Пер Гюнт. Долгая жизнь и негрустные проводы

«Старый дом» будет провожать с своей сцены свой, пожалуй, самый «поколенческий» спектакль «Пер Гюнт» в постановке Антонио Лателла. В 2014-м именно этот спектакль стал для «Старого дома» восклицательным знаком в его новом позиционировании – в образе самого, пожалуй, модернистского новосибирского театра, где классика, пост-модерн и актуальная цифровая культура состоят в счастливом, неконфликтном симбиозе. 

Вообще-то, слово «старый» в имени театра стало восприниматься с нотой условности еще в 2012-м, после постановки «Трилогии» по Еврипиду, но акцентным аккордом, обозначившим новое «я» этого театр стали именно «Пер Гюнт» от Антонио Лателла.

Биографическая ирония в том, что изначально постановка задумывалась как безбашенный эксперимент – краткосрочный, как любой отчаянный поступок. Возможно, даже однократный. Но, как гласит рунетовский мем, «что-то пошло не так».

В данном случае, в хорошем смысле пошло не так. И «Пер Гюнт», вместо того, чтобы стать штучным зрелищем, поселился в репертуаре театра на долгих восемь лет. К слову, восемь лет – это в театральном метаболизме срок огромный: за это время вырастает и зреет целое актерское поколение. Так, собственно говоря, и случилось: многослойный и сложноустроенный мир четырехчасового спектакля оказался очень эффективной «площадкой молодняка».

«Пер Гюнт» вошел в список лучших спектаклей России по версии фестиваля «Золотая маска», стал дипломантом Международного театрального фестиваля «Откровение» и многие годы пользовался заслуженной любовью зрителей и артистов. Анатолий Григорьев после роли Пера Гюнта проснулся знаменитым – во всяком случае, полновесной общесибирской звездой. Для продвинутых гостей Новосибирска «сходить на Григорьева» стало обязательным компонентом блиц-туризма (в том ж ряду, что просмотр балетно-оперных хитов НОВАТа), а сам спектакль вписался в собирательный бренд Новосибирска.

Да, этот совокупный бренд у нас довольно винегретный и состоит из взаимно неблизких компонентов (НОВАТ + зоопарк + конструктивизм + Академгородок + ресторанный бум + моллы), но такова уж калейдоскопическая суть нашего города, он с рождения такой. В эту бурную и диковатую пестроту новосибирского эго «Пер Гюнт» вошел как нож в масло. А в актерском портфолио Григорьева Пер Гюнт – полновесный эквивалент Гамлета.

Кстати, и впрямь эквивалент. Потому что Антонио Лателла и драматург Розалинда Далиси ощутимо «прокачали» норвежского парня, переписав IV и V акты поэмы Генрика Ибсена. Изначальный «Пер Гюнт» — это такой мило-пёстренький кунштюк с культурной обочины Европы (Норвегия 1870-1900-х – это, вообще-то, даже не дыра, а дырища). Лыжи, тролли, сосны, свитера с оленями, странная кухня, простодушная синеокая молодёжь – этакие нордические Пакохонтас, в общем. Даже причудливые странствия главного героя в изначальной пьесе смотрелись как болезненная рефлексия на коллективную норвежскую провинциальность. Дескать, какой норвежский парень не мечтает покинуть свой норвежский хутор?! Такой этнографический аттракцион, активированный ар-нувошной любовью ко всему яркому и обреченно-наивному (пик зрительского спроса на пьесу в России пришелся не невротические 1900-е).

«Пер Гюнт» так бы и был театральным памятником раннего скандинавского ар-нуво (в каковом виде он счастливо живёт на многих сценах и все вполне довольны), если бы Лателла и Далисси не добавили в тот нарядный, как свитер, скандинавский мир типично италийских, дантевских бездн и безразмерных колумбовских горизонтов. У Италии тоже всё в порядке в внешней, бытовой нарядностью. Понаряднее Норвегии будет. Но и роковой отрыв от быта итальянскому арт-эго удаётся лучше. И взлёты в кудрявые барочные небеса, и отчаянный нырок в инферно. В этой трактовке сюжет утрачивает безыскусную фольклорную простоту и превращается в грандиозный эпос перерождения – в равной степени мучительный и увлекательный. От свитерка со скачущим оленем – к сумрачному, стереоскопическому  офорту Доре.

В день прощания (28 февраля, с 18.00) зрители увидели спектакль в самой изначальной, премьерной версии – таким, каковым он предстал публике 27 февраля 2014 года. Благо спектакль был тщательно, кропотливо, любовно снят на видео – с разных ракурсов, с разных планов. И хотя такие видео-фиксации считаются сугубо техническими, именно для «Старого дома» они вполне органичны как зрительский продукт. Ибо именно «Старый дом» первым в Новосибирске вплел видеографию в визуальный ряд театрального действа, лихо обнулив давнюю дихотомию «театр-кино». К тому же, именно видеография делает словосочетание «проводы спектакля» гораздо менее фатальным и печальным. Теперь, сходя со сцены, спектакли не уходят во тьму. Они просто переселяются в цифровой мир.

В статье упомянуты:

• Пер Гюнт