Премьера
21.06.2024.
Цветы для Элджернона
Цветы для Элджернона
14.05.2024.
Девятью десять
Девятью десять
Антигерой, или Что такое быть самим собой
12 марта 2014Светлана Сучкова Пенсионеры-онлайн
Если бы Новосибирск действительно был, а не мнил себя центром культуры, премьера спектакля «Пер Гюнт» на сцене театра «Старый дом» стала бы «точкой кипения» в медиапространстве и на дискуссионных культурных площадках как уникальное художественное событие.
Музыка победила пьесу
Около 150 лет назад пьеса норвежского драматурга Генрика Ибсена перевернула сознание не только его европейских современников, ею зачитывались и в России. Хотя сам автор был уверен, что «Пер Гюнта» смогут понять только его соотечественники. «Продвинуть», что называется, неподъемную для театральной постановки пьесу помогла прекрасная музыка Эдварда Грига. Благодаря музыке, и особенно «Песне Сольвейг», историю норвежского парня Пера, оставившего в родной деревушке мать и возлюбленную и отправившегося скитаться по свету в поисках себя, знает весь мир.
Кстати, как говорят биографы Грига, композитор очень не хотел писать музыку к этой драме. Ибсен упросил и даже пообещал половину гонорара от спектакля. В результате музыка оказалась сильнее драмы. Театральная судьба пьесы, не предназначенной, по замыслу автора, для театра, так и осталась скромной, известны лишь несколько постановок и кинематографических версий. Но музыка Грига к драме «Пер Гюнт» навсегда вошла в список мировой классики.
Восстановить «справедливость» в отношении пьесы отважился итальянский режиссер Антонио Лателла. После незаурядной и яркой постановки в «Старом доме» «Трилогии» по пьесам Еврипида он продолжил тему отцов и детей, любви и долга, божественного и природного в человеке. Режиссер посчитал, что лучше всего для этого подходит именно «Пер Гюнт», с этой пьесой он познакомился еще подростком! И оказалось: норвежская «одиссея», рожденная 150 лет назад по мотивам фольклора, населенная крестьянами, троллями, жрицами любви и другими персонажами, отлично укладывается в стилистику XXI века – где андроиды на грани чуда соседствуют с Гарри Поттером, успешные финансисты уходят на поиски Шамбалы, жрицы любви, собственно, никуда и не уходили, и столь же невозможно, как и в доврском лесу, провести грань между фантазией и реальностью.
Что есть человеческая жизнь? Что есть человек – я, ты, он, она? Куда он бежит, оставляя отчий дом? Что хочет обрести? Режиссер задает вопросы, ответы на которые в процессе спектакля и после него ищут все: он сам, постановочная группа, актеры и зрители.
Чем взорвал общество Генрик Ибсен 150 лет назад? Тем, что вывел в образе главного героя - «негероя» - обычного деревенского повесу и пустил его по следам Фауста, заставил искать смысл жизни.
Между Богом и природой
Антонио Лателла исследует характер и путь «не героя» подручными средствами европейского театра начала XXI века. Это голые подмостки без декораций, черно-белая киношная гамма, максимальная выразительность легко трансформирующихся костюмов, предельная естественность и самоотдача актеров, набор разножанровых и разновременных саундтреков, неизменный «кордебалет» - массовые хореографические этюды, заменяющие текстовые длинноты. Когда пружина спектакля начинает раскручиваться, все это приходит в движение и обрушивается на зрителя. Четыре часа (с антрактом) театрального драйва выдерживают не все. Стоикам же открываются новые смыслы.
Все первое действие на сцене фигурирует огромная туша оленя (слава Богу, тряпичный муляж, а не работа таксидермиста). Олень – священное животное в скандинавской мифологии, это словно символ прародины Пера Гюнта, а в контексте пьесы убитый олень – плод фантазии Пера, так он дурачит матушку Осе, заявляя, что скитался по горам и убил оленя. Олень (Природа) – живой источник фантазии, это мир, где Перу хорошо. Он и сам как часть этой дикой природы: возможно, именно этим можно объяснить первое появление Пера на сцене совершенно обнаженным - он выползает из этого огромного оленьего брюха, как из чрева матери-природы. Пер, как норвежский Маугли, умеет понимать язык леса, не зря с ним неотступно ходит Голос Природы (Валентина Ворошилова). И управляют-то им природные инстинкты: он жаждет удовлетворить свои физические потребности – пища (вино), секс, борьба с местными самцами за выживание и лидерство.
per4
И вдруг появляется Сольвейг (Лариса Чернобаева, она же играет и мать Пера), девушка с молитвенником в руке, нечто чуждое в этом деревенском мире, полном плотских желаний, как уверяют нас режиссер и актеры. Антонио Лателла, в общем-то, не отступает от ибсеновского сюжета: 20-летний Пер Гюнт, гуляка, бездельник и фантазер, на деревенской свадьбе совращает чужую невесту, Ингрид (Светлана Марченко), бросает ее, и, боясь возмездия односельчан, бежит в горы. Там он чуть не женится на дочери короля троллей (Виталий Саянок)…
Дальнейший путь Гюнта можно узнать, набрав в поиске «краткое содержание пьесы «Пер Гюнт». Короче, Пер бежит, оставив мать и Сольвейг, которую он встретил незадолго до всей этой истории. Встретил и полюбил – наверное, будет слишком. Вообще, способен ли этот малый кого-то любить? Но девушка с чистой душой и молитвенником в руке точно разбудила его сердце. Может, именно страх настоящей любви и гонит парня из родных мест? Мелкие души часто боятся НАСТОЯЩЕГО – они неспособны его понять и как-то взаимодействовать с ним. Пер словно боится духовного начала, которое несет Сольвейг.
В роли Пера Гюнта режиссер видел только Анатолия Григорьева (сыгравшего Ореста в «Трилогии»). Актер и в новом спектакле продолжает рисунок роли Ореста – ему опять предстоит убить свою мать. Правда, на этот раз обойдется без крови. Пер разбивает сердце матери, Осе тем, что бросает ее на произвол судьбы. Осе умирает. Сцена прощания Пера с матерью – самая пронзительная в спектакле. Чтобы скрасить последние минуты жизни бедной женщины, Пер вновь призывает на помощь фантазию, мать уходит в мир иной, будто отправляется в гости на королевский обед…
Важную роль в сценографии спектакля играет стена, о которую чуть не разбиваются актеры, разбегаясь и в бешеном ритме пытаясь преодолеть ее. Стена – как граница между реальностью и фантазией, грань, отделяющую черное от белого, это и стена плача, и китайская (берлинская) стена, и граница добра и зла… Над стеной будет вздернуто чучело оленя – то ли как прощание с прародиной, то ли как маяк для убегающего Пера: в избушке с оленьими рогами на крыше тебя вечно будет ждать Сольвейг…
Момент Чиполлино
Вторая часть спектакля развивается в жанре «роуд-муви» (кинопутешествия), в ритме танца мелькают страны и события. Некто в черном (у Ибсена он то Посторонний пассажир, то Некто сухопарый, а у Лателла – однозначно Мефистофель (Сергей Дроздов), неотступно следующий за Пером, намекает, что пришла пора платить по счетам.
Ближе к финалу спектакля должен наступить момент истины: герой находит в лесу дикий лук и начинает очищать луковицу, слой за слоем, пытаясь нащупать сердцевину. Чешуйки слетают, как годы жизни: что прошло зря, где осталась суть? Кто ты, Пер Гюнт?
Антонио Лателла не был бы итальянцем, если бы герой Анатолия Григорьева не присел на ступени просцениума с настоящей луковицей! «Что ж поделаешь: где лук, там и слезы», - справедливо замечает автор книги про Чиполлино. Луковые ошметки летят к ногам зрителей первых рядов. Луковица выскальзывает из рук актера, катится под сиденья. В глазах начинает щипать. По сути, в этом месте глаза у зрителя должны щипать, а в горле застревать комок – и без свежего лука. От пронзительности момента. Но момент истины превращается в «момент Чиполлино» - до конца спектакля преследует и не дает сосредоточиться луковый запах. Возможно, зрителям дальних рядов повезло больше…
per5
Пер постарел, выглядит довольно жалко, и предъявить ему особенно нечего: хоть и грешил, но не по-крупному и на ад не тянет, ну а на рай - тем более. Усвоив тролльский девиз «быть самим собой и быть собой довольным», он просто утратил себя как личность и теперь годится только на переплавку в ложку Пуговичника. Пер – на краю бездны небытия. «Я – Пер Гюнт?», «Ты – Пер Гюнт?» - разом идут в наступление на зрительный зал актеры, карабкаясь в темноте по спинкам кресел и заезжая каблуками в лица не успевших увернуться зрителей. «Ты знаешь, что такое быть самим собой?!»
Очень своевременный вопрос! (Хотя можно было его задать и без насилия над зрителем). Проблема «быть самим собой» встает перед каждым, кто является в этот мир и достигает определенного возраста, когда приходит ее осознание. Современный социум так же поглощает тела и души Перов, как это было полсотни и сотню лет назад. На смену одним стереотипам приходят другие: быть в «тренде», принадлежать какой-то модной тусовке (правящей партии), носить (иметь) определенные модные гаджеты и бренды, демонстрировать успешность, коллекционировать женщин (мужчин), машины, путешествия и пр. и пр. Бросать матерей, жен (мужей), детей, ища все новых и новых удовольствий - и быть собой довольным! «Я – Пер Гюнт?»
Спасение – в Сольвейг. Это она, то ли вечная мать, то ли вечная жена (недаром ее играет одна актриса) открывает объятия блудному сыну. Но Пуговичник все же будет ждать на следующем перекрестке…
В статье упомянуты:
спектакли: