Ян Латышев: хочу быть всем сразу

Premier

В ближайшее время премьеры не запланированы!

Ян Латышев: хочу быть всем сразу

24 april 2018
Светлана Фролова «Один & дома»

Ян Латышев. Родился 8 апреля 1994 года в Новосибирске. Закончил НГТИ в 2016 г. В начале творческого пути работал в «Первом театре». В труппе «Старого дома» с 2016 года. В 2017 г. был удостоен знака отличия «Будущее Новосибирской области».

Про «Журавушку», родителей и про водителя-механика

– Недавно мне исполнилось двадцать четыре года. Все это время прошло здесь – в этом потрясающем, моем родном и любимом городе. Так сложилось, что до института я вообще дальше пригорода Новосибирска не выезжал. Нигде не был, кроме своей дачи. На втором курсе института, первый раз в жизни, выбрался за пределы своего региона, полетел на Международный конкурс Художественного слова в Петербург, затем было ещё несколько городов. Закончил я школу № 85 – «Журавушка» (это такая хоровая специализированная школа на «Гагаринской»). Пел там до 4 – 5 класса в хоре, но голос начал меняться, и пришлось закончить с этим. Поэтому пошел в театральную студию.

– Зачем тебе понадобился театр? Может, родственники есть из этой среды?

– Я же с детства ходил в театральную студию: потому что всегда хотел быть всем и сразу. Но в моей обширной родословной, насколько я осведомлен, нет ни одного родственника, который был бы как-то связан с театром. У меня достаточно простые, но потрясающе чуткие, умные родители. Безумно их люблю. Отец – водитель, мама – парикмахер. А вообще-то я до института, по линии военкомата, отучился на водителя-механика. В девятом классе сдал на категории «В» и «С»: разбирал и собирал «КАМАЗы», «ЗИЛы». Собирался поступать в пограничный институт ФСБ. В общем, планировал серьезно связать свою жизнь со службой в вооруженных силах РФ. По окончании школы знакомые предложили: а пойдем в театральный поступать, за компанию? По закону жанра, они не поступили…, а я, неожиданно для себя, – поступил.

Еще я хотел быть врачом: нейро- или кардио- хирургом, нефтехимиком… Да, в общем, кем только не хотел! Что касается театральной студии, то в 5-9 классе я играл в Народном театре у Леонида Александровича Иванова и Натальи Ивановны Лифенцевой – это два человека, которые открыли мне театр, но все это было как-то между делом: я просто выплескивал свою творческую энергию.

…По-другому стало, когда поступил в Театральный, на курс к потрясающим мастерам: Павлу Валентиновичу Южакову, Светлане Владимировне Галкиной и к Анне Викторовне Протоковило. Все, что они знали, они максимально вкладывали в нас: воспитывали работоспособность, трудолюбие, усердие, не говоря уже про собственно «Мастерство актёра». В принципе, я человек и так воспитанный, организованный, ответственный, и живу по распорядку. Думаю, это родители воспитали во мне. Я счастлив, что отучился в НГТИ, именно в своей мастерской. За четыре года я получил просто невероятный личностный рост, саморазвитие просто колоссальное. Это понятно: на одного студента в НГТИ приходится 2 педагога. В других вузах, как известно, все иначе.

Про поэзию, архетипы и депрессию тела

– У тебя разносторонние увлечения. Ты все еще себя ищешь?

– Я себя уже нашел… иронизирую конечно, естественно все мы себя постоянно ищем на протяжении всей жизни. Но я уже знаю свой вектор направления. Хочется воспользоваться умной фразой, которой защищал диплом: с точки зрения своей экзистенциальной природы, человек многогранен. Сейчас же мир, в принципе, узкоспециален. Сегодня, когда человек выбирает себе профессию, например, историка, то он будет заниматься, допустим, Европой Средних веков, в частности Флоренцией, и эту свою тему он знает до миллисекунды, а остальные темы – уже не так досконально…, по крайней мере, не так хорошо. На этой почве у людей происходят кризисы, депрессии и т п. Так как, по своей природе, человек не может быть стиснут до чего-то одного. Он должен проявлять себя в разных ипостасях, перевоплощаться в разные архетипы (Ареса, Зевса, Гефеста – солдата, отца, любовника, монаха, певца ...и т.п.).

В результате, чтобы преодолеть это, человек начинает искать способ сублимирования этой энергии в разного рода увлечения: от пейнтбола, макраме, театральных кружков, до различных квестов… а актёрам какие квесты? У нас и так каждый день – квест на сцене. Посему актёрская профессия, в смысле развоплощения себя, самая благодатная профессия. За одну неделю ты можешь пройти путь от гоголевского «маленького» человека, до шекспировского Ромео или Гамлета. Испытать такой спектр чувств, такую палитру эмоций, что, выходя из театра, ты чувствуешь гармонию.

Вообще, эта профессия культивирует процесс познания (себя, мира и т.п.) в противном случае это все будет отражаться на сцене. О других моих увлечениях: обожаю спорт, боевые искусства. Сейчас, например, занимаюсь тайским боксом, до этого классическим. Преподаю сценическое движение в замечательной театральной студии «МаскаРад». В этом я нахожу себя: йога, ушу, акробатика – все это мое. Моё тело само просит: я знаю, какую сегодня группу мышц нужно нагрузить. Если, по каким-либо причинам, я несколько дней не получу физической нагрузки, то у меня уже начинается депрессия тела.

Особое место в своей жизни отвожу поэзии… Поэзия – это такая вещь… Не секрет, что мы живём образами (детства, первой любви и т.п.). Так вот: поэзия, оперирует образами, воздействует напрямую на чувства человека, на его подсознание, используя метр, интонацию, рифму. В одной стихотворной строке может заключаться вселенная. Звучит пафосно, но возможно этот пафос (в его первоначальном значении) меня и привлекает. Я пишу стихи, но поэтом себя не считаю. Максимум претендую на поэтическое мировосприятие.

– Книжку хочешь издать?

– Какую книжку... Вы что?

– Все поэты и все писатели хотят издать книжку.

– Так я ж сказал, что не считаю себя поэтом. Вот как актер я себя считаю и писателем, и поэтом – то есть сыграю любого…, а, вообще, может быть..., в перспективе, но пока у меня есть конкретные цели, связанные с актерскими, и я иду по этому пути.

Про Сартра, экзистенциализм и Клавдия

– Тема твоего диплома?

– Диплом был по зарубежному театру. Тема «Ситуация экзистенциального выбора в пьесе Ж-П Сартра «Мухи»».

– Почему Сартр?

– Потому что у него есть потрясающая «Тошнота»… пожалуй, этим все сказано… но это – шутка. Был же кризис в начале ХХ века: Бог умер, до этого ещё и история как таковая закончилась, конец всего, некуда идти. Бог себя исчерпал, человек себя исчерпал. «Социопат» тоже задевает эти вопросы. Действительно: ведь сейчас мы находимся в кризисе и веры, и подвига, и совести. Вот я, человек заблудший – здесь и сейчас – нахожусь в 2018 году, мне еще 24 года и полнейшая эклектика внутри. Эклектика всего, и ты во всем этом живешь. Где правда? Где путь? Потому что слишком много всего. И ты не понимаешь – что делать, куда идти?

– Тебе когда-то приходило в голову, что ты будешь играть Клавдия?

– У меня не было такой цели: стать великим актером и, вообще, актером. До Театрального института я вообще не очень увлекался чтением, и в театре был пару раз – в качестве зрителя. Я занимался сам театром – самодеятельным, занимался спортом, наблюдал за реальной жизнью что ли. Все это было «в рост». В то время, когда я мало читал, я инвестировал во что-то другое, что сейчас дает результат.

– Может, это и хорошо.

– Это хорошо, потому что нужно было дорасти (до книг, до театра) созреть. Нужно было получить житейский опыт. Вот в институте, когда я пришел, то начал с удивлением для себя открывать поэзию Золотого, Серебряного века, Постмодерн, мировую драматургию, прозу... Конечно, я старался делать вид, что много чего читал и знаю. Но это было тяжело.

У нас потрясающие профессора в институте, и они начали меня увлекать. Все-таки сверхзадача Театрального института – создать актера, то есть квинтэссенцию человека искусства. Актер должен быть всем и сразу: носителем культуры во всех смыслах и проявлениях, примером для подражания – от внешнего до внутреннего. Для чего это все мне нужно? Мое поколение немного потерянное… Не так, конечно, как предыдущее, но тем не менее. У нашего поколения не было цели/ идеи/сверхзадачи – какой-то разброд. Детство наше – это вторая половина девяностых и первая нулевых, не было ориентиров как таковых, маяков и т.п. Мне всегда хотелось преодолеть это.

Этот временной период, как бы мои любимые родители ни старались, я все равно застал. И он оставил во мне след. Хотя, я счастлив и рад, что родился именно в то время и именно в этом месте, это была отличная школа жизни. У меня очень простая семья: два брата – среднему 20 лет и младшему – 5. Многие мои одноклассники, в принципе, росли без отцов (проявление времени, кстати). Мой же отец – пример для подражания, так как в тот период неопределенности, отсутствия идеалов, он сумел сохранить в себе все качества настоящего мужчины и передать это своим сыновьям. Мама у меня – потрясающе прекрасная…, я счастлив, что родился в такой семье, что они вложили в меня какие-то чистые категории (любви, дружбы, чести). Хотелось преодолеть окружающую тогда действительность, себя в первую очередь, и поэтому –искусство. Искусство ведь это один из способов преодоления мира стоящий наряду с наукой, религией и философией.

– Почему экзистенциализм?

– Потому что прямо перед тобой каждый день ситуации неоднозначности жизни: ситуации выбора, а выбор твой несет формирование будущего. А если смерть? Ты ведь не знаешь, что там дальше: рай или ад? Следующая жизнь – пустота, расщепление? Кстати, это более реально, хотя и представить невозможно. Потому что все это находится вне синтаксиса языка. Все это словами невозможно выразить, потому что за гранью привычного нам мировосприятия, и ты понимаешь: времени-то не так уж и много...

– Нужно ускориться.

– Да. И тогда ты начинаешь себя осознавать. Ведь мы же живем на автоматах, рефлексах, которые проецируются на наши поступки, отношения и т.п. Поэтому, когда ты понимаешь, что живешь в автоматической системе навязанной тебе, то думаешь: «А куда от этого бежать? Куда идти?». И вот, я нашел свой путь, потому что здесь, в театре, я могу ответить на какие-то свои вопросы, которые меня волнуют, остановить время. Тут я осознаю себя.

– Что говорит зрителям твой персонаж, «Клавдий»?

– В нашем произведении я антагонист. Я – второй главный герой, но – постмодерн! – нужно еще понять, кто кому противостоит, потому, что в какой-то момент ты находишься на стороне «Клавдия». Он более рассудительный, более компромиссный. Он говорит правильные вещи: «Отстань от нас, дай нам спокойно жить. Люди любят друг друга, зачем ты к нам лезешь со своим разложением? Не рефлексируй, расслабься, отдохни». С Клавдием мне было сложно в плане формы. Но, хочется верить, что я справился с этой задачей.

В один прекрасный момент этот герой понимает, что Гамлет никуда не будет сворачивать со своего пути, и меняется, переходит к действию. Перед зрителем разворачивается картина всей низости человеческих пороков, его темной природы, той, в которой человек боится сам себе признаться, хотя она повсеместно. И во мне тоже. Этот персонаж начинает меняться, идет до последнего – чтобы устранить с дороги любое препятствие. У зрителя возникают вопросы, множество: любил ли он Гертруду?

– То есть ты пытаешься очаровать зрителя, чтобы потом поставить его перед фактом.

– Конечно. Так всегда: если ты играешь зло, то зло нужно играть обаятельно. Во зле нужно искать, в том числе, человечность. Отчего он злой? Здесь все противоречиво, все непонятно, – потому что относительность. Мы и себя-то не понимаем: для кого-то мы добро, для кого-то зло.

Про лицо, трикстера, стресс, рыбалку и семью

– А тебе вообще часто приходится по ролям играть таких… жуликов. Полумерзавчиков.

– Ну не знаю. Может потому, что фактура у меня такая, лицо. Мне в институте на «гриме» говорили, что мне повезло с лицом. Оно пластично, достаточно хорошо трансформируется.

– Близко к трикстеру.

– Именно. Наверное, это потому что, когда меня спрашивали в институте, кого я хочу сыграть, я отвечал: «Никого», потому что мне все равно, кого играть..., интересно сыграть все. Сейчас, допустим, я чувствую, что уже изжил себя в Яше (в манерных ролях). Кстати, я никогда это и не умел. В институте были ребята, которые делали это гораздо круче меня, а я всегда играл более брутальных персонажей. Пришёл в «Старый дом» и открыл в себе способность играть манерных. Точнее, во мне открыли. После «Вишневого сада» были «Тетки». По отзывам зрителей, я достаточно убедительно работаю в образе зека, играющего женщину. Я в этом развоплотился: классно, здорово.

– Стресс как снимаешь?

– Где-то читал, что профессия актера стоит на одном месте с оперативником, который работает в горячих точках. По стрессоустойчивости: потому что действительно, слишком много объектов внимания надо держать одновременно. Адреналин, поэтому в институте и начинают с тренировки внимания: насколько хорошо ты овладеешь им, настолько ты профессиональней актер. Умение скакать по этим кругам внимания, одновременно концентрироваться на множестве задач – в этом и есть, отчасти, профессия.

… Насчёт способов борьбы со стрессами: вот прихожу я в свой спортивный клуб, там работают и тренируются самые простые парни, царит атмосфера единения, что ли... Перед тобой: ринг, снаряды, перчатки, накладки, спарринги, раунды, преодоление себя, сброс негативной энергии. Потом душ, и идешь домой – будто заново родился.

Еще один способ преодоления стресса – сочинение стихов. Это – такая моя зона комфорта. Особенно хорошо снимают стресс поездки домой, в семью. Хорошо, когда возвращаешься в отчий дом, потому, что моя семья – это для меня все, мое начало. Именно в родительском доме ты понимаешь для чего это все. И это самая главная часть мотивации.

– А вот если бы с семьей у тебя было не так, ты был бы другой?

– Да, возможно. Тут нужно понять, как устроен мир. Если это миссия (если рассуждать с точки зрения фатализма) то я бы был такой же. Если выбрать другую точку зрения – то, естественно, другой. В последнем стихотворении, которое я написал, о том и говорится: что такой, какой я есть сейчас – это все благодаря времени, месту, людям, книгам и семье, конечно же. А иногда – местам силы. Я обожаю свою дачу в пригороде Новосибирска – это и есть место силы для меня. Обожаю рыбалку. Вот! Я бы рыбаком был! Если бы не актерская профессия, то я стал бы путешественником, или рыбаком, сидел бы на даче, ходил на реку и рыбачил.

Про награды, «Старый дом» и «Социопата»

– Вот тебя наградили знаком отличия «Будущее НСО». Как ты вообще к наградам относишься?

– Награды – это отражение моей работы, в общественном смысле. Может прозвучать банально, но я скажу так, как считаю… Мы отыграли сегодня сказку. Сидят дети, смеются. А родители – плачут. Эти искренние слезы – вот это моя награда, или то, положительное, что пишут, говорят, аплодисменты – тоже. Ты понимаешь, что не зря два часа прыгаешь, потеешь в сценическом костюме, в котором не всегда комфортно, поэтому после спектакля каждый раз килограммы скидываются. Но ты понимаешь, для чего все это – зрители уходят с ощущением радости и удовольствия из театра.

– Как попал в «Старый дом»?

– На четвертом курсе мне посчастливилось работать в «Первом театре». Это был потрясающий опыт. Мы играли в массовке, но уже в театре. Колоссальный опыт выхода на сцену. Да и на институтской сцене было не так страшно играть. Я участвовал в «Песнях о Родине», на «Ново-Сибирском транзите». Меня увидели, и пригласили в другие города, театры. Вот на «Транзите» я и встретил Оксану Ефременко и Антониду Александровну Гореявчеву. Через несколько дней мне позвонили, и говорят: «Ян, приходи к нам на прослушивание». Пришел, как видите.

Почему у меня знак отличия? Да кто бы знал. Возможно, потому что за первый месяц я ввелся сразу в девять спектаклей (сейчас это сложно представить). Во всех последующих премьерах меня задействовали. Отчасти, это потому, что психофизика такая – и того, и другого могу сыграть. Талант – это что такое? Это один процент божьего дара и 99% работы. Ты можешь своей работой, ответственностью сделать из себя звезду, легенду. Много таких примеров. А можно, напротив, все загубить, если лениться. Естественно кому-то везет больше, кому-то меньше.

Я всегда стараюсь работать добросовестно (у меня синдром отличника, порой мне это очень мешает). Плюс – «Золотая маска», а ведь закончил институт год назад! Посчастливилось попасть на «Золотую маску». Кажется, я уже в большей части репертуара играю… Уже спектакля 3-4 сняли, в которые я вводился. Вот мне еще такую роль доверили... Спасибо Андрею Михайловичу Прикотенко – потрясающий режиссер.

– Тебя сразу на «Клаву» утвердили?

– Нет. Когда только пришел в театр, было много вводов. И были сомнения, нужно ли меня еще дополнительно нагружать, но тем не менее, Андрей Михайлович доверил мне Яшу в «Вишневом саде», и у меня - дебют. Примерно также и с «Социопатом».

– Зачем тебе кафедра теории и методики воспитательных систем? Ты хочешь учить? Чему?

– На самом деле, я уже понял, что это бессмысленно. Во-первых, у меня сейчас нет времени заниматься – поэтому, я сделал паузу, а во-вторых, мне надо в аспирантуру поступать, потому, что за 4 года мы специалистами выходим. А специалистам затем нужно поступать в аспирантуру… не знал этих тонкостей.

Про «коробочку», гаджеты и смысл

– Ты как… «коробочка»: собираешь все, собираешь в себя...

– Но я это использую! Одно дело, когда это все пылиться и «Кощей над златом чахнет», а другое – когда все в рост. Я чувствую, что это надо, что все дальше пригодится. Все мои занятия спортом сейчас дают результаты. Все мои излияния из-за несчастной любви в поэзии дают результаты. Я хоть петь, или играть на гитаре сейчас научусь – все это потом пригодится.

С точки зрения специалитета, мне нужно идти уже в аспирантуру и защищать кандидатскую, потому что моя узкая специализация называется «сценическое движение». В отличие от актерского мастерства – это поле напаханное, поэтому здесь я могу открыть что-то новое, мое и дать это людям, в частности, детям. Сейчас у детей, к сожалению, абсолютная физическая нищета, сегодняшнее поколение – крайне физически неразвито. И проблема далеко не только с осанкой…

– Так это все из-за гаджетов.

– Из-за гаджетов, в частности.

– О чем история, которую написал Прикотенко, на твой взгляд.

– Если образно и кратко – о нас: здесь и сейчас. О кризисе нашего времени, сознания. Она написана нашими словами – которые мы используем: речевым мусором. Вы видели сами: два мира сталкиваются: мир физический – один очень деятельный, потребительский. И мир словесного мусора, рефлексии (но ведь словесный мусор – это плохо, а рефлексия – это хорошо?). И это столкновение заключается в относительности правды, нравственности, кризисе веры, в кризисе человека.

– То есть раньше никакого кризиса не было, и он возник совсем недавно?

– Нет. Я говорю о конкретно нашем времени. Естественно кризисы и раньше были.

– А выход из этого кризиса есть? (того, в котором вы живете в «Социопате»)? Или все уходит в «слова-слова-слова»?

– Отвечу так: мы с ребятами писали абсолютно разные тексты. Но, на удивление, получилось очень связано. Мой коллега в финале читает: «Надеюсь, что в моей вселенной все не бессмысленно». И главный вопрос пьесы, по крайней мере, для меня: «Для чего эта жизнь?» Деталь я, молекула, механизм, или что-то большее? Или все, что внутри меня, и вне меня – это всего лишь проекция?

– То есть выход найдется, если это понять.

– Думаю, да. В моей вселенной все не бессмысленно... Но с другой стороны, все же… «подвешено».