Premier

21.06.2024.
Цветы для Элджернона

Цветы для Элджернона

 

14.05.2024.
Девятью десять

Девятью десять

 

Россия выглянула из-за Урала

05 june 2014
РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ Коммерсант.ru
Новосибирский фестиваль — второй по значимости российский театральный конкурс (во всяком случае, если говорить о драматическом театре) после "Золотой маски". Не вмешиваясь в дела европейской части России и двух ее столиц, третья столица (во всяком случае, третья театральная) собирает "урожай" с территории, во много раз превосходящей европейские площади. Правда, двухгодичный цикл фестиваля, придуманного и отлично организованного новосибирским театром "Красный факел", роль "Транзита" как предварительного сита для федерального конкурса отчасти нивелирует. Так, включенные в нынешнюю программу "Анна Каренина" Хабаровского ТЮЗа (приз за лучшую режиссуру Борису Павловичу), "Время женщин" Магнитогорской драмы ("Лучшая работа сценографа" — Алексей Вотяков) и "Ручейник" новосибирского "Старого дома" в постановке Семена Александровского (приз "Новация") уже участвовали в фестивале "Золотая маска". Во внеконкурсных, впрочем, программах.
 
Что до конкурса, то, ни в коей мере не пытаясь предугадать решения экспертного совета "Маски", кои иногда выходят весьма эксцентричными, предположу, что в будущих масочных номинациях стоит ожидать появления других лауреатов "Ново-Сибирского транзита". Спектаклей опять же новосибирских — "KILL" театра "Красный факел" в постановке Тимофея Кулябина (лучший на "Транзите" спектакль большой формы) и "Крейцеровой сонаты" театра "Глобус". На фестивале приз за роль Позднышева получил Лаврентий Сорокин, но и режиссерская работа Алексея Крикливого вполне достойна федерального уровня (про эти спектакли "Ъ" писал 26 декабря). Победитель в конкурсе малой формы, "Унтиловск" новосибирского Театра под руководством Сергея Афанасьева, скорее всего, тоже будет рассматриваться в качестве кандидата в масочную номинацию.
 
Режиссер Афанасьев, можно сказать, совершил репертуарное открытие: вспомнил про полузабытую пьесу Леонида Леонова, поставленную в конце 20-х годов в Художественном театре и вскоре запрещенную по высочайшему повелению. Да и не могли не запретить — в пьесе нет ничего про роль пролетариата и революцию, в ней есть только занесенный снегом, словно выпавший из времени маленький сибирский городок, куда отправляли с глаз долой ссыльных. Актеры Театра Сергея Афанасьева наслаждаются сочным, афористичным языком автора и разнообразием персонажей "Унтиловска" — целой галереей провинциальных неудачников и мечтателей, насмешников и мстителей, откинутых судьбой на обочину жизни. Драматург Леонов здесь предстает прямым наследником Горького-драматурга. А режиссер Афанасьев, ограниченный пространством крохотной сцены театра-подвала, оказывается не столько отважным социальным критиком, сколько насмешливым наблюдателем. Не зря же он то и дело погружает действие в песенную стихию, а лейтмотивом "Унтиловска" делает шлягер Валерия Меладзе "Небеса" — подробностью сценического психологизма провинциальную безнадегу не избыть, тут нужны средства погромче и попроще. Так что без эстрады не обойдешься.
 
Кстати, в некоторых сибирских "унтиловсках" живут и работают хорошие театры. Сегодняшний город Минусинск не сводится к унтиловщине хотя бы потому, что в нем есть Театр под руководством Алексея Песегова. На "Ново-Сибирский транзит" минусинский театр привез "Василису Мелентьеву" по пьесе Островского, которая тоже покоится в фондах хранения. Тема страстей, толкающих людей на преступления, и возмездия за них — одна из ключевых в творчестве Песегова. Он часто ставит эти истории про русское темное царство, в котором гуляют бесы человеческого саморазрушения. "Василиса Мелентьева" строга и выверена, словно статуарная трагедия классицистских канонов, и мрачна, как предзнаменование: черноту сцены прорезает ведущий в никуда наклонный помост с люками, лица героев будто "проявляются" из непроглядной, кромешной тьмы, а вся история коварной Василисы Мелентьевой, пожелавшей стать женой Ивана Грозного, выглядит как отчаянная, жестокая схватка за власть.
 
Совсем другая Россия у Николая Коляды: его "Мертвые души" (екатеринбургский "Коляда-театр") приплясывают и дурачатся, голосят и жульничают, морочат и ублажают. Чичиков и Селифан в спектакле Коляды похожи на чужаков перекати-поле, деловитых и неулыбчивых гастарбайтеров из южных республик — так что их долгая, пересыпанная прибаутками и танцами поездка за мертвыми душами по безалаберно-криминальной, одетой в узорчатые спортивные костюмы русской провинции приобретает весьма современную окраску. Спектакль "Коляда-театра" долог, как и положено изнурительному путешествию, и насыщен актерскими этюдами разного качества. Так, очень хороши суетливая, голосистая тетка Коробочка у Тамары Зиминой и хрипловатый криминальный авторитет Плюшкин Олега Ягодина, а вот карикатура на Бориса Ельцина, коей в спектакле явлен Собакевич, сегодня вызывает скорее чувство неловкости, нежели смех. Одно ясно — российская реальность столь же разудало весела, сколь и пугающа. Так что судорожно переворачивающийся в гробу Гоголь лишнего ужаса в конце спектакля на зрителей не наводит. И без него достаточно страшно.

The article mentions:


perfomances: