Premier
В ближайшее время премьеры не запланированы!
«Пер Гюнт»: путешествие к сердцу зрителя
18 december 2019Мария Козлова Melpomene on air
Свет медленно загорается, освещая контур огромной, занимающей бóльшую часть сцены туши оленя. Женщина истошно кричит имя сына, и в этом крике вся боль и горечь потери. Страшно. Именно со страха для меня начался юбилейный, пятидесятый показ нашумевшей постановки итальянского режиссера Антонио Лателлы «Пер Гюнт».
Когда я шла в театр, то совершенно не ожидала, что спектакль так сильно затронет меня. Это было что-то совершенно новое, что-то, чего я никогда не видела ранее и вряд ли увижу позже. Всё время, проведённое в зале (а спектакль длится четыре часа), казалось бредом. Но бредом в самом хорошем смысле этого слова. Словно мой мозг был затуманен горячкой, я не понимала, где кончается выдумка, а где начинается реальность. Алкоголь, вечеринки, тролли, путешествия. Только спустя некоторое время я смогла в полной мере осознать увиденное.
Стандартный сюжет Генрика Ибсена достаточно часто появляется на театральных сценах. В Новосибирске, помимо «Старого дома», его можно увидеть еще и в театре Оперы и Балета, правда уже в виде современной балетной постановки. Но в этом случае что-то новое придумать сложнее. Лателла же словно вдыхает новую жизнь в старую историю, привносит в неё особое видение.
Как и всегда, Пер Гюнт (Анатолий Григорьев) отправляется в удивительное путешествие. Он обводит вокруг пальца свою мать, вступает в драку, крадёт чужую невесту, влюбляется и всё это только в самом начале. Но уже в этот момент зритель понимает, что представление будет необычным. Потому что вечеринка, после которой Пера изгоняют из его поселения, проходит под ритмы Stomae – Formidable, а наряды девушек очень вульгарны, да и стóит упомянуть, что сам Пер ещё в начале появляется абсолютно обнажённым, а после одевается под юбкой матери.
Три девушки, бросившие троллей ради Пера, бесстыдно распахивают юбки и выставляют ягодицы, а главный герой удовлетворяет их всех одновременно. После такого Сольвейг, возлюбленная Пера, кажется ужасно невинной и чистой, что, впрочем, он и сам отмечает.
Настоящий ужас пробуждает прошлая невеста главного героя (Анна Матюшина), дочка Доврского деда (Виталий Саянок). Вместе со своим сыном, вся покрытая грудями, она выходит из леса прямиком к Перу и проклинает его, говоря, что мальчик от него. Парнишка пугает даже больше матери. Все его тело покрыто игрушечными младенцами, лица которых застыли в немом крике или смехе. Но в общем-то смешного мало. Пер сходит с ума и сбегает от любимой женщины, опасаясь, что его прошлое может затронуть и её.
А потом антракт и белый фон, на котором стоят все актеры. Каждый одет в классический костюм, и у каждого абсолютно нечитаемое лицо. В полной тишине со сцены начинают раздаваться синхронные хлопки. Приём у Пера начался.
Теперь он старик и контрабандист, о чем и рассказывает своим гостям, которых заменяют зрители. А потом разговор с Анитрой, каждой женщиной, которую он встретил. Все женские голоса сливаются в один, а наглый, но не убедительный против такой силы, голос Пера противостоит им.
Затем кораблекрушение, похороны и встреча с Мефистофелем (Тимофей Мамлин), который объясняет Перу, что тот жил не свою жизнь, а значит не может попасть ни в рай, ни в ад. Его душа уже не может очиститься, она ни на что, кроме переплавки, не годна. До этого момента время стремительно бежало, а сейчас резко, словно запнувшись, остановилось. Действие замедляется.
Пер молит Мефистофеля отправить его в ад. Но он не был самом собой, он, как луковица, состоит из одних только слоёв, а внутри нет ничего, нет никакого ядра. И, казалось бы, уговоры напрасны, но Мефистофель уходит, обещая встретиться на следующем перекрёстке. Он оставляет танцующих Пера и Сольвейг (Лариса Чернобаева), свет гаснет. А когда вновь загорается, на сцене снова туша оленя и кричащая имя сына женщина.
Удивительно, что актёры были одним целым со зрителями, и во многом это заслуга сломанной четвертой стены. Персонажи общались с публикой, причём так, что никто — а это я смогла прочитать по лицам сидящих вокруг — не понимал, задумка это или импровизация.
Действительно не ясно, на полном серьёзе Пер Гюнт решил пофлиртовать с девушкой на втором ряду или это всё же часть сценария? Или удивлённые вопросы все того же Пера по поводу ядра луковицы тоже часть роли? Оказывается, да, но ты не всегда это подмечаешь, и соответственно не знаешь, как реагировать на такое. Но публика откликается, подыгрывает.
А потом — диффузия. Актеры проникают в зрительный зал, перешагивают по креслам через зрителей и шепчут, заставляя мурашки бегать по телу: «Кто ты? Кем ты себя ощущаешь?», а Пер Гюнт тем временем тенью стоит на краю сцены на фоне множества прожекторов.
Свет и декорации вообще отдельная тема для обсуждения. Лампы ярко светят за спиной актеров во время сцены с приемом у Пера, освещают всё едким зелёным во врем вечеринки у троллей, и позволяют теням стать отражением представления в самом конце, когда силуэты Пера и Сольвейг сливаются воедино. Они раскрывают историю, рассказывают её наиболее полно и создают атмосферу таинственности и безумия. Фон же максимально простой — белый пол и такая же белая левая стена. Подобная пустота на сцене позволяет зрителю сосредоточить взгляд именно на актёрах, которые, впрочем, сами заменяют собой некоторые детали интерьера.
Так, Мефистофель (Тимофей Мамлин) заменяет собой крышу дома, на которую Пер Гюнт усадил свою мать, Осе (Чернобаева Лариса). А чуть позже он сам использует актёров как точки опоры в море после кораблекрушения.
Вообще роль Тимофея Мамлина не ограничивается только Мефистофелем. Он и Косая (Смерть), и голос за кадром, и сам Пер Гюнт. Вначале, вставляя забавно контрастирующие с происходящим ремарки, он смешит людей. «Плача» — говорит в микрофон Мефистофель. «Я не плачу» — сурово отвечает Осе.
И это действительно смешно, как-то очень органично вмешивается в общую картину хаоса и безумия. Самого настоящего безумия.
Герои бьются о стены, падают на пол, Лариса Чернобаева, бегая по кругу, стремительно меняет свою роль с Осе на Сольвейг, актеры обнажаются, стоят на руках вниз головой — действие на сцене не остается статичным практически никогда. Лишь в самых напряженных, особенно драматичных моментах стремительная динамика прекращается. И стоит похвалить труппу за подобную работу на износ.
Но если со всеми персонажами всё более-менее понятно, то главной загадкой остается таинственная женщина в черном, которая всё время находится в поле зрения зрителей и молчит, лишь лицом показывая отношение к происходящему. Кто она? Сама мать Природа (Альбина Лозовая).
Только она, кажется, знает, что случится в следующую минуту с главным героем. Только она представляет для него настоящую опасность, несмотря на то, что Перу удалось договориться даже со смертью. Её знание просто — все мы рано или поздно окажемся в глубоко в земле, и Пер не исключение.
И в общем-то подобное осознавать страшно. Как и страшно то, что можно потратить всю жизнь на поиски своего места и своего «я», но не найти его, как это случилось с главным героем. Конечно, можно не думать о подобном и жить спокойно, не зная, что длительная постановка итальянского режиссера пробуждает такие мысли. А можно сходить в «Старый дом» и увидеть всё самому, делая уже свои выводы о «Пере Гюнте».
The article mentions:
Peoples:
perfomances: