Premier
В ближайшее время премьеры не запланированы!
Тимур Насиров: Хочешь быть Бендером? Будь!
26 november 2013Марина ВЕРЖБИЦКАЯ Новая Сибирь
ТЕАТР «Старый дом» начинает охоту за премьерными названиями. 29 и 30 ноября на сцене новосибирского драматического состоятся первые показы спектакля «Золотой теленок» в постановке режиссера Тимура Насирова. Точка отправления — одноименный роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова, рассказанный почти всей труппой театра. Однако, по воле командующего парадом, знаменитым текстом артисты не ограничатся. В сценическую топку пойдут записные книжки, письма и воспоминания легендарных соавторов. Актеры будут перечитывать, вспоминать, импровизировать, и в результате волшебных театральных пертурбаций коллективное чтение превратится в безудержно веселый спектакль, наполненный виртуозными артистическими трюками, парадом цитат и сеансами одновременной игры в конферанс, цирк и джаз.
С образом Остапа Бендера советский читатель впервые познакомился в 1928 году с легкой руки талантливых дебютантов, в недавнем прошлом обычных одесситов, а ныне пользующихся высоким литературным покровительством фельетонистов Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Продолжение последовало три года спустя. Успех у читателей был столь велик, что нынешним сатирикам даже не снилось. Однако бороться за место под советским солнцем самому знаменитому сыну лейтенанта Шмидта пришлось неоднократно. И вышел из битвы Бендер с гордо поднятой головой — вровень с Тилем Уленшпигелем, бравым солдатом Швейком, Кола Брюньоном и даже Хлестаковым и Чичиковым. Со временем Остап Ибрагимович проник в плоть и кровь каждого homo legens и homo videns. «Золотой теленок», равно как и предшествующие «Двенадцать стульев», был расхватан на цитаты, перипетии сюжета вошли в повседневную практику жизнетворчества, а полюбившиеся образы стали объектом художественных, кино- и театральных интерпретаций. Почему в юбилейный сезон театр «Старый дом» решил присоединиться к всемирной бендериане и каким хитрым способом артисты попытаются понять природу гипнотического воздействия слов Ильфа и Петрова на одну шестую часть суши, рассказывает режиссер спектакля «Золотой теленок» Тимур Насиров.
— Тимур Станиславович, у вашего спектакля необычный подзаголовок — «Концерт замученных печаток». Объясните не изуродованному большим театральным опытом обывателю: почему именно опечатки и при чем здесь концерт?
— Спектакль под названием «Концерт замученных опечаток» когда-то ставил мой мастер Григорий Козлов в театре «На Литейном». Это был хороший спектакль по «Золотому теленку», но, на мой взгляд, недооцененный. Он быстро сошел со сцены, но глубоко запал мне в душу. Что же касается опечаток, то что такое наша жизнь, как не сплошные опечатки?! Что ты видишь, когда оглядываешься назад? Опечатки. Там сделал не то, здесь не так, тут надо было поступить иначе. Пока ты живешь, ты множишь бесконечные опечатки. Одни из них откладываются и болят. Другие забываются и потом неожиданно выходят. Одни смешные и досадные. Другие печальные и трагические. Но научиться жить по-другому — без опечаток, набело — нельзя. Нет такой возможности! И как жить тогда? Наверное, любить свои опечатки. Как писал А. С. Пушкин: «И, с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю, и горько жалуюсь, и горько слезы лью, но строк печальных не смываю». Ну а раз опечатки уже сделаны, так давайте хоть повеселимся напоследок, позубоскалим на сей счет. Погибать, так с музыкой! Каждая опечатка превращается в отдельный номер. Каждый персонаж ждет нужного момента, чтобы выйти на авансцену и исполнить свое соло, в котором можно поделиться со зрителем личным и сокровенным. Получается, наш спектакль — это набор номеров на одну тему.
— Что это за тема?
— Мечта идиота. Ты о чем-то долго мечтаешь, а когда мечта сбывается, понимаешь, что либо ты мечтал совсем не об этом, либо тебе это уже не нужно, либо удовлетворения нет. Ключом к спектаклю может стать цитата из записных книжек Ильфа: «Ветер, ветер, ужасно как мне не повезло. Мне обещали, что я буду летать, но я все время ездил в трамвае. И я знаю, я умру на пороге счастья, как раз за день до того, когда будут раздавать конфеты». Это спектакль о том, как дорога ложка к обеду. Нет ничего постоянного. Проходит все. Проходит и жизнь в погоне за глупостями. Тебе кажется, что вот-вот придет все, чего ты желал, а на самом деле за исполнением желаний стоит пустота. Возьмите Остапа Бендера. Человек жизнь положил ради достижения своей цели — получить миллион для поездки в Рио-де-Жанейро. И вот он получил этот миллион. Мечта сбылась, но сделать он ничего не может. Даже выехать за границу нельзя. Кто же его, беспаспортного, выпустит? А если и выпустит… Беда в том, что Бендер постарел. Ему в романе не так много лет, а он говорит, как человек, проживший большую жизнь, как человек, который уже не хочет жить вечно: «Мне тридцать три года — возраст Иисуса Христа. А что я сделал до сих пор? Учения я не создал, учеников разбазарил, мертвого Паниковского не воскресил…» Бендер одинок и стар. У него пропал азарт. Пропал вкус к жизни. А раз так, то и миллион ему совершенно бесполезен. Грустная тема такая получается. Но это только в финале. Сначала нам нужно сделать так, чтобы эта печаль раньше времени не выплеснулась на зрителя. Поэтому первые два акта мы будем изо всех сил хулиганить. Это будет жутко смешное баловство и совершенно импровизационное существование. Такой циркоджаз.
— Почему именно цирко- джаз?
— Этот стиль был очень популярен в начале 1930-х годов. Его культивировали Утесов и куча замечательных советских джазменов — Розман, Крушевицкий, Теплицкий. Цирк — он и есть цирк. Джаз, потому что смешно, интересно, жизнерадостно, азартно. А циркоджаз — это два слова: «в кайф» и «вместе». В нашем спектакле все происходит именно так. У нас не экипаж «Антилопы-Гну», а настоящая джаз-банда, в которой все актеры еще и немножечко музыканты и циркачи. В первых двух действиях мы вместе, и никто из нас еще не оглядывается назад, поэтому и концерт получается цирковой, аттракционный, веселый. В третьем действии все начинают останавливаться, оглядываться, переосмысливать и оказываются в одиночестве. Каждый сам по себе. А поодиночке ни джаза, ни банды не получается, и концерт становится печальным. Как будто артист устал от представления, ему очень хочется закончить все и поскорее отправиться домой. И он быстренько, быстренько сворачивается.
— Кто он — ваш Остап Бендер?
— О Бендере можно говорить только в превосходной степени. Он — поэт! Художник! Жулик без жульничества. Обманщик, который не обманывает. Врун, что никому не врет. Ну, кого он обманывает? Либо полных идиотов, либо тех, кто сам хочет быть обманутым, либо уж таких негодяев, что у них на лбу написано: «надо наказать». Он даже не обманывает, а обыгрывает. Высмеивает, но никогда не унижает. В отличие от Корейко, кстати, который и обманет, и унизит, и подгадит. Во второй части романа это противостояние очень четко открывается. Когда Бендер торгуется с Корейко за миллион, Корейко спрашивает, по какой причине он должен отдать Остапу свои заработанные деньги. И Бендер потрясающе отвечает: «Я не только трудился. Я даже пострадал. Я потерял веру в человечество. Разве это не стоит миллиона рублей, вера в человечество?».
— Вы полагаете, он говорит это серьезно?
— Абсолютно! Это прочитывается в романе. Бендер, как ребенок, который начинает вдруг вглядываться во взрослую жизнь. А Корейко наоборот — взрослый, шустрый и чрезвычайно живучий. Человек без кайфа и без вкуса. Из тех, кто не умирает никогда. Корейки живут в каждом из нас. А вот такие чистые люди, как Остап Бендер, с которыми всегда хорошо, азартно, весело, не выживают никогда. Он стопроцентный альтруист. Он несет свет и никогда не теряет присутствия духа. Если из известных ему 400 способов относительно честного отъема денег у населения ни один не подходит, Бендер придумает 401-й. У меня такое ощущение, что и миллион ему не нужен. Он просто кайфует и идет к своей хрустальной мечте. Все ради Рио. Вроде бы жулик, а по-настоящему пострадал и потерял веру в человечество, столкнувшись с грязными делишками Корейко, Берлаги и иже с ними. Помните, что говорит Бендер, когда захлопывает папку с «делом Корейко»: «Когда я был очень молод, очень беден и кормился тем, что показывал на херсонской ярмарке толстого грудастого монаха, выдавая его за женщину с бородой — необъяснимый феномен природы, — то и тогда я не опускался до таких моральных низин, как этот пошлый Берлага». Бендер, конечно, аферист, но при этом он рыцарь и свято чтит свой рыцарский кодекс. Он благороден. И многим из нас с ним не сравниться никогда. Хотите тест «на Остапа» — проверить себя? Вспомните эпизод с инженером Щукиным. Что вы сделаете, если увидите незнакомого человека, сидящего голым на лестнице? Скорее всего, пожмете плечами и пройдете мимо. В лучшем случае найдете того, кто ему сможет помочь. А Бендер сам помог. Просто помог.
— В вашем спектакле роль Бендера исполняют сразу четыре актера. Чем обусловлен этот режиссерский ход?
— Бендер — это ускользающий образ. Таких, как он, в нашем мире нет. Потому и сыграть всего Бендера невозможно. Даже самые знаменитые Бендеры — Юрский, Миронов, Гомиашвили, Меньшиков — играли лишь какую-то одну часть образа. В нашем спектакле каждому артисту достанется свой кусочек Бендера. Это, конечно, значительно усложнит актерскую задачу: ведь подхватить роль у партнера и суметь ее развить за короткое время сложнее, чем сыграть роль полностью. И наши артисты понимают это. У них горят глаза, и зрители наверняка почувствуют тот кайф, который получают актеры от этой роли с большой буквы. Хочешь быть Бендером? Будь!
— Хорошо, а по какому принципу вы распределяете одну роль на разных по возрасту, амплуа и характеру артистов?
— В начале у нас на сцену выходят три Бендера. Андрей Сенько отвечает за стеб. Женя Петроченко — за добродушие. Виталий Саянок — за напор. Итого получается идеальный образ, в котором есть все, что нужно Остапу: добродушие, стеб, ирония, напор, молодой азарт. А ближе к финалу, когда на арену выходят два великих комбинатора — Бендер и антибендер-Корейко, у нас остается один исполнитель — Василий Байтенгер. Он отвечает за исповедийное начало. Это поживший и разуверившийся в людях человек. Опыт и усталость от собственного опыта. Горечь, что что-то не случилось или случилось, да не так.
— Как будет решено сценическое пространство «Золотого теленка»?
— Во-первых, у нас будет яркий и круглый цирковой ковер — как на арене. Во-вторых, дело будет происходить на фоне очень пестрой и очень живописной стены, на которую каждый пришпилил то, что ему нравилось или нравится. Кто-то любит Эллу Фицджеральд — она там есть. Кто-то увлекается моделями аэропланов — пожалуйста. Большому моднику — пиджак. Музыканту — труба. Писателю — пишущая машинка. И книжки, и гири, и чемоданы, и глобусы, и карты, и плакаты, и афиши, и фотографии. Эта стена, как холодильник заядлого путешественника, который отовсюду привозит магнитики, и все они самые-самые разные. Эклектика и в то же время зримые опечатки, человеческие следы.
— Выбранный вами стиль циркоджаза подразумевает много музыки.
— Музыки будет много, и разной. Во-первых, живой: у нас будет свой актерский оркестрик. Конечно, мы не подопечные Эдди Розмана, но что-нибудь веселое сбацаем. Во-вторых, будет звучать забавная и смешная фонограмма, в которой будут собраны мелодии разных эпох, исполнителей и стилей. От «У Черного моря» до «Итальянской польки» Рахманинова. И те в разных вариантах. От классической версии Утесова до веселой стилизации «Сибирского диксиленда». В исполнении арфы, трубы, фортепиано, детского хора и даже барочного ансамбля. Цирк и джаз приемлют многое.
— Перекликается ли как-то ваша сценическая история с известными киноверсиями романа?
— Сначала у меня была идея связать спектакль с киноисторией романа, прежде всего с фильмом 1968 года. Потом я отказался от этого варианта — как-то не сложилось. Но, скорее всего, реплика в сторону кино где-нибудь да проскочит. Не потому, что я об этом специально думал. Просто фильм с Юрским расхватан на цитаты, и некоторые из них, хоть и отличаются от канонического текста Ильфа и Петрова, прочно вошли в наше сознание.
— Обычно вы используете в работе над спектаклем этюдный метод. «Золотой теленок» не исключение?
— Мы с артистами работали этюдным методом. В этом спектакле меня меньше всего привлекает канонический сюжет. Меня интересуют люди. Любящие, обожающие, живущие текстом романа «Золотой теленок» люди, которым не нужно рассказывать, откуда фраза и какой эпизод за ней следует. Они узнают друг друга по цитатам. И каждое слово из этих цитат наполняется отдельным смыслом, не имеющим отношения ко всем известному сюжету. Одним словом, меня интересует жизнь вокруг знаменитого текста, то, как этот текст влияет на меня, на артистов, на зрителя. И это, с одной стороны, признание в любви роману Ильфа и Петрова. И посвящение моему мастеру Григорию Козлову, с другой стороны. Для меня за текстом «Золотого теленка» стоит слишком много личного, чтобы просто воспроизводить сюжет. В конце концов, те, кому так важна первоначальная история, могут прочитать книжку или посмотреть кино с Юрским.
— Очевидно, для вас «Золотой теленок» — знаковый, этапный спектакль в режиссерской биографии. А для «Старого дома»?
— «Старый дом» непростой театр, и труппа у него нестандартная. И не так-то просто найти такой материал, который бы идеально разошелся по артистам. Что называется, сел, как перчатка на руку. «Золотой теленок» поможет нам нащупать свой стиль, продвинуться дальше на пути создания театра-библиотеки. Театра, который можно читать, как роман. Я люблю рассказывать истории. Иногда получается хорошо, иногда хуже. Иногда вообще не могу связать двух слов. Но мне это все равно интересно. В этом спектакле я попробую пересказать историю при помощи артистов. И если у нас это получится, мы сможем сделать на сцене все что угодно. «Золотым теленком» я пытаюсь нащупать свой стиль. Я подошел к этапу, когда то, что я умею, мне давно неинтересно, а чего я не умею, того не знаю. И вот я пробую что-то такое, чего раньше никогда не делал. И даже не знаю, что из этого получится. Изучаю, разбираюсь с собой. И тема опечаток, брошенного назад взгляда, мне близка.
The article mentions:
perfomances: