Премьера
В ближайшее время премьеры не запланированы!
Наталья Серкова и Ян Латышев: «Важно показать настоящего человека»
22 апреля 2019Наталья Бортник ОКОЛОтеатральный журнал
На сцене «Старого дома» состоялась премьера спектакля «Зулейха открывает глаза», основанного на одноименном романе Гузели Яхиной. В постановке режиссера Эдуарда Шахова зрители увидели психологический театр, перекликающийся с историческим контекстом, и новое для Новосибирска освоение театрального пространства. Главные роли Зулейхи и Ивана Игнатова исполнили Наталья Серкова и Ян Латышев. Специально для «ОКОЛО» актеры «Старого дома» рассказали о том, что нового узнали друг о друге за время репетиций, о мужском и женском в спектакле, а также поспорили о возможном продолжении истории.
– Премьера «Зулейхи» растянулась на три дня вместо традиционных двух, до этого сдача, тяжелый репетиционный процесс. Что делали сразу после премьеры, удалось отдохнуть?
Я.Л. У нас на следующий день было два «Кота» (прим. спектакль «Мама-кот»). В 9 утра уже приехали в театр, в первой половине дня отыграли два спектакля. Работаем без отдыха.
– Тяжело после таких объемных серьезных ролей перевоплощаться в котов?
Н.С. Переключаться легко. Только у меня были забиты мышцы, все тело болело. Я физически была очень вымотана.
Я.Л. Такое переключение – это одна из составляющих нашей работы. Когда начинаешь работать над ролью, она кажется тебе такой огромной, неподъемной. А потом проходит полгода, она сжимается и становится очень маленькой – как бы помещается в коробочку в твоем «шкафу» рядом с другими ролями. Роль Игнатова для меня на данный момент весьма масштабна, занимает добрую половину «шкафа», а кот – уже давно в коробочке. Поэтому с переключением сложностей не было.
– Первое знакомство «Старого дома» с романом Гузели Яхиной произошло в рамках лаборатории «Актуальный театр». В 2017 году зрители увидели эскиз «Зулейхи». Вы участвовали в нем?
Н.С. Меня тогда еще не было в театре, я училась в театральном институте.
Я.Л. А я на тот момент первый год работал в «Старом доме» и в эскизе играл красноордынца-коня Игнатова. Должен был еще исполнить Горелова, но мы до этого момента не дошли, показывали только «татарскую» часть.
– Когда начали репетиционный процесс с режиссером премьерного спектакля Эдуардом Шахов – как изучали татарскую культуру, исторический контекст?
Н.С Режиссер не давал нам конкретных установок – что читать, что смотреть. Единственное, Эдуард Зуфарович сказал мне сходить в мечеть. Я родом из Кыргызстана, из тех мест, где ислам является основной религией. Но меня воспитывали в русской семье, у нас не было таких традиций, которые описываются в романе. А к спектаклю мне нужно было погрузиться, прочувствовать культуру, колорит. За время репетиций я один раз сходила в мечеть, посмотрела, как молятся мусульманские женщины. После этого поделилась увиденным с режиссером по пластике Алиной Мустаевой, и в спектакль мы включили основные движения.
Я.Л. Лично мне работая над ролью, погружался именно в контекст времени, в его нерв. Очень много читал и смотрел документальные исторические фильмы о гражданской войне, раскулачивании, индустриализации, в частности, о специальных структурах, ОГПУ, которая вошла в состав НКВД, и так далее. Страшно представить, как людей тогда беспощадно уничтожали. Вся Гражданская война, когда брат убивает брата – это ужас какой-то. Вот представьте, ночью к вам постучатся, все заберут, а вас отправят на другой конец страны, и хорошо еще, если доберетесь живыми. История моей семьи тоже связана с тем периодом.
– Твои родственники тоже пострадали в то время?
Я. Л. У меня по отцовской линии бабушки были репрессированы. Правда это было чуть позже, их привезли из Латвии в деревню Кокошино – это между Омском и Новосибирском. И, вот, одна бабушка-латышка по иронии судьбы вышла замуж за Латышева. По материнской линии тоже, но это отдельная история.
– Чувствуется, роман Яхиной произвел на тебя большое впечатление…
Я. Л. Я читал взахлеб, хотя, нужно признаться, я не фанат романов. Работая с таким материалом, нашей задачей было показать, что даже на фоне великой трагедии можно остаться человеком и по-настоящему любить. Мой герой Иван Игнатов искренний идейный человек, я бы даже сказал «пламенеющий» идеей. И он один из немногих, на ком основывался чисты социализм – с «человеческим лицом». Да он жесток, да он безжалостен и бескомпромиссен. Он яростно ненавидит кулаков и не считает ленинградских за людей. Но это все оправданно идей светлого коммунизма, прекрасного будущего. И вот такого вот молодого, искреннего, полного сил и жизни мужчину система обманывает, жесточайше перемалывает, калечит, но при этом он все равно остается ЧЕЛОВЕКОМ. В определенном смысле его глаза к концу спектакля не то чтобы открыты, они повернуты и смотрят в душу. В этом заключается прелесть этой роли.
Н.С. А я, когда читала книгу, терпеть не могла Игнатова! Даже его последний подвиг, когда он написал метрику для сына Зулейхи – даже это не оправдывает его в моей голове. Мне кажется, он выписан очень неприятным, а Ян играет абсолютно другого человека. В его исполнении Игнатов человечный – он за добро, за правду.
– Наташа, ты еще очень молода, а роль Зулейхи очень объемная – какого тебе было играть женщину, которая потеряла четверых детей, а потом в таких жутких условиях познает материнство?
Н.С. Я до сих пор до конца не могу это прочувствовать. У меня ведь даже детей еще нет. Я старалась прислушиваться к советам режиссера, партнеров, зрителей. Например, после сдачи администратор нашего театра сказала мне: «Наташа, ты какая-то слишком радостная на могилках девочек. Понятно, что ты легкая воздушная – но там ведь твои дочки». На премьерных показах я уже исправила это. Для того, чтобы больше погрузиться в историю Зулейхи, я попыталась представить этих девочек. Придумала для себя, что ассоциирую Шамсию с птицей, потому что в момент родов птичка влетела в комнату через окно. Акцентировала внимание на том, что одна из девочек прожила месяц, я держала ее на руках, а другая умерла сразу после родов – от этого даже отношение к ним немного разное. Это звучит странно, но для меня такое объяснение играет большую роль, мне так легче поверить, почувствовать.
– Что нового вы узнали друг о друге за время репетиционного процесса?
Я.Л. Перед премьерой мы работали без выходных, были эмоционально выжаты, нервы на пределе. И в такой критический момент я увидел Наташу настоящую что ли… Очень уставшую, измученную, но тем не менее заботливую, нежную, чуткую и очень женственную. Такой она мне очень понравилась.
– В спектакле довольно много поддержек, сложных пластических решений. Наташа, не страшно было довериться Яну?
Н.С. Я на триста процентов была уверенна в нем. Помню, на третьей премьере была настолько вымотана, что во время сцены потопа лежу без сил, думаю: «Блин, сейчас поддержка. Как он меня поднимет, я ведь даже оттолкнуться не смогу». И он, конечно же, поднял, прокрутил меня, все как было задумано.
Не скажу, что я физически слабая, но мне было сложно работать в такой необычной конструкции. Когда начали репетировать, выдыхалась после первого прогона сцены, а надо еще раз, а потом еще четыре раза. Мне даже было стыдно перед Яном, потому что он так подготовлен, а я просто болтаюсь на нем. Со временем стало легче, мышцы привыкли.
– Ян, а ты чувствовал себя так же уверенно, как это выглядело со стороны?
Я.Л. В плане актерской работы конечно волновался, но, если вы про пластическую составляющую, то в ней я был уверен.
– Но там ведь столько углов – не страшно оступиться, пораниться?
Я.Л. Вот для этого я усиленно тренируюсь физически, чтобы любое сценическое решение не было для меня особой проблемой. В такой конструкции актерское внимание работает на 200 процентов. Действительно, одно неловкое движение и… Но со временем ты и конструкция – становитесь единым целым.
– На пресс-конференции перед премьерой режиссер Эдуард Шахов сказал, что для него «Зулейха открывает глаза» – женский роман. Автор текста Гузель Яхина неоднократно отрицала такое восприятие книги. Какого мнение придерживаетесь вы?
Я.Л. Спектакль у нас точно получился не женский. Скорее, даже мужской… И в каком, вообще, смысле «женский»?
– Наверное, имеется в виду то, что главная линяя – любовная. А этим в основном интересуются девушки.
Я.Л. Я с этим не согласен. Мужчины тоже интересуются. Но если серьезно, то мне кажется, «женский» роман заканчивается на том моменте, когда начинается раскулачивание. После этого читатель видит очень много не «женских» важных линий. Например, в романе очень много внутренних терзаний Игнатова – там четкая его человеческая линяя.
Н.С. Я читала интервью Гузели Яхиной, в котором она рассказывает о том, что в произведении два равнозначных героя – Зулейха и Игнатов. И я полностью с ней согласна. Это два абсолютно разных человека, которые в один момент сталкиваются, а потом их жизнь снова разбрасывает в разные стороны.
– Автор сделала финал романа открытым. На твой взгляд, главные герои все-таки не остались вместе?
Н.С. Наверное, нет. Даже если бы и остались, не смогли бы вернуть первоначальные чувства. Они ведь через такое прошли…
Я.Л. Наоборот останутся! Именно потому, что столько всего прошли вместе – они открыли глаза и увидели друг друга. А что им еще остается?! Они стоят на этой поляне – он на одном конце, она на другом, они скинули с себя все лишнее, освободились от всего. И остались тут. Или же….
Вот в этом и прелесть такого финала – в том, что перечитав роман лет пять спустя, у меня родится уже совершенно другая концовка.
– Ян, Наташа, а на что «Зулейха» вам открыла глаза?
Н.С. Если говорить про саму постановку, она открыла глаза на мое окружение. Во время репетиционного процесса перед премьерой я очень сильно заболела. В тот момент я как бы остановилась и заметила, как все окружающие переживают, заботятся обо мне. Так много людей в театре, и вне работы хотели мне помочь! Если открыть мой ящик – он весь забит таблетками, которые мне принесли. В гримерке гора фруктов, всевозможных лекарств. Не факт, что в обычной жизни я бы смогла осознать и почувствовать такую поддержку.
Я.Л. Не то, чтобы «Зулейха» открыла мне глаза… Я просто рад, что у меня появилась роль, которой я могу искупить все предыдущие.
– А их нужно искупать?
Я.Л. Просто у меня до этого все роли были, мягко говоря, не «героические». Особенно последняя – дядя Клава, который всех убивает, и вообще мало приятный человек. После такого опыта хотелось сыграть персонажа, который, может быть, заблуждался, но в итоге остался героем. В момент, когда я играю Игнатова, я чувствую, что отдаю какую-то дань прошлому своей семьи. Для меня было важно показать такого настоящего человека.
Фото Алины Скитович
В статье упомянуты:
Люди:
спектакли: