Premier
В ближайшее время премьеры не запланированы!
Стоящая вещичка
17 january 2011Юлия Щеткова Новая Сибирь, 06.06.08
Со спектаклями, как с подростками: проще взорвать себе мозг, нежели точно угадать, к чему приведут пубертатные завихрения и во что превратятся эти неказистые существа с прыщами, брекетами и вытянутыми «лошадиными» коленями. Каждую премьеру ждешь, предполагаешь, раскладываешь, прикидываешь, а все «бац-бац и мимо»: то актеры не дотянут, то режиссер перестарается, то материал окажется негожий, то зритель не тот. Или наоборот — ничто не предвещает удачи, ан нет, потихоньку, полегоньку шедеврик и складывается. Ожидания «Чувств» были не определены до крайности. С одной стороны, присутствовали крепкая репутация режиссера Линаса Зайкаускаса и разыгравшаяся к концу сезона труппа «Старого дома». С другой — откровенно пугающие предпремьерные высказывания постановщика, где рядком шли слова «Чехов», «кич», «фольклор», «Россия» и «лубок». Терпимые по отдельности, вкупе они воспринимались страшнее розог, стояния на горохе и лекций по богословию вместе взятых. К счастью, профессионализм переиграл профанированные современным театром темы, а чувство юмора сделало не самый выразительный текст удивительно выпуклым и приятным для просмотра.
В стародомовских «Чувствах» совпало все — от времени и места до создателей и исполнителей. Но, прежде всего, порадовал подход режиссера к своим обязанностям. Оказывается, «это не театр, а праздник какой-то», когда режиссер приезжает на место и начинает делать то, что ему положено делать. В смысле работать. Не раздувать щеки, шуршать словами и мериться статусом с коллегами, а перелопачивать текст, анализировать концепты, формулировать концепцию, вливать идеи в актеров, репетировать и так далее. Спектакль Линаса Зайкаускаса этими душе- и телодвижениями просто лучится. Складывается впечатление, будто каждый миллиметр сценического пространства тщательно прорабатывался, каждый шаг полуторачасового действия аккуратно просчитывался, каждое движение выверялось, каждая мысль маркировалась, каждая интонация направлялась в нужное русло, каждый актер вшивался в ткань спектакля потайным швом. Режиссеру даже хватило желания избавиться от некоторых индивидуальных исполнительских штампов. Так, в «Чувствах» появилась новая Лариса Решетько. В отличие от предыдущих героинь, образы которых у нее неизменно фокусировались на чрезмерном трагизме, пафосе и надрыве, в этом спектакле актриса выдвинула вперед самоиронию и отстраненность, подчеркивающие глубину образа. А пресловутый «театр театрович» прорвался на секунду лишь в нескольких пиковых эпизодах, что в целом не испортило впечатления.
Следующее бесспорное достижение постановки — техническая сложность, с которой таки справились и постановщик, и хореограф, и актеры. «Вещичка» нашпигована всяческими техническими штучками и придумками до отказа. В «Чувствах» сложный саунд, включивший в себя работу с микрофонами, голосовые эксперименты, живой «вишневосадовский» квартет из скрипки, аккордеона, балалайки и виолончели, фонограммные отрывки и тишину. Всякое слово или звук не выбрасывается по обыкновению в пустоту, а, пройдя разного рода манипуляции, делается полноправным персонажем спектакля, пусть и эпизодическим, выскочившим, как «черт из табакерки», и вмиг сгинувшим. Многослойный визуальный ряд без применения уже набивших оскомину заморочек с телевизорами, проекторами и экранами, и обыгрывание всякой утвари, попавшей на сцену. Сильная трюковая составляющая, частенько заменяющая монологи, диалоги и авторские комментарии (здесь даже мелкая потасовка героев превратилась в цирковой номер с кульбитами и клоунскими трюками), и световая игра. Правда, в премьерные дни, к сожалению, не все зазвучало на полную мощь. Спектакль был немного сыроват и не отыгран. Еще не было той легкости, когда на смену освоению приходит рефлекс, пружина действия полностью расправляется и не скрипит на каждом новом витке. «Чувства» прозвучали в полголоса, но явно сулили скорое fortissimo.
Спектакль Линаса Зайкаускаса по праву можно назвать удачным экспериментом, даже если кому-то не придутся по душе творческие изыски режиссера и нестандартный подход к тексту. Отправной точкой для создания «Чувств» послужил чеховский рассказ «Верочка», отчего-то почти не известный широкому читателю. Из небольшой зарисовки про томившуюся провинциальную девушку, любовь которой была отвергнута нерадивым приезжим кавалером, Линас Зайкаускас создал полноценную историю, если хотите, драму, где главное — он и она (недаром имена персонажей изменены на собственные имена героев), а все остальное — фон, мишура, обрамление.
Режиссер действительно заставил актеров играть слова Чехова. Не обыгрывать диалоги, которых в «Верочке», кстати, с гулькин нос, а изображать описанное: русский лес с его лешачьим духом, журавлиный клин с улетевшими надеждами, пение птиц, лесную тишину, туман и прочее. Чехов набил пунктиром, а Зайкаускас обвел жирной линией, подчеркнул, утрировал, выделил. Таким образом, мысли писателя заговорили; действия в большинстве своем заменили слова; упомянутые чувства и состояния, будь то волнение, хмель, неловкость или стыд, получили буквальное воплощение; проявились едва намеченные, сказанные в проброс или вовсе отсутствовавшие в рассказе мотивы, которыми щедро наделены знаменитые пьесы (потому, собственно, режиссер и перебросит мостик к «Чайке», «Трем сестрам» и «Вишневому саду», подсунув зрителю на текстуальном уровне ворох тамошних цитат). Причем все вышеперечисленное не мелькнуло статичной картинкой, замершей в определенный момент развития, но прокрутилось коротким метром, историей в истории, обнаружив развитие как таковое.
Дорого стоит форма, позволившая Линасу Зайкаускасу адекватно воплотить свои «Чувства». По словам самого режиссера, это кич хорошего тона, лубок с фольклорными вкраплениями. Если точнее — осознанная пародия на кич и лубок. Тот самый a la rus, знакомство с которым доводит иностранцев, простите, до поросячьего визга. Легендарное гостеприимство, перебирающие плечами в цветастых шалях и вытанцовывающие цыганочку барышни, пустившийся вприсядку русский мужик в ушанке, тулупе, верхонках и валенках, водка рекой, девки в хороводы гурьбой, душещипательные канцоны под пьяные слезы, бурые мишки, расхаживающие на задних лапах, любовные трепеты в ярких полевых цветах и чугунки вместо церковных маковок... В общем, все то, от чего трезвого русского уже подташнивает, а нормального зрителя бросает то в крупную, то в мелкую дрожь попеременно. Благо в данном спектакле до безобразия русский Чехов подается с безупречной иронией над собой, стереотипами и происходящим. Можно расслабиться и получать удовольствие, как европейскому зрителю, так и сибирскому от пяток до макушки.
Последнее, о чем хотелось бы упомянуть в связи со стародомовскими «Чувствами», — это великое множество сюрпризов, приятностей и деталей, которыми спектакль испещрен вдоль и поперек. Наверное, их могло и не быть. Они не несут на себе особой смысловой нагрузки, не скрепляют сюжет, зато приятно радуют глаз и надолго оседают в памяти, оставляя за «Чувствами» тонкий шлейф воспоминаний. В считанные дни исчезнут слова, рано или поздно сотрется сюжет, сгинет суть и забудется повод, из-за которого разгорелся сыр-бор, а держащий в прологе едва ли не гениальную паузу шарманщик Владимира Казанцева, ловко вихляющий пятой точкой медведь Вадима Тихоненко или кормление с ложечки, будто пришедшее из сказок Роу, останутся. Как писал все тот же поэт: «Не оттого ль в моей груди лиловая нежность?».