Premier
В ближайшее время премьеры не запланированы!
Свобода быть собой
15 april 2018Марина Шабанова Ведомости Законодательного Собрания Новосибирской области
Ведущий актёр театра «Старый дом» Анатолий ГРИГОРЬЕВ о поэтическом поединке, панических атаках, внутреннем ребёнке и рождающемся будущем.
Анатолий Григорьев окончил Кокшетауский колледж культуры им. Акана Серэ. В театре «Старый дом» работает с 2010 года. Учится в НГТИ, специальность «актёр театра драмы». Обладатель премии Новосибирского отделения СТД «Парадиз» за «Лучшую мужскую роль» в драматическом театре (Лопахин в спектакле «Вишнёвый сад»), премии «Звёзды Октября» в номинации «За дикий талант» и Гран-при Международного фестиваля Мартина МакДонаха в Перми за актёрский дуэт с Тимофеем Мамлиным в спектакле «Сиротливый запад».
— Анатолий, в новом спектакле «Sociopath» шекспировский вопрос «Быть или не быть?» трансформируется весьма своеобразно. Вам приходилось читать где-либо монолог Гамлета?
— Я, когда учился в колледже, принципиально выбрал другой монолог. Мне казалось, пока не получу эту роль, лучше не учить монолог, иначе сглазишь. Может, это и сработало.
— Вообще, по репетициям создалось ощущение, что режиссёр Андрей Прикотенко даёт актёрам много свободы.
— Это действительно так, потому что из свободы рождается что-то действительно новое, незажатое, цельное, открытое. Когда ты ощущаешь себя свободным, и тело ведёт себя иначе, и в голове рождаются интересные мысли. К примеру, монологи, которые написаны Андреем Михайловичем для спектакля: когда ты их выучил, когда ты в них свободен и произносится этот мощный поток текста, вот тут я, сам того не сознавая, произношу совершенно другие тексты — не заученные, а новые.
— О чём они?
— Это то, что, может быть, меня сегодня, сейчас волнует.
— Получается, в каждый спектакль вы добавляете что-то новое?
— Да, примешивается моё — это рождается та самая свобода.
— А писать самому приходилось?
— Да, но я не такой уж особый писатель. Два года назад поступал во ВГИК, на сценарный факультет, на заочную форму. Там требовались работы, и я даже прошёл по конкурсу, но решил всё-таки пойти на актёрское. И сейчас учусь на втором курсе Новосибирского театрального института.
— Почему хотелось на сценарный факультет, какие-то сюжеты реализовать?
— Мне интересно придумывать. Актёры — все фантазёры, потому что приходится придумывать себе образ: увидеть его со стороны, что-то прописать из недостающего в материале. Есть такие актёрские тренинги: ты пишешь дневник героя, как если бы это писал он сам.
— Дневник какого из своих героев вы писали?
— Если честно, не писал. Но от своего имени я пишу дневник. Причём делал это и на сцене. В спектакле «Перед заходом солнца», где я играю доктора, по роли я сижу с блокнотом и что-то записываю, пока все ребята работают. Я подумал: не буду делать вид, что пишу, а действительно буду вести дневник. А вот в спектакле «Sociopath» нам с Яном Латышевым пришлось (и мы были рады этой возможности) написать тексты для поэтического поединка, можно это назвать рэп-баттлом, или хип-хоп-баттлом. Также потом ребята написали ещё тексты для финала. Они звучат под музыку, под бит, и мы читаем это в манере хип-хопа.
— Кому, на ваш взгляд, адресован этот спектакль в первую очередь?
— Думаю, это будет интересно молодым людям, которые действительно понимают в компьютерах, программировании. И романтика им будет близка, и все эти вопросы. Герой вполне молодой, если меня можно ещё назвать молодым. И визуальная часть спектакля им тоже будет знакома. Я встречал молодых людей, которые говорят, что не ходят в театр, потому что там «скучно и медленно». Театр, как вино, нужно употреблять с наслаждением: медленно раскрывать его аромат, стараться услышать особые нотки, проникнуться атмосферой, понять о чём речь. Зритель должен над собой некую работу провести, подготовиться, ознакомиться с литературным материалом. Здесь же мы хотим завлечь зрителя быстрыми переходами — сменой сцен, света, видео. Плюс музыкальная атака. В рэпе есть такой термин — «идёт атака». Мы хотели бы по-хорошему атаковать зрителя, чтобы он был с нами, чтобы он был на нашей стороне.
— Вы сами в каком возрасте начали задумываться о смысле жизни и предназначении человека?
— Мне кажется, я родился таким — ещё ребёнком я ощущал себя стариком, всегда размышлял о таких вещах. Не думаю, что это моя какая-то особенность, просто так сложилась жизнь, мир вокруг меня. Сами обстоятельства наталкивали на эти мысли. Это не моя заслуга, а всего окружающего меня мира на тот период времени.
— По Юнгу внутренний ребёнок человека — божественное дитя, которому важно получить достаточно любви и внимания. Вам этого хватило?
— Мы с ребятами об этом говорили и смеялись: в актёры идут недолюбленные дети, чтобы получить любовь от зрителей. Возможно, и так. Моё детство до шести лет — это развал Советского Союза. Родители пережили это всё, им некогда было мной заниматься, не хочу жаловаться… У меня прекрасные родители, просто жизнь такая была.
— Кто сейчас ваша семья?
— Своей семьи у меня пока нет. Моя семья — родители, которые до сих пор живут в Казахстане, и брат со своей семьёй, он в Новосибирске, работает пожарным. А моя семья ещё в планах. Я двигаюсь в этом направлении, с каждым месяцем всё ближе.
— Ваша избранница из театральных?
— Нет, смешивать театр и жизнь — опасная штука. Я часто такое практиковал, и всё это выплёскивалось со сцены в мою личную жизнь. Сейчас стараюсь этого не делать. И работа в новом спектакле, думаю, мне поможет.
— «Вишнёвый сад», по сути, сон Лопахина. Каким был бы ваш сон, если бы уснули на сцене и проснулись в конце спектакля?
— Я уже говорил, что родился старым, — видимо, об этом. Знаете, постоянно ощущаешь себя за бортом этого праздника жизни. Ты видишь, как кто-то радуется и беззаботно живёт, и вроде бы тоже радуешься, но тебе не даёт покоя мысль, что люди могут жить так просто — забывать о чём-то, или им действительно так повезло, что у них проблем, нет тех впечатлений, которые ты успел «хапнуть» на своём веку. А когда ты сам начинаешь веселиться, то превращаешься в бурю, ураган, из тебя лезет только деструкция.
— Значит, лёгким и розовым, как иные персонажи «Сада», не получается быть?
— Нет, пробовал, не получается. У меня всё как-то непросто.
— С Пером Гюнтом какая-то невероятная вещь случилась: вот вы обнажённый на сцене, а это не вызывает неприятия, об этом просто забываешь. Почему?
— Потому что я красивый (смеётся)… Режиссёр Антонио Лателла молодец, он всё сделал оправдано. Рождение героя происходит из природы — из туши оленя. И если бы я вылезал из его живота в трусах, вряд ли это было бы оправдано. Есть такое понятие «родился в рубашке», но не в трусах же… Там и свет работает. И прекрасный текст Ибсена. Мне кажется, это всё имеет своё воздействие. Я очень боялся этого момента, страшно было только начинать, но когда это случилось, пришло освобождение, та самая свобода.
— Вы волнуетесь перед премьерой, перед выходом?
— Да, порой доходило до панических атак. Года два назад ещё сильно трясло, может, потому что начинаешь взваливать на себя излишнюю ответственность. И думаешь: это же та самая роль!
— И все ждут чего-то особенного?
— Да, думаешь, как сейчас это выйдет? И начинаешь в себе это разгонять. Стоишь на сцене, зрители на тебя смотрят, софиты «долбят», а ты стараешься перебороть свой страх.
— Про панику это и зрителям знакомо, когда в «Пере Гюнте» к ним обращаются актёры, задавая вопросы, — очень неожиданно.
— В основном люди не идут на контакт, теряются. Получается, актёр сломал вот эту черту, вышел к людям, нарушил зрительское пространство. И людям становится неуютно. Но в чём прелесть — вопросы, которые задают наши ребята, не проходные: кто ты, что делаешь? Зрители получают впечатление, и это в любом случае остаётся с ними. Этот момент человек не забудет.
— Мне кажется, «Старый дом» всё чаще вторгается в пространство зрителей, пытаясь сделать их соучастниками.
— Да, это очень интересно. Ну, например, как в том же спектакле «Трилогия. Электра. Орест. Ифигения в Тавриде», когда мы постепенно ломаем эту рамку. В первой части взаимодействия со зрителем практически нет, во второй части мы уже включаем зал, то есть мы их видим. И зритель сидит, сидит и вдруг обнаруживает, что он тоже участник спектакля, а в третьей части мы уже совсем рядом. За эти пять часов они так к нам привыкают, что сами начинают показывать что-то, общаться с нами, мы для них становимся родными… Это классное ощущение, когда зритель становится соучастником действия, когда он тоже несёт некую ответственность за спектакль, за его целостность. Бывает ведь и такое: пришёл зритель и не выключил телефон, для меня это непостижимо.
— Зритель-разрушитель?
— Мы об этом часто говорим. Или вот эти реплики из зала. Выделите, пожалуйста, это крупным шрифтом: МЫ ВАС НА СЦЕНЕ СЛЫШИМ ТОЧНО ТАК ЖЕ, КАК ВЫ НАС В ЗАЛЕ!
— Вы сами социопат?
— Да.
— Как это проявляется?
— Наверное, я не всегда считаюсь с эмоциями и чувствами других людей. Часто свои интересы ставлю выше интересов близких — ту же работу. Когда я занят профессией, я замыкаюсь в себе, и меня в этот момент никто не интересует, кто бы это ни был, даже родители. Я понимаю, что это плохо, получаю смс от мамы: что ты не пишешь, где ты пропал. Оказывается, прошло два дня, а я даже не вспомнил, что нужно написать домой… Готовясь к спектаклю, я читал литературу и всё время ждал, когда же обратятся ко мне, лично. А мне что с этим делать?
— Спектакль отвечает на эти ваши вопросы?
— Думаю, да. Надеюсь, это как-то повлияет на меня. Как с Лопахиным, мне пришлось из себя достать некие состояния. Я действительно оперировал своими эмоциями и чувствами, которые были у меня в определённый момент. И сколько этот спектакль игрался, я всё это из себя выбрасывал, выбрасывал и в какой-то момент понял, что меня это больше не волнует, я это вычерпал из себя. И мне стало легче, и на роль я как-то сразу иначе посмотрел, и на свою работу.
— Возвращаясь к Гамлету: когда эта последняя минута наступит или, может быть, уже сейчас, в этот период жизни, вам открылся высший смысл, зачем вы здесь?
— Мне кажется, да. С каждым месяцем, с каждой неделей растёт новый человек. Надеюсь, когда он появится, то поможет мне ответить на этот вопрос. А случится это уже в сентябре. И тогда я, возможно, пойму что-то очень важное в себе. Пока я разбираюсь с работой и постоянно шепчу этому человеку, что я уже люблю и жду его, жду момента, когда он придёт в этот мир, увидит меня — не социопата, не какого-то Лопахина, или Иудушку, а меня, своего отца. Мне хочется, чтобы он мог гордиться мной либо чтобы другие люди могли ему сказать про меня: твой отец действительно стоящий человек.
Фото Валерия ПАНОВА
The article mentions:
Peoples:
perfomances: