Жизнь в коконе. «Петерс» в театре «Старый дом»
05 october 2020Алсу Фатыхова Элис пишет
«Петерс» по одноимённому рассказу Татьяны Толстой в театре «Старый дом» получился мощным, многослойным, густо населённым метафорами, аллюзиями, символами – их так много, что отгадывать и распутывать можно не один день. А возможно, не одну неделю.
Удивляет в первую очередь то, как был бережно сохранен текст произведения: сочный, образный, с большим количеством выразительных описаний – на протяжении всего спектакля он звучит из уст всего одного актера – Тимофея Мамлина. И поражает не то, что артистом был выучен столь большой и сложный прозаический текст, а то, как несёт его Тимофей – трепетно, нежно, держа ритм, заставляя сжиматься от печали и радости одновременно. С одной стороны, текст самодостаточен, и история маленького человека выглядит объемно, с другой – гармонично дополняется мизансценическими решениями. Причем эти решения не скатываются в иллюстрирование, как это бывает у некоторых режиссеров, которые берутся за воплощение прозаических текстов на сцене.
Это необычайно увлекательная, затейливая и тонкая игра, шаг за шагом открывающая зрителю удивительные миры, вызывающие не столько слезы «радости, нежности, умиления», сколько желание всхлипывать и рыдать неистово, почти по-детски - но не от жалости к герою спектакля, а от прикосновения к прекрасному творению команды Андрея Прикотенко – как к акту высокого искусства.
Петерс (в великолепном исполнении Анатолия Григорьева), вскормленный и выращенный бабушкой в коконе тихого домашнего тиранства, остается «спелёнатым» и во взрослой жизни. Но детский мир – он живой, он переливается цветными красками как стеклышки в калейдоскопе, он завораживает искрящейся метелью снежного шара (у кого из нас не было этих чудесных игрушек – калейдоскопа и снежного шара?!), он пахнет ёлкой и заставляет мечтать о дружбе со всеми ребятами, о девочках пусть даже с бородавками. Он позволяет слову «негодяй» в глубинах фантазии мальчика обрести совершенно сказочный образ: приедет мать с негодяем, и он, этот негодяй, обязательно привезет ему экзотические фрукты и что-там еще совершенно несбыточное.
И, конечно же, мир и пугает: ужасно кашляющий дедушка, оставшийся в памяти мальчика каким-то монстром, страшные сны, черный кот с карточки дурацкой игры. Кот-неудачник. И вот это: заправь салфетку за воротник, тщательно жуй, при засыпании руки надо держать на одеяле. Для чего? А чтобы не вырабатывались вредные привычки.
Сколько травм нужно было нанести, сколько комплексов вбить, чтобы удобный ребенок превратился потом в никчемность?! Вот они, эти травмы, отросли как грибы на деревьях: отложились на животе, в толстых ногах, улеглись по волнам нелепой растрепанной копны волос, сдавили голову опухолевой чалмой.
Но мир внутренний, мир чувственный продолжает рождать грёзы о полётах с женщинами, похожими на облака, о тонких фигурках, закованных в брусничные платья, верить, что жизнь изменится: придет ОНА, прекрасная, легкая, неземная, и уведёт его в свой красивый мир. И в этот его мир веришь - как заяц.
И даже колготки, нелепо натянутые на голову, не смогут разрушить его фантазийный «сад земных наслаждений». Кстати, о колготках. Их так много в спектакле – кажется, что этой осенью в Новосибирске может наступить их дефицит. И столько связанных с ними ассоциаций… Они то причудливо сплетаются в босховское полотно, то тянутся-тянутся, символизируя неразрывную пуповину между внуком и бабушкой, то небрежно надеваются на головы - и… возникают откуда-то страшные зайцы с щупальцами, встают словно тени детских страхов. Сплетаются в паутину, из которой «дундуку эндокринологическому» нет исхода. Являются самой волнующей деталью женского туалета и в то же время у кого-то могут вызывать неприятные детские воспоминания.
Для маленького ребенка игра с колготками - веселье: надел на голову, сплёл «косу», покривлялся – посмеялся. Для подростка, на голову которого взбесившаяся толпа пубертатов, хохоча и улюлюкая, нахлобучивает колготки, - унижение. У мальчика, перешедшего из ясельного возраста в этап осознания своего пола, начала формирования своего «Я», навязанные взрослыми колготки вызывают ярый протест.
Оговорюсь, что к гендеру это имеет отношение отчасти: ведь и у девочек были свои ненавистные панталончики и гамаши. А чулки для мальчиков?! В бытность, когда не было никаких колготок на свете (то есть в определённую советскую бытность), мальчики ходили в чулках. Да-да, и пояс на резинках с заклепками у них тоже был – мужчины старше 60 лет точно это знают. Но вспоминают с неудовольствием. Но это так, отступление.
Обретение экзистенциальной свободы в принципе невозможно даже после смерти бабушки. То и дело она встает на его пути - незримо. Безнадежно сковав в Петерсе волю, язык, тело.
А мир? Весь мир Петербург словно восстал против такого большого и такого маленького Акакия Акакиевича – простите, Петерса. Треплет героя по-гоголевски питерский ветер, обливает дождями, обжигает колючей метелью. Манит, завлекает и жестоко обманывает как Невский проспект, а потом и вовсе толкает на раскольниковское безумство.
Прекрасная незнакомка не приходит, а случается какая-то холодная женщина с большими ногами и глухим именем. Постаревший Петерс получает мир простой - сильно пахнущий вареной курицей, заполненный авоськами, сумками с едой, увешанный птичьими гузками. Жизнь, которую уже когда-то получил другой литературный герой, женившись на Агафье П. Жизнь, в которой нет места любви, страсти, полёту.
Взлететь можно только самому - в окно. Выпутаться из кокона, ощутить себя, наконец-то, бабочкой – яркой, легкой, чувственной. Поблагодарить жизнь прекрасную, но прошедшую мимо, и очутиться в том самом заснеженном стеклянном шаре, который так будоражил маленького Петерса.
Кто-нибудь из вас думал в детстве о том, кто там - в этом шаре? Кто-нибудь съест рисовую кашу в память о Петерсе?
P.S. Ни слова не сказано о прекрасных актрисах: Ларисе Чернобаевой, Наталье Серковой, Альбине Лозовой, Софье Васильевой. Потому что нет слов, а только одна любовь и восхищение. Много любви и уважения к режиссеру, художникам, композитору, создателю видеоинсталляций, всей технической группе спектакля. К Анатолию Григорьеву и Тимофею Мамлину, давно любимым артистам. Спасибо за счастье увидеть такой спектакль!
Фото: Виктор Дмитриев
The article mentions:
Peoples:
perfomances: