Premier
В ближайшее время премьеры не запланированы!
Режиссер Семен Александровский «Академгородок – это последняя советская утопия»
20 november 2014Татьяна Власова Театрал
Спектакль «Элементарные частицы» начинался с нуля, как и главный научный центр страны – Академгородок в Новосибирске: в истории построения идеального пространства для ученых и разрушения социальной утопии режиссер Семен Александровский и драматург Вячеслав Дурненков разбирались на месте – собирали свидетельства академиков и документы разного порядка. 21 ноября в театре «Старый дом» – премьера, а завтра – первый и самый ответственный показ на научных сотрудников.
«Охота за свидетелями»
Больше года назад театр «Старый дом» позвал в Новосибирск ставить спектакль, потом мы встретились на фестивале «Текстура» в Перми, заговорили про вербатим и я сказал: давайте делать про Академгородок. Они забросили идею в Министерство культуры, выиграли грант – и летом мы со Славой Дурненковым поехали собирать материал.
Слава участвует во многих социальных проектах, а пишет очень мало последнее время, потому что ищет: художественная форма высказывания через пьесу уже не удовлетворяет, а новый подход, принципиально новый монтаж текста он только пробует. Когда мы работали над «Ручейником», он включался, помогал, приехал на премьеру в театр «Старый дом» – и очень адекватно все воспринял. Поэтому мне хотелось поработать вместе. Это драматург, которого не надо подтягивать – до Славы еще самому надо дотянуться. Он очень интересный партнер.
«Первый открытый город»
Академгородок под Новосибирском интересен тем, что были так называемые шарашки, закрытые города, а это была, как говорят сегодняшние его обитатели, «шарашка без колючей проволоки». Это последняя советская утопия – город, который был придуман с нуля. Ученые создавали его для себя таким, каким видели идеальное место для жизни и работы. Сегодня это город на сорок тысяч жителей с двадцатью научными институтами и университетом. Он находится в экологически чистой зоне, поэтому до сих пор есть лимит по строительству, обусловленный нежеланием вырубать лес. Он повсюду. Стоит сойти с центрального проспекта – и ты уже идешь не по асфальтированным дорогам, а по лесным тропкам, посыпанным гравием. Институты стоят достаточно близко друг к другу, чтобы ученые каждый день пересекались и общались друг с другом.
«Идеей Академгородка была интеграция наук»
Лаврентьев и компания думали построить город именно таким образом, чтобы ученые интегрировались. Когда они приехали в 57-м году, ничего не было, и академики разместились в бараках, чуть позже – в соседних комнатах первой отстроенной хрущовки, образовалась настоящая коммуна ученых.
В Академгородке была еще попытка интеграция науки и промышленности, что по большому счету в Советском союзе не произошло. И наверно, отчасти поэтому наука не заняла то место, которое занимает в западных странах, где любая перспективная разработка применяется в производстве. Одно подпитывает другое.
Академгородку давали деньги, но Лаврентьев распределял их между всеми институтами. А академику Буткеру, который первым в Советском союзе построил и запустил ускоритель нового типа, по образцу которого недавно построили адронный коллайдер, нужно было больше. И он придумал внедрять ускорители в медицину – их использовали и продолжают использовать в лечении рака. Дополнительно Институту ядерной физики нельзя было переводить так называемый «зарплатный рубль», но можно было свободно переводить безналичные рубли, которые, как оказалось, мог обналичивать комсомол. В Академгородке были свои комсомольские работники, свои ребята – и все между собой договорились: сделали НПЛ «Факел», первое в стране научно-производственное объединение.
Но как любая утопия, она быстро кончилась, протянув лет десять, до 1968 года. И кончилась, на мой взгляд, довольно страшным образом. Дело в том, что ученые, которые жили в Академгородке, действительно, были привилегированной кастой. Им очень многое было допущено и разрешено, поскольку казалось, что наука – это ключик, которым можно открыть дверь в процветание, вскрыть космос, догнать и перегнать Америку. Казалось, что наука – это путь к торжеству коммунизма.
«Научная вольница»
Ученым давалось все – только работайте. Они читали весь самиздат, играли джаз и танцевали твист в клубе «Под интегралом». Это достаточно важная часть жизни Академгородка. В клубе был свой президент, премьер-министр министерства, в том числе «министерство странных дел». По вечерам были танцы, в выходные, так называемые «кабачковые дни» – только танцы, а по будням постоянно проводили лекции и дискуссии, в том числе политические. И есть ощущение, что именно в Академгородке формировалось первое в Советском союзе гражданское общество. Свою ответственность они ощущали в большей степени, чем люди, которые вынуждены большую часть времени уделять выживанию и бороться за свою работу, – поэтому стали вмешиваться в вопросы государственного управления и пытались улучшить систему.
Люди Академгородка – это особые люди, сахаровская мечта: общество, в котором не мещанство и желание наживы побеждает, а желание творческого труда, причем оно в значительной степени выше желания результата и блага от труда.
Самым ярким проявлением их активности стало письмо 46-ти. Это была реакция на процесс над Гинзбургом и Галансковым, которым предъявили обвинение в «антисоветской агитации и пропаганде» за их «Белую книгу» – документальный сборник о деле Синявского и Даниэля.
Гинзбург пошел с ним в КГБ шантажировать государство: «Не хотите, чтобы книга была опубликована? Отпустите Даниэля и Синявского». Естественно, его сразу же посадили. Процесс был закрытым – и ученые в Академгородке подписали письмо с требованием гласного суда. Они выражали опасение, что если у нас, в Союзе, возобновятся закрытые суды, то мы вернемся к эпохе сталинизма и террору 30-х годов, хотя живем уже в совершенно другом обществе – мы не должны это допустить. Они понимали весь риск своего предприятия – и финальная версия письма содержала 46 подписей вместо трехсот. Его отправили во все высшие инстанции. Одна из копий попала в Америку и была зачитала на радио «Свобода». Есть версия, что это результат диверсии советских спецслужб, которые сами переслали письмо, чтобы создать инцидент и прижать эту вольницу, проработать этих товарищей из Академгородка.
«Конец последней советской утопии»
Ну, и начались внутренние суды в Академгородке. Они задокументированы. Читать все эти материалы очень сложно, потому что подписавшихся травят собственные коллеги – и теряют лицо моментально.
В итоге никого не посадили, никого не расстреляли, но многие люди потеряли карьеру: были выгнаны из института, исключены из партии. При этом, интересно, что Давид Бурштейн, президент клуба «Под интегралом», мне говорил: «Мы все были верующими людьми – мы верили в коммунизм. Среди нас не было диссидентства. Но после дела 46-ти эта вера закончилась» – вера в то, что может быть гражданское общество, что мы можем влиять на процессы, которые происходят в стране, а не быть просто мартышками, которые трудятся на благо оборонных предприятий.
Утопизм в Академгородке где-то здесь и закончился – люди ушли в так называемую «внутреннюю эмиграцию». Им было куда эмигрировать: у них были элементарные частицы, турбулентные потоки и прочие радости, в которые можно было углубиться.
Потом, когда границы открылись, ученые начали ездить по всему миру, и в какой-то момент оказалось, что возвращаться некуда. Тому же Бурштейну позвонили и сказали: «Знаете, зарплату не выплачивают, задержитесь там, сколько можно».
Очень многие сейчас живут за границей. Интересно сказал нам один академик: ученые из Академгородка разъехались по всем направлениям и тонким слоем покрывают весь мир, то есть где бы ты ни был, где бы ни занимался наукой, везде будут свои. Академгородок просто перестал быть локальным пространством и вышел из своих границ.
«Академгородок сегодня»
Конечно, пытаются всеми силами это развивать. Есть молодежь. Есть технопарк – целая зона, которая занимается внедрением прогрессивных научных разработок. Есть фирмы, которые пытаются их сделать привлекательными для бизнеса. Работают все институты, продолжают исследовательскую деятельность, но нельзя сказать, что она на высоте: все говорят о том, что мы бесконечно отстали, и как только догоняем то, что было сделано 5 лет назад, запад уходит далеко вперед. Поэтому все пытаются найти параллельный путь, победить не технологией, а мозгами.
В экспедиции мы искали не молодежь. Мы искали людей, которые приехали в Академгородок в самом начале и могут рассказать, каким он задумывался, как создавался и как разрушился изнутри. Не то чтобы его совсем не стало – научная работа продолжалась, но в своем идеальном утопическом существовании он недолго протянул. Нам было интересно исследовать именно природу идеального и ее деконструкцию. В планах-то было счастливое будущее, которого ждали в 81-м году, а ничего не получилось. Хотя возможности были, и темпы роста советской экономики в 60-е годы в несколько опережали темпы Америки. Много интересных книг есть на эту тему: «Страна изобилия» британского историка Фрэнсиса Спаффорда, «Мир советского человека» Вайля и Генниса.
Все задаются вопросом: почему не произошел рывок? На это есть объективные исторические причины. Утопия возникает и заканчивается. Воины начинаются, заканчиваются, а потом почему-то начинаются снова. Очень хорошая выставка была в Новом Манеже про Первую мировую войну. Смотришь на всю эту историю и понимаешь – миром правила практически одна семья. «Ники, ты не ответил на мою утреннюю телеграмму, поэтому я был вынужден мобилизовать войска», – писал нашему царю его кузен. Браться не договорились. А если бы договорились, может, все было бы все по-другому.
И в истории с письмом 46-ти люди своего круга не могли договориться. Я даже не знаю, что было в голове у человека, который призывал расстрелять коллег по институту за то, что письмо попало в Америку и «дискредитировало нашу страну перед лицом врага» – как была возможна эта риторика в 60-е годы?
«Назад в будущее»
Когда мы ехали в экспедицию, у меня было представление об Академгородке как о последней советской утопии. Мы собрали интервью академиков – всем профессорам за 80 лет, все бодрячки и живчики, все занимаются наукой и получают миллионные гранты, летают по всему миру. Разговор с каждым человеком давал новые «ссылки», по которым мы «ходили». На 7-й день появились первые выводы, на 11-й – концепция. Но ретроспектива, как обычно представляют спектакль по документам, – не наш путь. Мы попытались эти документы переосмыслить.
Десять лет утопии Академгородка, все это состоявшееся подробное прошлое, мы берем и переносим в будущее. Мы разрушили документ, стилистически переработали и переделали в бытовой разговор на кухне, как у Ромма в «Девяти днях одного года», когда ученые иронично друг с другом разговаривают, выводя крутые пассажи, философские в том числе. Сидят пять человек и придумывают город, заселяют дома, строят институты, решают научные задачи. А когда доходит дело до письма 46-ти, они оказываются в настоящем, и это настоящее, как не печально, очень созвучно сегодняшнему дню.
«Спектакль-инсталляция»
У Дмитрия Гутова есть объемные картины: смотришь сбоку – мешанина из фрагментов металла, но делаешь несколько шагов, меняешь ракурс – и хаос выстраивается в цельное произведение. Я хочу выстроить похожую структуру: люди будут сочинять город – и на сцене будут выставляться какие-то вещи, которые из зала будут выглядеть как разрозненный, несобранный, фрагментарный мир, а с камеры, которая будет снимать под нужным углом, все это постепенно соберется в очень внятную картину. Действие на сцене не будет иллюстрировать впрямую то, что ученые говорят, оно будет параллельно выстраиваться в инсталляцию, которая будет потом разрушаться в процессе суда. Поскольку действия как такового я не предполагаю и персонажей как таковых не будет, то очень важно, как будет работать сам текст – его мелодика, ритм, внутреннее построение.
Все интервью, которые мы собрали, деперсонифицированы. Это будет собирательная история, собирательный образ – не личности, не академик Лаврьеньтев и академик Буткер, а «питательная среда», как в структуре клуба «Под интегралом», где есть ядро, плазма и питательная среда. Мы попытались придумать похожую структуру – она отчасти от науки, но это не очень серьезное заявление. Надеюсь, что-то получится. Я пока не видел, чтобы так делался вербатим. А может быть, все будет немножко не так, а как-то по-другому. Эксперимент покажет.
The article mentions:
perfomances: