Premier
21.06.2024.
Цветы для Элджернона
Цветы для Элджернона
14.05.2024.
Девятью десять
Девятью десять
СМЕЯТЬСЯ СКВОЗЬ СЛЁЗЫ
01 december 2015Ирина Тимофеева Ведомости
Два года назад выпускница СПбГУ, основатель и художественный руководитель первой независимой профессиональной театральной компании Казахстана — «АРТиШОК» — Галина Пьянова обосновалась в Новосибирске, приняв предложение директора «Старого дома» Антониды Гореявчевой стать главным режиссёром этого театра. Обаятельная главреж рассказала о том, как соединяет разные театральные подходы и как представляет себе свою миссию.
— Галина, был ли театр волшебством в вашем детстве?
— В детстве я очень хорошо понимала фабрику, которая называется театр, и знала, что кроме великолепных артистов есть ещё много рук, которые создают это волшебство на сцене. Я состояла в театральном клубе при ТЮЗе города Алма-Аты и бывала на репетициях. На каникулах нас отправляли в бутафорский цех и доверяли нам доступную работу — клеить декорации. А ведь мне тогда было всего лет десять! Во время спектаклей мы очень просились за кулисы, и это было самое любимое занятие — наблюдать, как из ничего создаётся иллюзия, искусственный мир.
Какую именно профессию в театре выбрать, стало понятно, когда я поступила на актрису. Я грешила режиссурой в актёрском студенчестве. Организация пространства казалась мне более важным элементом театра, чем самостоятельный выход на площадку. Я ставила всем этюды, педагоги наблюдали одну и ту же руку, говорили: «Видим руку мастера, но если этот мастер не успокоится и не даст развиваться своим однокурсникам…» — и пугали отчислением.
— Какие этапы взросления вы как режиссёр прошли?
— Мои представления о режиссуре претерпели серьёзные изменения, когда я столкнулась с Маркусом Цонером, швейцарским артистом и режиссёром. Мы встретились на мастер-классе, а затем лет пять продолжался наш творческий контакт. Из этого контакта и родился театр «АРТиШОК». Это была прививка новой методологии. В русской школе ты импровизируешь — и тебя обычно останавливают: мол, импровизировать может только гений. Здесь же я столкнулась с тем, что на сцене можно долго пребывать в ощущении театрального джаза.
Театр не должен становиться бытом. И я каждый день себе об этом напоминаю. Если я начинаю думать: «Ой, сегодня мне опять на работу…», то нужно прекращать заниматься театром. Мы существуем в чудесах и приносим чудо. Представьте, какие мы счастливые люди! Другие люди приходят на работу и спускаются в шахты. Или делают операции. Или считают деньги. А мы приходим на репетицию и играем, как в детском саду. Переодеваемся, прыгаем и бегаем на сцене, говорим чужие тексты. Даже если мы плачем или ругаемся, мы всё равно играем. Я правда считаю, что есть труд посерьёзнее и пострашнее. Но если мы кого-то вдохновляем, делаем жизнь легче и смешнее, то, значит, мы чего-то стоим.
Я была в одной экзотической стране, где пока ещё нет театрального искусства. Мы говорили с местными артистами на примитивном английском, и они не могли понять, что такое театр. Я пыталась объяснить им через Шекспира — они не поняли меня. «Ты танцуешь?» — спросили они. «Да-да, я танцую. А как вы работаете?» — «Мы тоже поём и танцуем». И они дали мне схему, которая меня потрясла: «Девушка в деревне любит парня. Вдруг он её бросает и женится на другой. И она сидит и плачет — неделю, вторую. Родители идут к нам, и мы вместе с ней поём грустные песни и плачем. А когда она выплачется, начинаем петь весёлые песни и танцевать». Мы нужны для того, чтобы плакать и смеяться. И это — абсолютный рецепт театра.
— У меня в голове не укладывается, как в вас уживаются два театра: «АРТиШОК» — независимый, новаторский, эпатирующий и «Старый дом» — государственный театр с большой историей?
— Маркус Цонер научил меня важному правилу — любой ситуации, возникающей на сцене, говорить «Да. И…» Особенно если эта ситуация тебе страшна и непонятна. Ты говоришь ей «Да. И…» — и вступаешь в неё. Она нужна тебе для развития твоей истории. Лично в меня это настолько вбито, что я практически всегда делаю так при встрече с неожиданностями. «Старый дом» для меня — очень необычная история, но с точки зрения драматургии он очень закономерно появился в моей жизни. Директор Антонида Гореявчева совместила несовместимое, пригласив режиссёра Пьянову в «Старый дом». У нас с артистами взаимопонимание и любовь, но, думаю, для многих я удивительна. Когда я предлагаю метод, в котором я привыкла работать, у ребят сначала возникает вопрос: «Гал, что ты от нас хочешь?!» Но когда они видят результат — готовый спектакль, они понимают: «А-а-а, так вот зачем это было нужно!».
— Что изменилось в театре с вашим приходом? Какие методы вы перенесли на сцену «Старого дома»?
— Я люблю гротеск — преувеличение и очень правдоподобное существование в нём. Ребята считают, что это мои фантазии, но я действительно вижу такие ситуации в жизни. Да, жизнь страшна, но я хочу, чтобы при этом зритель смеялся — парадокс режиссуры. Я беру социальные темы, мне интересны типажи, которых я вижу в метро, и я перевожу их на сцену.
Вижу, что с моим приходом ребята заинтересовались поэзией и джазом. Когда мы делали спектакль «В поисках радости», на сцене возникла джазовая группа. Джаз интересен тем, что в заданном квадрате легко выйти в другую ноту и вернуться обратно. Мы пригласили на спектакль новосибирскую группу «Штрих-кот», а я повела артистов ночью на джаз. Оказывается, многие из них впервые столкнулись с джаз-сейшном. На наши репетиции стали приходить новосибирские поэты, и сами артисты стали ходить на поэтические встречи. Это как столкнуть два мира, которые на самом деле два цеха одной среды. Театр не должен замыкаться только на себе. Это впитывающая организация, которая может сотрудничать с поэзией, танцем, музыкой, с разными языками. Пожалуйста, впитывайте, тем интереснее будет то, что происходит на сцене.
— Что, по-вашему, означает хороший театр? Соблюдающий баланс между классикой и современной драматургией?
— Хороший театр — это актуальный театр, независимо от того, что мы видим на сцене, традиционный репертуар, эксперимент, doc-театр или новую драму. Это не про людей, живущих где-то там, а про вас, зрителей. Это касается моей мамы, моего друга, моего мира или мира, в котором я нахожусь вообще. Нас сейчас формирует телевизор, он диктует нам, как жить. А в театре есть возможность отказаться от диктата и побыть в диалоге, согласиться или поспорить. Большую часть репертуара «Старого дома» можно отнести к актуальному театру.
— В том числе и ваши постановки? К примеру, ваш первый спектакль в Новосибирске «В поисках радости»?
— В этом спектакле мы размышляем, кто такие мы и что для нас радость. Там есть место, где не зафиксирован текст, но задана тема, и артисты говорят, что для них радость сейчас. Каждый раз это место меняется, и слушать его интересно.
Спектакль вышел в мае 2013 года. Мы взяли от Володина совсем чуть-чуть, фразу «Лишь бы войны не было!» как нотку сентиментальности. Но насколько сегодня она оказалась актуальна, мамочки. Каждый раз на этом спектакле я вижу слёзы.
— А в чём актуальность спектакля «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?», в основе которого реальный факт из истории США 20—30 годов прошлого века?
— У нас не было цели сделать спектакль про нас, но я смотрю и вижу там себя… Люди пришли заработать деньги, как им кажется, очень простым способом — подумаешь, танцевать. Но оказывается, это очень тяжело. Везде зелёненькими буквами написано «Выход», каждый в любой момент может встать и выйти, но никто не выходит. Что заставляет их продолжать? Один хочет доказать, что он победитель, а это — гордыня. Другой утверждает, что хочет уйти, но не может оставить свою куртку, — жадность. Третий смотрит на других и не может уйти из зависти. Неожиданно для нас спектакль оказался о страстях человеческих.
— Вы ещё и соавтор «Летова», спектакля, который попал в альтернативную репертуарную афишу. Как в «Старом доме» рождался спектакль с таким неоднозначным героем?
— Как мне кажется, Егор Летов — поэт нашего времени. Но те, кто идут на него ради песен под гитару, будут разочарованы, их у нас нет. Через биографию Летова легко проследить историю страны — начиная с 1961 года, полёта Гагарина в космос, когда, казалось, человек может всё. И весь Летов — это в чистом виде наша страна. Спектакль мы заканчиваем его словами: «Устал. Запутался. Спрятался».
Это очень русская история, в ней много язычества. Что такое создать героя и убить его, чтобы сделать святой фигурой? Что значит сидеть на поминках и рассказывать анекдоты? Конечно, мы знаем много про Летова, но цитат буквальных нет, есть наши фантазии. Но, например, вдова Егора, с которой у нас был трепетный контакт, посмотрев спектакль, сказала: «Такое ощущение, что вы всё время были рядом с нами».
— Сейчас вы работаете над спектаклем «Двое бедных румын, говорящих по-польски» по произведению Дороты Масловской. После первой постановки в Варшаве критики писали, что язык автора нельзя перевести на язык театра.
— Мне, наоборот, кажется, что это актёрская пьеса, театральная, игровая, бенефисная. Сложность одна — в локации, как любят говорить киношники. Действие происходит по дороге. И это даёт артисту много нераскрытых возможностей. В театре можно всё: прыгать с парашютом, быть скушанным акулой, ехать на машине, даже если её не существует.
Чем меня зацепила эта история? В попытках развлечь себя человек пускается в некое путешествие. Он переодевается румыном в Польше — и это как если бы в России я переоделась таджиком, поймала машину и попросила: «Довезите меня до Томска. Бесплатно». В спектакле сталкиваются два мира: европейский и восточный. Европейский человек считает, что мир вертится вокруг него, и ничего плохого с ним не произойдёт. А восточный человек берёт свою большую семью, складывает её в клетчатую сумку и бежит через границы — спасаться, каким угодно способом. Это история о том, что сейчас происходит в мире — мы перестали доверять друг другу. Она про смеяться сквозь слёзы и плакать сквозь смех.
— В театрах сейчас не так много детских спектаклей, которые были бы не о «петь, плясать и наряжаться», а о том, что действительно волнует детей. Как «Старый дом» решает эту проблему?
— Мы нашли такие тексты — Джанни Родари, «Сказки по телефону». Спектакль выйдет в канун Нового года. Благодаря «Сказкам по телефону» артисты разбудили в себе внутреннего ребёнка: они вспоминают, как круто ехать на велосипеде, кушать мороженое, прыгать в резиночки. Каждую репетицию мы начинаем с игры в «Глухой телефон». И это такой кайф! Я бы рекомендовала приходить на этот спектакль взрослым, потому что он сигнализирует: взрослые, заберите у детей гаджеты, будьте рядом с ними, подарите им счастье детства. Счастье — это так просто.
— А где вы черпаете счастье?
— Счастье — это перестать жить иллюзиями, что что-то важное случится завтра. Завтра я отдохну. Сделаю то, что давно хотел сделать. Побуду со своими детьми. У меня так незаметно выросла дочь, пока я себя кормила «завтраками».
Оно в элементарных вещах — видеть вокруг прекрасный город, слышать друг друга, успокоиться и перестать бояться. Тогда счастье и откроется.