Меняется мир, но не мы

LT: Лариса, вы недавно отметили 20 лет творческой деятельности в театре «Старый дом». Вы ощущаете себя старожилом сцены?

ЛАРИСА ЧЕРНОБАЕВА: Только сейчас об этом задумываюсь. Раньше было некогда: много работы, всё какая-то суета, поиски актёрского счастья. Сегодня сбавила обороты, научилась наслаждаться моментом, получать удовольствие от того, что умею, и быть благодарной за это.
Переход из одной возрастной категории в другую всегда стресс для актёра: вроде бы ещё вчера ты играла дочерей, а сегодня тебе предлагают амплуа матери, умудрённой опытом женщины. Точно знаю, что не буду артисткой, доживающей свой век на сцене, цепляясь за эпизодические роли. Не приемлю театр ради театра. Мне должно быть интересно, и то, что происходит сегодня в нашем театре, — нравится. Пусть на данный момент я не играю какие-то глобальные роли, но зато главный режиссёр Андрей Прикотенко заставляет удивляться самой себе и открывать новые грани, о которых и не знала. Поэтому мне не скучно.

Постановки «Старого дома» нравятся также театральным критикам и жюри фестиваля «Золотая маска», с которого труппа частенько возвращается с престижной наградой. Что, по-вашему, способствовало выходу театра на федеральный уровень?

Уникальный управленческий союз. Креативный продюсер Оксана Ефременко следит за тем, чтобы мы постоянно были в контексте времени, приносит сумасшедшие идеи. Главреж Андрей Михайлович реализует их на сцене, а директор Антонида Гореявчева распоряжается ресурсами так, чтобы всё задуманное воплощалось наилучшим для всех образом. Это вдохновляет и держит в таком тонусе, когда ты не можешь сделать следующую работу слабее предыдущей, каждый новый спектакль должен быть лучше, интереснее для тебя и зрителя.

Люблю Новосибирск и вижу себя в этом городе — таком родном и хорошем. Ему бы только немного похорошеть,
стать чище, ведь статус театральной столицы Сибири
ко многому обязывает

 

Успеху наших постановок ещё способствует и система работы Прикотенко с актёрами. Впервые на моей памяти артисты становятся соавторами действия, режиссёр направляет, что-то подсказывает, но не ограничивает твоё видение роли, побуждая к совместному творчеству.

Кажется, сейчас это называется «актуальный театр».

Для меня актуальный театр — это то, что происходит здесь и сейчас. Реальность меняется с неимоверной скоростью, если успеваешь вникнуть в проблематику, почувствовать, что волнует людей в текущий момент, то попадаешь в струю, в зрителя. Меняются и требования к аудитории. Ещё года три назад для меня был важен обычный зритель, который пришёл в театр после тяжёлого рабочего дня отдохнуть, расслабиться, погрузиться в мир фантазии. Сейчас же мне бы хотелось, чтобы и в зале люди работали душой, думали, а после спектакля делились мнениями, спорили, испытывали гамму разных чувств. Современный театр — он про это, а позалипать, расслабить мозг можно и в телефоне, сидя дома.

Неужели персонажи Толстова и Чехова — подходящие инфлюэнсеры, способные влиять на современную аудиторию?

В этом парадоксе и заключается величие русской литературы. За последние лет двести мир невероятно изменился в техническом смысле, но люди, их пороки остались теми же. Просто классики написали об этом так метко и глубоко, что столетие за столетием режиссёры легко находят нужные параллели и пересечения в сюжетах, подсвечивая нужную тему. Романы «Анна Каренина» или «Идиот» только основа, которая в умелых руках обрастает новыми подробностями, приобретает яркий окрас, звонкие акценты. Чем старше становятся эти произведения, тем интереснее их интерпретации. Радует, что на подобные постановки с большим интересом приходят как молодые люди, так и уважаемые театралы, возрастной категории 60+.

Получив роль разорившейся помещицы Раневской в спектакле «Вишнёвый сад», вы едва не ушли из театра. Расскажите, что это был за конфликт?

Уйти, конечно, громко сказано, но конфликт был — психологический. Всë-таки первая возрастная роль. В моей голове всплывали Раневские в исполнении других артисток, и эти образы никак не вязались с тем, как я воспринимала себя. Казалось, что мне не хватит опыта и ресурсов вытянуть персонажа до нужного уровня. Единственный, кто в меня верил и ни на секунду не сомневался, — это Андрей Михайлович, ставивший премьеру. Сейчас понимаю, что не будь Раневской, я не вышла бы из пресловутой зоны комфорта и не состоялась в дальнейших постановках Прикотенко.
Шесть лет мы играем «Вишнёвый сад», и до сих пор каждый раз после спектакля я выхожу с разным ощущением от проделанной на сцене работы — от полного разочарования до эйфории. Вот этот эмоциональный шторм и борьба с собой — мои вечные спутники, и я многому у них учусь.

Вы как-то сказали, что не выносите бесполезность существования, а труд актёра не предполагает осязаемых плодов. С учётом сложившейся за последние два года обстановки это мнение не изменилось?

Я наконец-то поняла, насколько мало нужно человеку, чтобы почувствовать себя нужным и любимым. А мы все суетимся, не видя, что счастье в простых вещах: в здоровье, в семье, в детях, в близости родных людей, образующих твой маленький мир.
Когда случилась пандемия и последующие ограничения, я впервые осознала, как много для меня значит театр и творчество, над которыми нависла новая угроза. Мне бы не хотелось, чтобы у людей отобрали искусство.
Тогда в нашей жизни мало что останется, мы зациклимся на цепочке однообразных действий и превратимся в биологических роботов. А хочется остаться человеком — чувствующим, думающим и мечтающим. Искусственный разум этого дать не может.

В статье упомянуты:

• Чернобаева Лариса