Премьера
В ближайшее время премьеры не запланированы!
Наталья Серкова: Никогда не смогла бы променять актерскую профессию ни на какую другую
03 августа 2020Юлия Щеткова Новая Сибирь
В театр «Старый дом» актриса Наталья Серкова пришла три года назад. Дебютировала в сказке «Маленькая принцесса», где сыграла заглавную роль, перевоплотилась в птенца чайки со счастливым именем Фортуната в спектакле «Мама-кот», а параллельно начала истово работать во взрослом репертуаре, совмещая в новых образах сильный характер, драматическое дарование и комедийный талант. На свет появились Любинька в «Головлевых», Зулейха в одноименном бестселлере, Варвара Ардалионовна Иволгина в парафразе романа Достоевского «Идиот». Нехрестоматийное воплощение классического образа принесло Наталье премию «Театральный домовой» в номинации «Лучшая женская роль второго плана», и нет сомнений, что корпоративная награда — лишь первый шаг на пути: ведь останавливаться на достигнутом выпускница Новосибирского театрального института не собирается.
— Наталья, расскажите о выборе профессии. Это была реализация заветной мечты или скорее спонтанное решение?
— В детстве я не задумывалась о том, чтобы стать актрисой. Хотела стать певицей. Занималась вокалом и танцами, пока они не ушли на второй план. Теперь это скорее хобби, но все мои детские видео — я танцую и рассказываю стихотворения. Больше, мне кажется, я в детстве ничем не занималась. Родилась в Кыргызстане, а когда мне было 12 лет, переехала с родителями в Россию, в маленький город Алейск в Алтайском крае. Сразу же пошла в музыкальную школу по классу аккордеона и начала заниматься в образцовой студии эстрадного вокала «Леди и бродяги». В театре никогда не была. Спектаклей даже по телевизору не видела. А за год до окончания школы нас с классом повезли в Барнаул на спектакль «Три сестры». Я сидела на балконе, смотрела, и мне вдруг стало так интересно, что я загорелась мечтой. Вышла из зала и сказала классному руководителю: «Все! Я буду актрисой». До сих пор не знаю, почему это тогда произошло, но в одиннадцатом классе я уже начала планомерно готовиться к поступлению в театральный институт.
— Поступили с первого раза?
— Я как-то очень странно подготовилась. Выучила прозу и поэзию, а про басню даже не подумала. Учила уже в ночь накануне экзамена. Подавать документы приехала слишком рано — приемная комиссия еще не приступила к работе. Но документы у меня все-таки приняли. И по спискам на всех вступительных экзаменах я шла первой. Даже подсмотреть не могла, как пробуют силы другие ребята. Была очень зажата. Басню забыла. Начала придумывать что-то свое. Выдохлась. Но чем-то, видимо, комиссию заинтересовала.
— Учеба давалась легко?
— Первые два года я была еще той ленивицей. Но не от собственной лени, а от боязни. Есть такие внутренние зажимы, которые не дают тебе идти дальше: ты останавливаешься на достигнутом и думаешь только о том, какой ты неталантливый, как у тебя ничего не получается. Но с третьего курса лед тронулся. Я собралась, и все было прекрасно. Если бы такое погружение случилось с первого курса, то к выпуску у меня был бы совсем другой багаж и ощущения, поэтому моя учеба продолжается по сей день. В июле я закончила магистратуру по театральной педагогике НГПУ, защитила диссертацию на «отлично» и имею соответствующий диплом. Весной подала документы на повышение квалификации в ГИТИС.
— Почему вас прицельно заинтересовала театральная педагогика?
— Во-первых, я уже несколько лет преподаю актерское мастерство в школе искусств и в определенный момент столкнулась с тем, что без определенных теоретических знаний очень сложно доносить свои мысли до детей. Во-вторых, педагогика нужна мне для самосовершенствования. Я не считаю, что достигла того уровня, чтобы считать себя хорошим актером, поэтому продолжаю учиться. Я рефлексирую, сомневаюсь в себе, после каждого спектакля думаю о том, что сделала здесь не то, а здесь не так. Дорабатываю. Исправляю. Это черта во мне всегда присутствует, и от нее никуда не денешься. Возможно, это и хорошо: если актер успокаивается, он быстро оказывается вне профессии. Я очень хочу учиться и получать знания. У меня действительно есть потребность в саморазвитии.
— Интенсивное саморазвитие не уведет вас из основной профессии?
— Никогда бы не смогла променять актерскую профессию ни на какую другую. В последнее время окончательно убедилась в том, что актерское — это мое. Пусть что-то не получается, но процесс обучения идет. Возможно, сейчас не так, как я бы хотела, но всегда есть возможность совершенствоваться.
— Как вы оказались в «Старом доме»?
— Это была долгая история. Я окончила театральный институт, сдала на «отлично» экзамен по актерскому мастерству и была уверена, что меня куда-нибудь да возьмут. Но меня никуда не взяли. Оставалась надежда на дипломные спектакли, но и с ними все было не так просто. Нас выпускался большой курс — 23 человека, поэтому все спектакли были массовыми. Значит, режиссеры, когда придут на нас смотреть, смогут разглядеть только трех-четырех человек, которые играют главные роли. Меня они в этих спектаклях точно не заметят — это я прекрасно понимала. К тому же я везде работала в одном не самом выигрышном амплуа.
— В каком?
— В институте я часто играла девушек не очень хорошего — «легкого» поведения. Не знаю, почему режиссеры во мне это видели. В жизни я ничего такого не демонстрировала. Была девушкой скромной, даже боязливой. Может быть, меня таким образом хотели «раскрыть» от обратного? Но когда позднее я пришла в театр и получила роль Маленькой принцессы в одноименном спектакле, я была очень-очень счастлива.
— А тогда — накануне дипломных спектаклей?
— А тогда я думала, что мне обязательно нужно привлечь внимание режиссеров. Идею подал проректор Василий Иванович Кузин — нужно поставить спектакль на себя. В институте это не часто, но практикуется. Я собрала группу студентов, готовых мне помочь на добровольных началах, и мы за два месяца поставили спектакль по повести Алексея Толстого «Гадюка». Репетировали поздними вечерами. Ни разу никто из ребят не сказал, что устал, заболел и завтра не придет. Работали от души. Накрутили там столько всего — на несколько спектаклей страданий хватило бы. Спасибо Алексею Михайловичу Крикливому: он перед показом подкорректировал наши наработки. Мне разрешили пригласить всех преподавателей, режиссеров, директоров, студентов, что я и сделала. Собрался полный зал. Не помню как но мы отыграли спектакль. Моя мама, посмотрев спектакль, сказала, что если бы я такое играла часто, я бы вскоре сошла с ума. И вот я начала готовиться к выпускному, а накануне узнала, что осталась без театра. Тогда казалось, что это самое страшное — остаться на выпуске из института без театра, в который ты пойдешь работать. Значит, ты никому не пригодился.
— Вы проходили какой-то кастинг, прослушивание в театры города — откуда твердая уверенность в безысходности положения?
— Я написала резюме, отправила его в «Красный факел» и «Старый дом», ответа не было, а ходить спрашивать, узнавать, настаивать я стеснялась. Есть у меня такой внутренний барьер — боюсь быть надоедливой. Потом накануне выпускного было спешное и неудачное прослушивание в «Старом доме». И вот когда, казалось бы, все рухнуло, мне сказали, что я прошла второй тур в киноакадемию Никиты Михалкова. Дело в том, что чуть раньше сотрудники киноакадемии проводили в Новосибирске кастинг среди актеров и режиссеров, мне было интересно попробовать для себя что-то новое, и я решила пройти испытания. Как выяснилось, прошла два тура удачно. Тогда я сказала себе: все, что ни делается, все к лучшему. Сначала ты переживаешь и только потом понимаешь, к чему именно это шло. Мой путь, видимо, был такой. И уже в августе я поехала в Москву.
— Как вас встретила Москва?
— В Москве я пошла на третий тур. Он был очень интересным и позволил мне многое в себе открыть. Конечно, я нервничала, переживала, но продемонстрировала свои возможности. Прошла. И вдруг объявили четвертый тур, которого по положению в принципе не должно было быть. Почему он появился — не знаю, но преодолеть его я не смогла. И подумала, что это конец. Театра у меня нет. Ехать домой с поражением стыдновато: все так верили, что я пройду. У меня в жизни никогда не бывает чуть-чуть плохо, чуть-чуть хорошо. Всегда идет четкими ровными полосами — либо черная, либо белая. Либо все спокойно, либо времени не хватает ни на что. Вот с такими мыслями, просидев часа три на каком-то бордюре у киноакадемии, я вновь написала в «Старый дом» и получила приглашение на повторное прослушивание.
— Представляю, какую бурю эмоций вы пережили, пока готовились к новой встрече с судьбой!
— Мне было очень страшно. Я готовилась и понимала, что если не пройду, буду весь следующий год заниматься какой-то ерундой. Шла на прослушивание и тряслась. Села рядом с другими претендентками на стул и от страха и волнения, как заведенная, стучала ногой. Потом было прослушивание. Я прочитала все, что могла. Спела все, что могла. Показала все, что могла. А когда узнала результат и напряжение спало, испытала страшную головную боль. Меня поздравляли, что-то рассказывали, а я от боли ни слова не могла понять.
— Сегодня, проработав в театре три сезона, вы рады, что позволили себе вторую попытку?
— Я безумно рада. Когда достигаешь цели, становишься увереннее в себе. Так — на чуть-чуть. Но актеру нужно ощущение уверенности, иначе ты только о том и думаешь, что что-то не так. А это очень мешает. Уже на следующий день после прослушивания я начала репетировать. Все происходило в быстром темпе. Было очень много работы. Меня вводили и вводили, но страшно не было, поскольку в коллективе мне все помогали. Все находили для меня нужные слова. Никто ни разу не сказал: «Так не делай», говорили: «Здесь лучше так, а здесь попробуй так». Коллектив театра «Старый дом» оказался действительно очень дружным. В институте нас предупреждали, что с актерами надо быть начеку. Я шла в театр с определенными опасениями, но, к счастью, все получилось по-другому.
— После первых вводов к вам пришли главные роли. Одна из знаковых — Зулейха в спектакле «Зулейха открывает глаза». Расскажите о работе над образом.
— Зулейха, конечно, самая дорогая и самая выстраданная. Помню, как мы с коллегами первый раз увидели металлическую конструкцию, в которой нам предстояло играть. Думали, разве это вообще возможно? А потом приноровились. Я эти необычные декорации теперь нутром чую. Могу вслепую пройти и даже платьем длинным не задеть. Зулейха давалась мне очень сложно. Когда на тебе лежит большая ответственность за главную роль, возникает серьезное напряжение. Нужно было все себе присвоить, а я не могла. К началу повествования у моей героини было четыре дочки, и все умерли, а я даже беременной никогда не была. Совершенно не понимала, что и как делать. В какой-то момент даже сорвалась, плакала от бессилия, а актеры и режиссер меня успокаивали, говорили, что я все смогу. Смогла, но полностью понимание свое героини, образа, проделанной работы пришло только несколько спектаклей спустя после премьеры. Мне потребовалось время, чтобы, как говорит один мой коллега, поместить все в коробочку и поставить коробочку в шкафчик. Во время репетиций ты чувствуешь, проживаешь, присваиваешь материал себе, но чтобы все это внутри улеглось, отыграть премьеру недостаточно. Иногда после первого показа проходит месяца два-три, и только потом ты понимаешь, как это вообще было возможно. Но несмотря на это пришедшее понимание, ты все равно каждый раз играешь одну и ту же роль по-разному. Не бывает так, чтобы внутри тебя от спектакля к спектаклю все одинаково происходило и ты в нужный момент испытывал одни и те же чувства. Актер — не заезженная пластинка. Он всегда должен искать и открывать в себе что-то новое, даже если в прошлый раз сыграл так, что самому понравилось.
— Возвращаясь к Зулейхе. Вашему спектаклю повезло больше одноименного сериала, который восприняли в штыки и обвинили во всех грехах смертных. Вы посмотрели телевизионную версию?
— Посмотрела и, если честно, не нашла в сериале тех эмоциональных моментов, которые тронули меня в книге. Я читала роман на одном дыхании. Он захватил все мои свободные минутки, не отпускал даже ночью. Время от времени сейчас я возвращаюсь к нему и перечитываю, чтобы помнить, что я играю. А сериал восторга не вызвал, не зацепил, хотя игра многих актеров мне понравилось. Может быть, сказался тот факт, что я сама играю в одноименном спектакле и все время думаю, а что бы и как я там сделала?! Знаю, так смотреть фильмы нельзя, но это непроизвольная реакция.
— Еще одна веха в вашей творческой биографии — Варвара Ардалионовна Иволгина в «Идиоте». Созданным образом вы наверняка сломали у зрителей определенные представления. А как сами относитесь к ломке стереотипов?
— Внутренняя борьба со своими стереотипами всегда есть. Но внутренняя борьба — это внутренняя борьба. Поборолась сама с собой — и забыла. На самом деле, нужно слушать режиссера. Если он знает, чего хочет, он плохого не посоветует. Варя Иволгина не главная роль, но на нее было потрачено не меньше сил и нервов. В тексте Достоевского Вари мало. В нашем спектакле Андрей Михайлович Прикотенко как режиссер и драматург выписал мою героиню подробно. Прежде чем найти нужный образ, пришлось и пострадать, и попотеть. Изначально в сценарии был прописан совсем другой характер — Варя была очень жесткой, властной, грубой. Над ним мы и начинали работу, но в итоге получилось то, что получилось. Это был долгий процесс и в плане выстраивания внутреннего мира моей героини, и в плане ее внешности. Сначала появились очки, потом брекеты, потом родилась новая Варя.
— В Варваре раскрывается не только ваше драматическое дарование. Вы ловко используете самоиронию как прием создания комического в образе. Вам нравится на сцене быть смешной?
— Когда я показывала на первом и втором курсе театрального института этюды, мне очень легко было заплакать. Есть у меня такая особенность — плачу по щелчку. Я постоянно приносила этюды со слезами и страданиями. И однажды наш мастер, Андрей Владимирович Бутрин, сказал: «Если ты на следующую пару не принесешь этюд, где смеешься, я тебя отчислю». Выполнить это было очень сложно. У меня были проблемы с самоиронией, юмором, комическими ролями. А сейчас получается. Не знаю как, но получается, и я этому рада. Значит, я продолжаю учиться и осваивать новые навыки. Я очень самокритичная и очень самокопательная. Хвалить себя не умею, а если меня хвалят, воспринимаю комплименты очень осторожно.
— Скоро театры выйдут из летних отпусков и начнут репетировать в родных стенах. Как вы пережили режим самоизоляции и полугодие виртуальных репетиций?
— У меня было такое горячее время — лишь бы все успеть. Большую часть моего времени заняла диссертация, которую я должна была дописать к концу июня. А параллельно шли репетиции по zoom. Мы начали работу над музыкальным спектаклем, приступили к «Анне Карениной» и прослушали цикл лекций. Еще я продолжала работать со списком литературы, который мне дал наш главный режиссер, когда я пришла в театр. Литература мне очень сильно помогает. Благодаря книгам я осваиваю тот актерский минимум, который необходимо знать, чтобы достойно существовать в этой профессии. Первые шаги уже сделаны, дальнейшее зависит только от меня. Бери, развивайся, совершенствуйся.
Фотографии из архива Натальи Серковой
В статье упомянуты:
Люди: