Premier
В ближайшее время премьеры не запланированы!
Весь Чехов в одном действии
17 january 2011Евгений Минкова Ведомости, 30.05.2008
Благодаря деятельности директора театра Антониды Гореявчевой зрители «Старого дома» знакомились с грузинской, шведской, литовской театральными школами. Премьера «Чувств» удивила не только яркой фольклорной стилистикой, но и присутствием в зрительном зале выдающегося польского режиссера Кшиштофа Занусси. Нестандартные вариации Зайкаускаса на тему русской культуры и международного Чехова Занусси признал «самым красивым и остроумным из того», что он «видел о русском характере».
Красота и остроумие в спектакле «Чувства» рождаются из игры в театр, из стремления режиссера и актеров воплотить на сцене мир чеховского рассказа «Верочка». В сценической атмосфере «Чувств» сливаются русское фольклорное начало, лубочная эстетика и живая музыка чеховского оркестрика (роль прекрасно выдержана студентами Новосибирской консерватории).
В первые минуты спектакля мы оказываемся в уютном деревянном театрике (художник спектакля Маргарита Мисюкова), который можно было увидеть в любом советском парке 60-х. Под трогательную мелодию импозантный импресарио (он же Шарманщик — Владимир Казанцев), выдержав многозначительную паузу, объявляет о начале спектакля, в котором «играются слова Чехова».
Вместе с огромным чучелом невесты, оно же ворох приданного, на сцену выплывают три девицы в нарядных крестьянских костюмах (Елена Гурина, Наталья Немцева, Анастасия Панина). Служанки-берегини главной героини одними только танцами, без слов, превращают сцену в новый игровой мир — русский балаган. Здесь появятся и Шарманщик с Медведем (Вадим Тихоненко) — самым узнаваемым персонажем русских ярмарок. Эта удалая пятерка на протяжении всего спектакля мягко, но настойчиво будет пытаться выдать молоденькую героиню замуж. Их сопереживание сюжету неразделенной любви одновременно комедийно и лирично.
А история очень проста: приехавший в небольшой уезд молодой специалист статистических наук Владимир Николаевич (Владимир Борисов) поражает воображение местной девушки Ларисы Геннадьевны (Лариса Решетько). Признаться ему в любви она решается только в момент его отъезда в «сырые и темные номера» Петербурга. И вот уж где можно разгуляться тем самым чувствам, которые не терпят прямых слов и признаний, прячутся в недосказанности и намеках. Слов мало — много действия. И удивляешься мастерству артистов «Старого дома», которые свободно крутят колесо, делают всевозможные трюки, оживляя пространство своей игрой. Сегодня, пожалуй, только в «Старом доме» можно увидеть такую техническую тонкость и изощренность, сочетающуюся с яркими психологическими переживаниями. В этом немалая заслуга постановщика по пластике Василия Лукьяненко.
Музыкальная и пластическая партитура «Чувств» выстроена в гармоничном сочетании мощных аккордеонных наигрышей, лиричной «Ой, то не вечер», цыганочки, которые оказываются созвучными чеховским переходам от комического к драматическому, от шумного многоголосья к звуку лопнувшей струны. Эта игра в Чехова, нарочитая, сочная, открывает не меньше возможностей, чем реалистическое решение, обычное для чеховских постановок. В прочтении «Старого дома» сюжет Чехова о несостоявшейся любви раскрывается как часть общего русского мифа — глубокого переживания одиночества и вечного стремления к единению.
«Я некрасивая, — восклицает Лариса Геннадьевна, подобно Соне из “Дяди Вани”, — добрая, но некрасивая». С этих слов начинается одна из самых запоминающихся сцен. Героиня всматривается в зеркала, направленные со всех сторон, и словно вопрошает: ну, скажи, что я красива? а может быть, ты? или ты?? Но нет ответа. И в кульминационном крике артистки Ларисы Решетько: «Но я бы любила мужа», — уже не только Верочка, Соня, но и Медея, и тысячи женских голосов, просящих о нехитром и в то же время часто недостижимом счастье. И в этом ее финальное преображение из наивной девушки во взрослую женщину.
В последнем монологе Владимира Николаевича тоже скрыто откровение: «Господи, столько во всем этом жизни, поэзии, смысла, что камень бы тронулся, а я... я глуп и нелеп!». Единственным смыслом среди дыма и тумана оказывается встреча с настоящим чувством другого человека. Сможет ли он вернуть любовь искреннюю или так и останется перед запертыми воротами горевать об упущенном счастье — главный вопрос. И даже неунывающая тройка девушек, а вместе с ними и Медведь, сняв свою медвежью голову, размышляют о смысле жизни, об ушедшей молодости.
Постановка «Старого дома» усиливает чеховское миропонимание, которое связано с особым отношением к слову. В «Чувствах» Зайкаускаса слово «выкристаллизовывается» из музыки, голосов, пения. Словесный дефицит становится важным приемом спектакля, возможностью оживить его, вернуть ему статус поступка. Произнести слово и услышать его для героев спектакля — значит сделать шаг навстречу друг другу.