Премьера
В ближайшее время премьеры не запланированы!
О, театр, ты — спорт!
16 июня 2020Марина Шабанова ВЕДОМОСТИ НСО
В театр «Старый дом» Лариса Чернобаева пришла 20 лет назад, сразу после окончания Новосибирского театрального училища. В её репертуаре — ведущие роли в самых значительных спектаклях театра. Магия её актёрского дарования — в мощной энергии, которую она посылает в зал, и вместе с тем в лёгкости: будто и нет усилий, нет напряжения. Она может быть смешной Раневской, зловещей Упырихой, жёсткой Лизаветой Епанчиной, эстетски образцовой Гертрудой и по-девчачьи трогательной Сольвейг. Среди её наград — сертификат на звезду в созвездии Весы, полученный по итогам Международного фестиваля «Камерата-2013» в Челябинске за «Лучший актёрский дуэт» с Ириной Поповой в трилогии Еврипида «Электра. Орест. Ифигения в Тавриде» в постановке итальянского режиссёра Антонио Лателлы. Есть у Ларисы и опыт съёмок в игровом кино — в новосибирском художественном фильме «Сын» она играет роль матери приёмного ребёнка. Чемпион России по пауэрлифтингу, занималась конным спортом, катается на горных и водных лыжах.
— Лариса, театр закрыт, как и другие учреждения культуры. Как вы проводите время в режиме самоизоляции?
— Такое ощущение, что мало что изменилось: времени не хватает, появились какие-то новые обязательства. Люди стали больше читать и смотреть, кто-то занялся спортом. В моей жизни это всегда было в силу профессии, другое дело, что сейчас открыто много разных ресурсов, я смотрю и пересматриваю спектакли. Единственное, что могу, — встать на час позже. Обычно вставала в шесть, час-полтора тренировалась и к одиннадцати ехала на репетицию в театр, теперь могу встать в семь и два часа уделить спорту. Мироздание подарило нам это время, хочется его использовать более активно.
— Многие ушли в семью, стали больше внимания уделять родным.
— Я вообще очень домашний человек, не тусовочный, редко куда-то хожу.
— Готовите борщи, пирожки?
— Да, готовить я люблю, дома стабильно есть завтрак, обед и ужин.
— Как при этом сами остаётесь стройной?
— Я не очень люблю есть то, что приготовила (смеётся). Пеку я часто — и дочь, и муж любят мою выпечку. Сама к ней спокойно отношусь, но обожаю сладкое — шоколад, например.
— Скучаете по театру?
— Да, заметила, что часов в пять начинается внутреннее волнение, как будто где-то что-то происходит, а я не при делах.
— В начале апреля «Старый дом» порадовал онлайн-репетицией спектакля «Петерс» по рассказу Татьяны Толстой в постановке главного режиссёра Андрея Прикотенко. Каково это — репетировать в прямом эфире?
— Мы не сразу поняли: шла обычная репетиция, у нас всегда стоит какая-то техника, камера. Почему стали репетиции «Петерса» записывать? Много сочиняли вместе, и так разыгралась фантазия, что за одну репетицию придумывали массу вариантов одной и той же сцены. Андрей Михайлович что-то отсеивал, что-то мы фиксировали, но, бывало, на следующий день непросто было вспомнить детали или каждый запоминал по-своему. И вот стоит камера, мы репетируем, только минут через тридцать Андрей Михайлович сказал, что нас смотрят, — в основном для того, чтобы никаких таких словечек не улетело в эфир…
— Как вы себя в этом спектакле ощущаете? Это хоть и романтическая история, но всё-таки мужская.
— Весь текст читает Тимофей Мамлин, но он не рассказчик и не автор, а сам герой — Петерс — Анатолий Григорьев. Ещё есть четыре женщины: между собой вроде бы уже договорились — кто мы, в пьесе нас как персонажей нет, каждый рисует свою роль, мы все вместе можем быть мамой или бабушкой, но при этом у каждой своя микророль… И вот мы остановились на таком хорошем моменте, когда спектакль начал выстраиваться. Театр закрыли для зрителей, мы же продолжали работать и могли репетировать на сцене, а не в буфете, как обычно. Это счастье длилось неделю, я вообще обожаю репетировать. Оля Шаишмелашвили, художник-постановщик, уже практически всё сделала: на сцене стояли декорации, костюмы были готовы. Премьера должна была быть 20 мая, но её перенесли на 20 июня. Мы готовы, мы в запале, горим, копытом бьём, нас, как говорится, только в бой пусти.
— На днях начались репетиции большого спектакля по роману Льва Толстого «Анна Каренина». И кажется очевидным, что героиню будете играть вы?
— Да, начался так называемый застольный период, к сожалению, тоже онлайн. Когда уходили на карантин, Андрей Михайлович предупредил, что будем ставить «Анну Каренину» и нужно быть готовым, перечитать роман. Сейчас мы делимся впечатлениями, своими мыслями и размышлениями. Распределения ролей пока нет, и так всегда: какой бы материал он ни брал — кто какую роль играет, мы узнаём уже под конец застольного периода. Так что сидим и говорим все, даже если ты не занят в этой постановке: режиссёру важно, чтобы все были погружены в материал.
— Актёр должен сам прийти к своей роли или созреть?
— Созреть или что-то другое. Для меня это всегда загадка. Иногда узнаёшь распределение и думаешь, нет, этот актёр точно не тот персонаж, но проходит пару недель, и уже никого другого в этой роли не мыслишь. Я всегда восхищаюсь этой способностью Андрея Михайловича. Как он это чувствует? У него какой-то кинематографический взгляд. Он видит человека вопреки сложившимся представлениям.
— О чём вы говорили на обсуждении «Анны Карениной», когда очередь дошла до вас?
— Призналась, что не являюсь поклонницей Льва Николаевича Толстого. Да, роман любопытный, глубокий, но почему-то для меня он больше мужской. Когда читала впервые, в институтские годы, мне казалось, что все эти метания Анны — от скуки, от неприкаянности и незанятости. Знаете, бывают такие женщины, бабы, которым нужны эмоции, страсти. Сейчас понимаю, что не всё так просто, я сама мужнина жена и мама. И этот роман для меня о потребности в любви, вот это чувство сегодня потеряно. Ещё, мне кажется, что есть здесь и разговор о вере. Ведь Бог любовь есть… Не могу сказать, что я мечтаю сыграть Каренину, пока не понимаю эту женщину.
— Возможно, потому, что у вас счастливая семья?
— Мы же актёры, нам необязательно из своего опыта брать. Я действительно счастливый человек, вышла замуж в 24 года, всё было взаимно, очень правильно, без страстей. А на сцене у меня есть возможность представить себя в предлагаемых обстоятельствах, испытать гораздо более яркую гамму чувств. Слава богу, я репертуарная артистка, занята во многих спектаклях. И диапазон широкий: есть где поплакать и где повеселиться.
— После таких эмоциональных качелей трудно восстановить спокойствие. Семья понимает?
— Я для такой профессии чересчур нормальная — рациональный человек, перфекционист, и психика у меня здоровая. Я обожаю театр, но на работе всегда очень скучаю по дому, и наоборот — дома рвусь в театр. Муж говорит, что я фантастическая жена. Я никогда не скандалю, я очень элегантна в отношениях. И настолько выкладываюсь в театре, что дома просто ангел небесный.
— Андрей Прикотенко как-то признался, что, увидев вас, решил ставить «Вишнёвый сад». И теперь это один из лучших спектаклей театра.
— Эта роль для меня и подарок судьбы, и моя боль. Первая моя работа с Андреем Михайловичем. Это сейчас я благодарю мироздание, что мне повезло с ним работать. Я ведь косноязычный человек и мыслю больше интуитивно. Он же через все мои междометия — «ну», «короче», «э», «как бы» — слышит меня, это реально дар. И я научилась его хорошо понимать и слышать, но не сразу — началось это с «Социопата». А когда мы репетировали «Вишнёвый сад», я, узнав о том, что он собирается предложить мне играть Раневскую, испугалась. Мне казалось, что я ещё молода и нет нужного опыта, надо мной давлело всё, что я видела: женщины за пятьдесят, какие-то вуали, зонты, беседки. И я стала убеждать: Андрей Михайлович, миленький, родненький, вы хорошо подумайте, я недостойна…
— Актёрское счастье найти своего режиссёра с вами уже случилось?
— Да, я готова сидеть на его репетициях часами, занята я или не занята, — просто вольнослушателем. Мы все в театре сейчас переживаем невероятный подъём. Хотя эмоции бывают разные — от отчаяния до эйфории. У меня большой опыт работы в этом театре и есть уже такое актёрское успокоение: я знаю, чего стою и что могу. Но на репетициях у Андрея Михайловича всё это стирается, словно ничего не знаешь и не умеешь. Доходит до отчаяния: так, всё, ребята, стопэ, иду забирать трудовую и расписываюсь в своей профнепригодности. А бывает просто мегаэйфория, когда что-то получилось очень хорошо — не только у меня, у всех нас. Он даёт почувствовать вот эту радость. Я такой человек, что, если меня любят, в лепешку расшибусь, — любите меня ещё сильнее. И наоборот: если меня начинают гнобить, включается режим самоизоляции. Без любви я начинаю рефлексировать, страдать.
— Следите за своей звездой в созвездии Весы?
— Да, я ей очень горжусь, и все, кто бывает в моей гримёрке (а у меня там свой «иконостас», есть и спортивные медали), отмечают эту награду. С появления Антонио Лателлы в нашем театре и началось осознание себя в профессии. Эта заслуга нашего директора Антониды Гореявчевой, она его пригласила.
— А из спортивных достижений какими особенно гордитесь?
— Все мои медали мне дороги, каждая из них — этап жизни. Всё, что со мной случалось в спорте, все эти подвиги, я тащила в театр, как-то проецировала на свои роли. А первое время очень стеснялась этого спорта и никому не говорила. Мне казалось, будут смеяться, а я была так влюблена в него и так ему предана! Потом я выиграла чемпионат — и всё всплыло. Среди медалей у меня в основном первые места, вторых мало. Но есть одна мечта, которую я не довела до ума. Прошла все отборочные туры и должна была лететь в США на чемпионат «Мистер Олимпия». Но чемпионат был в сентябре, а 21 августа мы начали репетиции «Вишнёвого сада». На этом моя американская мечта закончилась.
— В «Социопате», когда вы едете на гироскутере, мышцы на спине играют так, что дух захватывает, — это специально?
— Я репетировала с несколькими Клавдиями. И когда на роль назначили Яна Латышева, для меня это было неожиданностью, пугала разница в возрасте, а потом он вдруг превратился в брутального мужчину... Как-то на репетиции было жарко, Ян снял футболку, я осталась в топе, Андрей Михайлович посмотрел на нас, отметил это и предложил развивать тему ЗОЖ, так мы и сошлись на эстетике тела. Андрей Михайлович всегда идёт от природы актёра, от его естества. И получились такие вот люди-чистюли, которые имели многое, захотели большего, а в итоге потеряли всё.
— Создаётся ощущение, что для вас театр — это спорт.
— Кто-то скажет, что пауэрлифтинг — тупой вид спорта, люди поднимают железо. Мне же этот вид спорта дал возможность владеть своей энергетикой на сцене. Я понимаю, как заставить зал себя слушать или как с партнёром взаимодействовать. И в спорте (а поднимаю я 150 килограммов при весе в 52) иногда на выступлениях, когда перед тобой полная трибуна и тренер настраивает — «давай, давай», бьёт по плечам, тальк летит, ты вдруг чувствуешь такой переизбыток адреналина! Моим нелюбимым движением был жим в штанге лёжа — 90 кг от груди. Иногда мне казалось, что я делаю жим не физической силой, а внутренней энергией: её было столько, что можно поднять штангу, не прикасаясь к ней. Тренер удивлялся: Лара, у тебя ручки — веточки, ножки — палочки, чем ты тащишь?! И это ощущение мне давал театр.
— Продолжаете спортивную карьеру?
— Я перестала заниматься профессиональным спортом полтора года назад, потому что стала расти мышечная масса, и нужно было переходить в другую весовую категорию. Однажды в спектакле «Она вас нежно целует», где у меня очень женственное платье, я с трудом застегнула корсет, вот тогда поняла, что пора выбирать. И снова победил театр.
Фото: Валерий Панов
В статье упомянуты:
Люди: