Оборотни доставляют

«Сережа очень тупой» — пример броского интригующего названия, обещающего шутки и веселье, но с развитием действия меняющего свои смыслы. Зритель, не знающий текста, находится в более выигрышном положении — ему до последней минуты не понятно, чем же все это кончится, да и после последней минуты понятнее не намного. Случай с Сережей, который тупит, начинается как анекдот или, если можно так выразиться, развернутая фантазия, толчком к которой стала затертая языковая формула «мы будем у вас в течение часа». По признанию Дмитрия Данилова, именно это выражение раскрутило маховик его воображения по знаменитому правилу драматурга «сделай хуже»: а что было бы, если бы они и вправду приехали и пробыли час; а если действительно это были бы «мы», то есть их было бы несколько, скажем, трое; а если бы никакой посылки герой не ждал, и было бы неизвестно, что в ней. Так что в ней? Что угодно. Нечто. Ничто. Некто. Чужой. Фантастическая тварь. Черная дыра. Шаровая молния. Штамм сибирской язвы. Яйцо с рептилоидом. Дело совсем не в зловещей посылке, а в той достоверности, с которой артисты существуют в жанре комедии, постепенно оборачивающейся триллером, а потом снова — как бы обратно — комедией, но комедией-оборотнем.

Спектакль «Я здесь» из афиши «Старого дома» дает литературные ключи к пьесе «Сережа очень тупой», и ключи эти лежат в идеях и поэтике московского концептуализма. «Мы будем у вас в течение часа», «Да, мы по трое работаем. Посылочку вам принесли», «Наше дело доставить», «Что за посылка, кстати?» — чем не карточки Рубинштейна? Эти и другие фразы вынесены на программку и оформлены так, как обычно выглядят отрывные полоски на объявлении. Каждая из них отделена линиями отрыва с разрезами: привычное оригами со стандартной доски объявлений — здесь и текст, и контекст, и подтекст. Но, как это ни удивительно, пьесу Данилова вполне можно аттестовать как «хорошо сделанную пьесу». Реплики персонажей цепляются друг за друга крутящимися зубчатыми колесиками, двигают действие, меняют восприятие происходящего, создают атмосферу веселого абсурда, в подтексте которого — нарастающий страх.

 

Отмечу, что видео участвует в спектакле осмысленно, его необходимость связана с особенностями действия. Видеокартинка не просто укрупняет планы, как это часто бывает, но воспроизводит ту часть реальности, которую нельзя видеть из квартиры Сережи. В момент нарастания угрозы от неизвестного предмета/существа в коробке все экраны гаснут, на них появляется надпись на английском «нет сигнала». И это сигнал о том, что все очень плохо, что иррациональная опасность совсем рядом и готова выйти из-под контроля.

Среди действующих лиц указаны две исполнительницы роли Маши и один мужской состав. Тимофей Мамлин сделал большую роль, его органика и обаяние на сцене, как всегда, выдают артиста не только оснащенного, но и умного. Сережа, хоть и «тупой», работает программистом, сумел в 30 лет купить квартиру, производит впечатление человека состоявшегося. Даже появление нехорошей троицы не сразу выводит его из равновесия. Сережа — обычный, адекватный, «нормальный человек», он самостоятельно справляется с жизнью и не держит за пазухой невроза. Тройка курьеров — Анатолий Григорьев, Леонид Иванов и Виталий Саянок — удивительный пример актерского ансамбля, существующего бесконфликтно, но слаженно, подробно и достоверно, так что внимание приковано ко всем троим в равной степени. Троица действует в полном согласии с инструкциями и внутренним убеждением в нужности своего дела. В контексте спектакля курьеры выглядят, как три всадника Апокалипсиса, или как трехглавый дракон, или как троица инспекторов, пришедших из романа «Процесс» сообщить герою, что за ним пришли. Одним словом, какие-то посланцы из другого мира, вестники иррациональности, оборотни в униформе. Перед нами — комедия положений внутри комедии абсурда, или наоборот. Абсурд положения нарастает, смех в зале не прекращается, пока курьеры через час не покидают квартиру Сережи. Актеры проживают с полной отдачей весь назначенный час, находясь за почти осязаемой четвертой стеной.

 

А какие в спектакле паузы! Образцовая режиссура паузы, всякий раз возникающей психологически достоверно, когда очередная тема для разговора оказывается исчерпанной, а время визита еще не истекло. В современном театре паузы не любят, поскольку не умеют их готовить, а ведь нет ничего лучше подготовленной паузы, и я как зритель в последнее время очень по ним скучаю. Курьеры вместе с Сережей талантливо и задушевно молчат и столь же талантливо поют a capella — чисто интонируют, слышат друг друга, понимают, о чем поют — будь то фрагмент заупокойной службы или песня, стилизованная под казачью, пленяющая задушевностью мелодии при сокрушительно безумном тексте. Главная тема песни, как и положено, — воинская удаль и романтика служения Отчизне, однако привычные тематизмы соединяются с эпитетами, разрушающими героико-идиллический пафос: нож тупой, яблоня сухая, жена слепая, изба ветхая. Лирическое «я» в песне сетует, что родина живет уже полвека без войны и может совсем пропасть без подвига.

Родину великую,
А ныне позабытую,
Что полвека без войны живет,

Прокляну навечно,
Глупую и сытую,
Без войны Россия пропадет…

Авторская полемика с казенным патриотизмом и победобесием в пьесе не воинственна, можно сказать, интеллигентна, а в спектакле воплощена без нажима, со вкусом и тактом художника. К сожалению, в театре так бывает далеко не всегда: орудие политической борьбы порой торчит из спектакля, как шило из мешка, вспарывая художественную форму и уничтожая искусство в угоду социально-политическим целям и задачам.

Еще одно достоинство спектакля «Сережа очень тупой» в том, что это прекрасный образец неконвенционального текста, поставленного по законам «зрительского театра». Часто современный (концептуальный, актуальный) театр бывает самодовольно-пафосным, высокомерно-многозначительным и скучным. Критики и идеологи нового театра всерьез предлагают самые разные обоснования для третирования зрителя: «театр вам ничего не должен», «мы не хотим никого развлекать», «а кто вам сказал, что должно быть понятно?», «ну и что, что скучно? а вы задумайтесь над своей жизнью» и тому подобное. Эта система герметична, неуязвима и внутренне устойчива, к тому же такая позиция позволяет закрыть вопрос о дилетантизме. Все, что называет себя театром, становится театром. Спектакли ставят драматурги, критики, журналисты, директора театров, блогеры — список открыт и будет пополнен. Здесь не о чем сокрушаться, это новая реальность, возникающая благодаря демократизации, глобализации и общему «понижению контекста» культуры. Тем более радостно видеть на сцене спектакль, поставленный режиссером, оснащенным профессионально, умеющим работать с актерами.

О мужских ролях я уже сказала, они сделаны блестяще, вопросы возникают только к рисунку роли Маши. Идея режиссера понятна: женщина нутром, а не головой почувствовала, что в посылке нечто ужасное. Актриса физиологически достоверно сыграла острую до боли, чувственно-конкретную реакцию на скрытую угрозу. Однако из ее пластики можно заключить, что у нее болит низ живота, и, следовательно, у нее вот-вот случится выкидыш, или она только что перенесла медицинский аборт. Переключение жанра в триллер, задуманное режиссером, из-за физиологических подробностей страха героини уводит в бытовую правду мелодрамы, совершенно неуместной в замысле комедийного триллера. В финале, когда Сережа унес ящик и вымыл руки, спектакль пытается вернуться в комедийное русло. Маша ведет себя беззаботно, они с Сережей, как счастливая супружеская пара из американского кино, беспечно выпивают, сидя на ковре у дивана. Но осадок от неоправданного мелодраматического зигзага остается и разрушает целостность впечатления.

Досадный режиссерский просчет с пластической иллюстрацией к народной мудрости «баба, она сердцем видит» все же не омрачает радость от премьеры. «Старый дом» открыл для Новосибирска замечательного молодого режиссера, в афише появилась комедия «двойного назначения», позволяющая получить удовольствие от превосходных актерских работ и в то же время обогатить представление о возможностях современного театра абсурда.

В статье упомянуты:

• Серёжа очень тупой