время премьеры не запланированы!
Режиссер Максим Диденко: «Театр — это динамическая медитация»
15 february 2017Наталья Тюменцева Мираман
Автор постановки "Я здесь" рассказал об этом эксперименте, который ставит на сцене, а еще о том, как избавляется от внутренних диалогов и зачем учит актеров йоге.
— Максим, недавно вы приступили к репетициям спектакля «Я здесь». Как идет процесс, чего ждать зрителю?
— Процесс увлекательный. В спектакле хочу попробовать, и уже начал это делать, совместить театральный и киноязык: использую две видеокамеры, а сцена представляет собой многоуровневый экран, где видеоизображение совмещается с живым планом.
Пока работаю с текстом «Программы совместных переживаний», в контексте которого исследую тему свободы в рамках тоталитарной государственной машины. Любое государство так или иначе — тоталитарная система. Мне очень интересно, как она встроена в наше сознание, как воздействует на наши чувства, на общество. Конечно, рассматриваю это в контексте советской истории, потому что иконой тоталитаризма для меня является Иосиф Сталин. Можно сказать, это исследование коллективного бессознательного нашего народа, в том числе, собственных моего и актеров.
Режиссер Максим Диденко: «Театр — это динамическая медитация»
Репетиции спектакля «Я здесь».
— Можно сказать, что с этой темой в какой-то мере связана и другая ваша постановка. Недавно в московском театре «Практика» состоялась премьера спектакля «Чапаев и пустота» по роману Виктора Пелевина. Очень позавидовала москвичам, потому что роман этот, можно сказать, настольная книга человека, идущего по пути самопознания, человека, который хочет понять себя. Почему взялись за такой материал? Как постановку приняли зрители?
— Это моя любимая книга. Я прочитал этот роман в юности и был потрясен тем, что он подействовал на мое сознание, переместил меня в альтернативную реальность силой одного только слова. Этот роман выстраивает туннель между разными временными пластами русской истории, по которому мне дико интересно путешествовать.
Потому что мне вообще интересна история моей родины, моих родителей, предков. Изучая все это, можно понять в том числе что-то и о себе, своем восприятии мира. Сам Пелевин на спектакль не приезжал, но в Москве его любят. Многие были убеждены, что текст «Чапаев и Пустота» очень сильно привязан ко времени выхода романа — к 1996 году, и что он не прозвучит. Но, к удивлению зрителей, тема оказалась актуальной и в сегодняшнем мире. Это метафорическое произведение, исследующее человеческую природу, что гораздо важнее какого-то сиюминутного социально-политического контекста. Он меняется, а проблемы у человека остаются те же самые.
Вообще, основной мотив текста — поиск Бога, познание мира. И в этом смысле очень интересно наблюдать, как он прорастает сквозь асфальт актуальной социально-политической конъюнктура.
— Что для вас значит пустота? Я не о герое романа. Должен ли человек на каком-то этапе оказываться в пустоте?
— Пустота — это понятие, тождественное Богу. Его нельзя определить какими-то словами. Как только начинаешь делать это, тут же оказываешься в рамках словесной клетки. Мне кажется, что пустота — это такое состояние просветления, в котором нет ничего и есть все. Это что-то, к чему, наверное, так или иначе стремятся все метафизики. Конечно, оказаться в пустоте очень страшно, но это единственный способ…
— Как вам удается работать с такой скоростью? Совсем недавно состоялась премьера «Чапаева и пустоты», а уже в декабре — премьера в «Старом доме». Какие-то практики помогают? Концентрация? Медитация?
— Не считаю, что слишком много успеваю, есть множество людей, которые успевают гораздо больше. Я все-таки никогда не делаю два спектакля одновременно, концентрируюсь на одной истории.
С точки зрения быта стараюсь не тратить энергию на то, что мне неинтересно: предпочитаю не пойти тусоваться, а посидеть и придумать что-то. Еще страшно люблю гулять. Например, когда я в Новосибирске, каждый вечер иду от театра «Старый Дом» до станции метро «Гагаринская» пешком. Это занимает час. Ритмичные ходьба и дыхание вводят в некий транс, который здорово помогает освободить голову. Бег — тоже крутая вещь. Но заниматься им часто лень.
Плаванье в бассейне — замечательное занятие. Нахождение в жидкой среде схоже с состоянием зародыша… Плаванье круто расслабляет, отключает мысли, отгораживает от мира суеты.
Мы очень много времени тратим на нахождение в каких-то иллюзиях, внутренних диалогах, на фантазии, воспоминания, моделирование разных ситуаций, связанных со взаимоотношениями с людьми. Все это заполняет наши головы и не позволяет заняться чем-то другим.
Я стремлюсь действовать классическими методами, остановить этот внутренний диалог. У меня есть определенная точка сборки на то, что мне интересно. В умозрительной форме я формулирую для себя это. Получается вроде стихов, только языком театра. На репетицию прихожу уже с предощущением, что это должно быть и как выглядеть. Потом, конечно, реальность это как-то преобразует, но в целом создание спектакля — как поток, и за ним очень интересно наблюдать.
— Этот поток часто выносит вас на эксперименты. Например, «Идиот» в жанре клоунады — это то, что в голове не укладывается…
— Когда я начинал, то был в жесточайшем андеграунде и на поле театра действовал гораздо радикальнее, хотя это было больше поле некого акционизма. Сейчас, придя в театр, понял, что это громоздкая, неманевренная система. Приходится идти на огромное количество компромиссов. Все это как интересная игра, танец, где нужно импровизировать с партнером, который постоянно меняется. Мне это очень нравится.
— Всегда ли артисты готовы к таким экспериментам?
— Если они не готовы, то мы сразу все о друг друге понимаем и взаимно освобождаемся от стресса нежеланных взаимоотношений. Я работаю только с теми артистами, которые готовы на все. Остальные естественным образом сходят с дистанции.
— Какой еще эксперимент хотели бы поставить на сцене?
— Вот сейчас мой эксперимент называется «Я здесь». Само называние подразумевает осознание себя в контексте той реальности, которая нас окружает. И это суфийское упражнение «Здесь и сейчас» в данном случае для меня ключевое. Это попытка осознать наше время и себя в нем, то, из чего оно состоит, понять свои страхи и конструкции, на которых стоит цивилизация.
Режиссер Максим Диденко: «Театр — это динамическая медитация»
Режиссер Максим Диденко: «Театр — это динамическая медитация»
Репетиции спектакля «Я здесь».
«Одного ответа на все вопросы быть не может»
— В одном из интервью вы сказали: «Мы находимся в состояние вопроса, а не в состоянии ответа. Это крутое состояние, в нем нет проповеди». Всегда ли удается в процессе создания спектакля получить ответы или это не самоцель?
— Спидометр в вашей машине всегда показывает разную информацию. Вы можете ехать с разной скоростью, и он будет показывать сначала 100к/ч, а потом 80, 60… Это значит, что первоначальный ответ уже не действует, реальность меняется. Состояние «здесь и сейчас» позволяет как-то приблизиться к актуальному ощущению того, что нас окружает. Одного единственного ответа на все вопросы просто нет. И, наверное, быть не может.
Режиссер Максим Диденко: «Театр — это динамическая медитация»
— А еще вы как-то сказали: «Миссия искусства — вернуть человеку архаичное целостное восприятие мира». Как считаете, современное искусство справляется?
— В конечном варианте эта идея, конечно, неосуществима. Стремиться к целостному восприятию мира очень интересно и важно. Многие современные художники занимаются параллельно и архитектурой, и дизайном, и музыкой, много тех, кто и пишет книги, и делает кино и театр. А кто-то вообще может быть депутатом и режиссером одновременно. Мне кажется, мы возвращаемся к такому состоянию мира, когда нет жестких специализаций, все границы размываются. Во всяком случае, так происходит на территории искусства. Например, в медицине, думаю, это сделать сложнее. На территории науки — возможно. В области физических практик так уже и есть. Люди занимаются йогой, пилатесом, акробатикой, современным танцем и штангой — абсолютный фьюжн.
Это касается и мировоззрения: как бы у нас не работала пропаганда в сторону православия, по сути, в сознании человека сейчас перемешены все конфессии, знания, философские учения.
— Возможно, когда-то все границы будут стерты. Если пофантазировать: что произойдет, когда все мы наконец-то ощутим, что при близком рассмотрении между мной и столом, мной и вами нет никаких границ?
— Это какой-то мир будущего… Не знаю, как это будет работать. Возможно, мы окажемся в пустоте. И это будет апокалипсис. Мы станем огромным бактериальным облаком.
«Внимание — основной инструмент актерской работы»
— Знаю, что вы занимаетесь йогой. Что в вашей жизни было сначала: йога или физический театр? Мне кажется, тут должна быть какая-то взаимосвязь?
— Да. Я был танцовщиком в театре DEREVO и продолжительное время вел интенсивную физическую жизнь. В какой-то момент перешел в режиссуру и понял, что все меньше занимаюсь, а тело к этому привыкло и без физической практики чувствует себя не очень. И так вышло, что несколько моих друзей увлеклись йогой, я к ним присоединился. Вскоре обнаружил, что эта практика помогает оставаться в тонусе, содержать тело в достаточно убедительном физическом состоянии. Кроме того, она гармонично влияет на психику, создает внутренний покой. Йога открыла для меня взаимосвязи дыхания и движения. Я понял, что это хорошая практика и стал давать ее актерам, потому что почувствовал, что они нуждаются в этом также, как и я.
Драматические актеры существуют в других алгоритмах, где почти отсутствует культура поддержания себя в физической форме. Я считаю, что йога для этого прекрасно подходит. Конечно, она не должна быть единственной практикой, но как возможность для ежедневной саморегуляции — это прям здорово.
Режиссер Максим Диденко: «Театр — это динамическая медитация»
Режиссер Максим Диденко: «Театр — это динамическая медитация»
— Получается, йога для вас — это прежде всего способ поддерживать тело в тонусе. А как инструмент для самопознания, медитации тоже используете?
— Это, конечно, тоже. Но то, что касается медитации, я перевожу уже в поле актерского тренинга. Медитация — это умение управлять своим вниманием, а это основной инструмент актерской работы — если я умею это делать, значит, могу управлять вниманием публики. Вся штука в театре заключается именно в обмене этим вниманием.
Я разработал некий метод работы с вниманием, телом, пространством, который время от времени преподаю людям. В нем использую и некоторые медитативные практики, хотя экспертом в этом назвать себя не могу.
Я считаю, что театр — это своего рода динамическая медитация. Где одни публично занимаются ей на сцене, а другие наблюдают за этим и тем самым тоже участвуют в процессе. Моя утопическая теория заключается в том, что если актер на сцене ощущает себя здесь и сейчас, то и зритель в зале может это испытать. И это в театре самое ценное.
The article mentions:
perfomances: