Стародомная комедия, или Завтра была война

17 января 2011
Яна Колесинская Культура Сибири, 17.01.08

---

Не такая уж Новосибирск и дыра, раз здесь начали ставить МакДонаха. Правда, по России первая волна изумления уже прошла, зато наши театры выступили хором: практически одновременно местные режиссеры поставили «Королеву красоты» в «Глобусе» и «Калеку с острова Инишмаан» в «Первом театре» , а приезжий Сергей Федотов – того же «Калеку» в «Старом доме». У «Старого дома» было больше шансов на успех, ведь главный режиссер пермского театра «У Моста» громо- и единогласно признан первооткрывателем ирландского драматурга.


На сцене – бакалейная лавка: стены и двери из почерневших досок, грубо сколоченные столы-табуреты (художник Маргарита Мисюкова). Дерево так же неотесанно, как аборигены богом забытого острова Инишман, и так же старо и прочно, как местные устои и привычки. Название спектакля очень точно: прозвище «калека» навсегда прилепилось к имени больного сироты, для окружающих он прежде всего калека, и потом уже Билли, а географическое обозначение указывает на принадлежность именно к этой земле, где тебе суждено родиться, вырасти и умереть, хочешь ты того или нет.

Сюда доносятся лишь отголоски с континента. Здесь ничего не происходит, ровным счетом ничего. Любимое занятие Билли – глазеть на пасущихся коров, прочие дурью маются, не находя достойных занятий. Бездельник Бартли (Виталий Криницын) готов часами рассуждать о вкусовых качествах конфеток «Ментос», которые никак не завезут в лавку, и чудодейственных свойствах телескопа, который стал его идеей-фикс. Его сестрица, взрывная оторва Нелен (Анастасия Панина), бурно реагирует на самые безобидные реплики братца – то как на оскорбление, требующее срочных ответных действий, то как на несусветную чушь, требующую немедленного опровержения. Она орет, дерется, с наслаждением «разбивает яйца об мужиков» – только так можно получить хоть какие-то впечатления. Большой ребенок по кличке Пустозвон (Александр Сидоров) носится со своими дохлыми новостями как с писаной торбой, а воистину звездным его часом становится декламация чудом добытой новости о янки из Голливуда, приехавших на соседний остров снимать фильм об ирландцах, – это «первая приличная новость за последние двадцать лет». Пустозвон в этот момент – оратор на трибуне, артист на сцене, демагог, дорвавшийся до толпы, демиург, несущий истину… Эффект от бенефиса ошеломителен: калека Билли решается уехать.


Он привык к своей немощи: ДЦП – это на всю жизнь. Он привык, что над ним издеваются, и относится к этому философски. Он привык думать о своих утонувших родителях и уже не первый год пытается выяснить, любили они его или решили утопиться оттого, что он таким уродился. Он привык мечтать о неосуществимом – и делает все, чтобы попасть на соседний остров, а потом попытать счастья в Голливуде, где задумали «кино о калеках».

Кому он там сдался, нахрен? Там своих хватает. Кому нужны эти гонцы за удачей? И без них тесно. Чем вообще нам могут быть интересны эти темные, необразованные, отставшие от времени маргиналы? Они только и способны, что поднимать бурю в стакане воды, – с их упрощенной психологией, с их примитивным представлением о мире. Дело происходит в незапамятные времена – в 1934 году прошлого века, Пустозвон читает мамаше газету с портретом будущего фюрера и резюмирует: «А парень вроде неплохой, несмотря на усики. Удачи ему». Война будет завтра, и все перевернет в душах и судьбах людей, а пока происходят войнушки местного розлива: мочилово камнями, или обрезком железной трубы, или на худой конец теми же яйцами – хрясь и готово.

Все дело в том, что МакДонах выписал сочные, колоритные характеры, а Сергей Федотов раскрыл возможности стародомовских актеров, погрузив их в совершенно новую театральную стилистику. Их не узнать в этих чудаках, в этих недотепах, в этих музейных экспонатах, в этих редких экземплярах человеков, в которых удивительным образом слились жестокость и человечность, потребность травить ближнего и в то же время любить его. Вернее, за оболочкой презрения и ненависти они прячут свою любовь друг к другу, о которой и сами не очень-то догадываются. Хелен лупит Билли по израненной голове, потому что понятия не имеет, как можно по-другому. Пустозвон мечтает видеть мамашу в гробу и тут же нежно поправляет ей плед.

Девяностолетняя мамаша Пустозвона – это песня какая-то. Развалина в инвалидной коляске, баба Яга с седыми космами, алкашка, прикидывающаяся идиоткой, которая не говорит, а скрипит, не смеется, а блеет – она отвратительна и прекрасна одновременно. «Кто играет мамашу?» – не могут понять даже театралы. Играет ее Ольга Кандазис, которая младше своей героини раза в три.

А еще трогательны и смешны две хозяйки бакалейной лавки – тетушки, обожающие калеку Билли и щедро раздающие ему подзатыльники. Невозможно узнать в красавице Вере Сергеевой старую деву Кейт с застывшим лицом и остановившимся взглядом. Все переживания заперты у нее внутри, единственное, что она может, – бормотать одно и то же или беседовать с камнями. Любить ее не учили, она любит, как умеет, и некого ей любить, кроме как калеку Билли. У тети Эйлин, наоборот, ничего не задерживается в сознании, все тут же проклевывается снаружи; у нее на каждую услышанную реплику возникает своя эмоция, каждое собственное слово сопровождается бурной мимической игрой, а чужие слова она старательно артикулирует, чем выражается у нее крайняя степень внимания, сопряженная с мучительным мыслительным процессом. Из каких нахаловок-махаловок, из каких затонов-притонов, из каких хитровых рынков вытащил режиссер эту дебелую и дебиловатую бабищу с узко посаженными глазками, массивным подбородком и выпяченной нижней губой, эту тумбу на ножках, которую фея-недоучка зачем-то превратила в женщину? Играет ее Татьяна Шуликова, и это можно узнать из программки, но уж никак не опознать на спектакле.

Через игру актеров «Старого дома» выстраивается простая, но очень важная для МакДонаха истина. Как бы груба, как бы жестока ни была жизнь, а человеческое тепло бесценно. Сергей Федотов делает не театр жестокости, а театр любви. «Есть на свете вещи и поважнее, чем хорошие роли в голливудских фильмах о калеках. Быть со своими родными или друзьями важнее, и я пытался это объяснить Калеке Билли, но он не стал меня слушать, как я ни старался ему втолковать», – объясняет Малыш Бобби (Алексей Дербунович) теткам Кейт и Эйлин. Говорит он ровно, бесцветно, глядя в пространство, мрачный, как всегда, хмурый, отчужденный, вот только шапку снял, что стало единственным признаком волнения. Когда ты никому не нужен, только и остается, что вернуться к «родным и друзьям». Билли, в элегантном плаще и шляпе, вернулся ни с чем – но ему есть куда возвращаться. Он улыбается немного виновато и обезоруживающе. У него взгляд человека, который стал понимать о мире чуть-чуть больше, чем мы с вами. И вдруг, в самом финале, за несколько секунд до того как гаснет свет, первое в жизни открытие прочитывается и в изумленных глазах Хелен. Которую он наконец-то взял за руку.

В калеке Билли сосредоточились самые чудовищные парадоксы мироздания. Один из них – полное несовпадение красоты духовной и физической. Впрочем, как сказать. Каким образом удалось Владимиру Борисову, мастерски передав все физические особенности церебрального паралитика, избежать натурализма и сделать так, чтобы к концу спектакля главными составляющими персонажа стала душа, одному Богу известно.

Во многих интервью Сергей Федотов говорит, что создает спектакли не против Бога, а о Боге. Но что же он, этот самый Бог, не слышит наших воплей: если ты есть, Господи, то зачем делаешь нас такими! Затем, наверное, чтобы мы учились любить вопреки всему.

---

В статье упомянуты:

спектакли:

• Калека с острова Инишмаан