«Старый дом»: обновление. От давней истории к сегодняшнему дню
15 октября 2018Яна Доля Честное слово
Новосибирскому государственному драматическому театру «Старый дом» после капитального ремонта вернули исторический облик. Журналист Елена Климова в своей книге «Ремарки на полях истории» предлагает вспомнить историю театра, включая тот момент, когда «Старый дом» приобрел нынешнее здание и сформировался как современный театр.
Зданию вернули первоначальный облик, каким он был в 1912 году, когда здесь располагалась гимназия. Главная достопримечательность, помимо непосредственно реставрации кирпичной кладки, — восстановление исторических фрагментов: открытие красивых оконных проемов в виде ниш и фигурных карнизов. О том, как здание превратилось в театр и когда «Старый дом» стал тем театром, каким он является сегодня — в нашей статье.
Смелость города берет
Елена Климова собирала историю театра по кусочкам — перебирала архивы, общалась с оставшимися в живых сотрудниками. Театр долгое время был кочевым, не имел стационарного здания даже для хранения реквизита. Образован он был как колхозно-совхозный театр в 1933 году «в целях развития искусства в деревне как орудие борьбы за реализацию основных задач партии и советской власти».
После жалобного письма в крайисполком управляющего Западно-Сибирским краевым управлением зрелищных предприятий И. Л. Станчича театру были выделены деньги. И 20 сентября 1933 года уже вышел спектакль «Прорыв в любви».
Первое помещение для бухгалтерии театра и хранения реквизита колхозно-совхозный театр получил только в 1946 году! Им стал нынешний храм на улице Октябрьской. То есть театр работал, но его как бы не было.
Театр на первых порах существования пережил чистки 1938 года — снимают директора Степанова и режиссера Королькова. От самой труппы остается буквально несколько человек. Но имеется директивное письмо с заданием окультуривать деревню — так что ничего не поделаешь. И в театр на руководящую должность приходит режиссер, художник и просветитель А. Л. Рогачевский.
Некоторое время Анисим Леонтьевич возглавлял театральную студию в ДК
им. Петухова на улице Фабричной. Он был человеком весьма свободолюбивых взглядов, за которые, кстати, ни разу не поплатился. Рогачевский ухитрялся к юбилею Советского Союза ставить «Тартюфа», а к юбилею Ленина — «Аленький цветочек». И его не то что ни разу не арестовывали — на это не было даже поползновений (если не брать в расчет его трагическую смерть при загадочных обстоятельствах в поезде). Дочь Рогачевского рассказала Елене Климовой, что однажды после войны поздно вечером ему позвонили и велели наутро прийти в НКВД. Понятно, что семья собирала чемоданчик. Но когда утром Анисим Леонтьевич туда пришел, то выяснилось, что его позвали, чтобы он сделал утренник для детей сотрудников.
Рогачевский сам рисовал эскизы декораций и костюмы. Они получались сильные, яркие, наполненные особой энергетикой его театра. Кроме этого, Рогачевский был, как бы сейчас сказали, эффективным менеджером. Например, когда его студию перестал финансировать Союз мукомолов Востока и элеваторов Сибири, то Анисим Леонтьевич со своей труппой поехал на заработки на курорты.
Поэтому, когда колхозно-совхозный театр остался без руководства, власти решили привлечь Рогачевского. Есть даже их переписка, в ходе которой представители власти рассуждают, что, мол, Рогачевский — интересный художник, правда, формалист. Во всей его режиссерской деятельности в самом деле трудно было увидеть спектакль в духе соцреализма. Тем не менее Анисим Леонтьевич имел определенный авторитет, и на курорт Карачи, где Рогачевский зарабатывал деньги со своей труппой, пришла телеграмма: колхозно-совхозный театр сейчас является частью «Красного факела», и мы предлагаем работу вам и вашим студийцам. С этого времени — 1938 года — началась история «Старого дома», которая, как считает Елена Климова, многое определяет в его нынешней судьбе.
В милом театре и рай в шалаше
Рогачевский требовал от своих актеров физически превосходной формы, некой универсальности. В этом отношении показательна фотография, на которой два брата Рыловых выполняют акробатический этюд. В свое время они не захотели отречься от отца, названного врагом народа и расстрелянного, и вылетели из художественного учебного заведения С.-Петербурга. Уже в Новосибирске Николай стал актером первого состава, а Игорь — художником, который оставался главным и единственным художником театра «Старый дом» до самой пенсии.
Итак, Рогачевский требовал полноценной театральной культуры. Не важно, где проходил спектакль — даже на полевом стане декорации, костюмы и грим должны быть качественные. Это умение создавать мобильные декорации, которые собирались и разбирались и были пригодны для любой площадки, наверное, полагает Елена, пригодилось бы сегодня для современного театра, который осваивает любые нетеатральные пространства. Но, к сожалению, никаких записей на этот счет не осталось.
За свои заслуги работники театра не получали ничего. Игорь Рылов в начале карьеры на каком-то фестивале был награжден ружьем. И за всю жизнь имел всего три грамоты. У Рогачевского тоже, кстати, не было ни квартиры, ни звания. Когда однажды ему попытались присвоить звание заслуженного работника культуры, он отказался, поскольку воспринимал себя человеком искусства, а это немножко другая сфера. Так что он счел это оскорблением и не принял предложения. Платой за такую независимость и свободу творчества стала смерть: Рогачевского не смогли похоронить достойно из-за отсутствия средств.
Стоит рассказать о том, в каких условиях работала труппа колхозно-совхозного театра. Есть фотография, где герой-красавец Николай Рылов с белым чемоданчиком в закатанных до колен штанах босиком месит грязь, потому что другим способом дойти до места гастролей было невозможно.
На другой фотографии компания в импровизированных купальниках чистит рыбу: труппа сама себе обеспечивала стол — мужчины ловили рыбу, и даже дети помогали готовить ужин, когда у взрослых была репетиция.
Ездили с простынями, раскладушками, с кастрюлями, со сковородками, с корытами, с утюгами. Поскольку электричества не было и утюги были на угле, то возили с собой еще и мешок с углем.
Добрыми «духами» театра были костюмер Анна Григорьевна Заигралина и ее супруг машинист сцены Филипп Николаевич. «Все актеры, которых мне удалось застать в живых, вспоминали Анну Григорьевну как ангела, — говорит Елена Климова. — Сама Анна Григорьевна, такая же старушка в платочке, рассказала, как однажды она упала с грузовика, и никто даже этого не заметил, поскольку она была маленькая и худенькая. Зато уважение к ней было огромное: когда Рогачевский увидел, как один из ведущих актеров сел в костюме перед выходом на сцену, то устроил ему выволочку: она, мол, одна, а вас много».
Время испытаний
Когда началась война, часть актеров призвали на фронт: Николая Рылова, Виктора Копылова, Михаила Манюнина, Вульфа Родовского и др. Любопытно, что актеров чаще всего призывали в разведку, видимо, полагая, что в этом хитром искусстве они лучше других применят свое умение перевоплощаться.
Рогачевского с его опытом организации передвижных учреждений искусства сразу вызвали в Москву, и он занимался созданием передвижных концертных бригад уже на уровне страны.
Часть актеров колхозно-совхозного театра продолжала работать в области, потому что нужно было поднимать боевой дух работников тыла. Ведущая актриса Филиппова на все годы войны бросила сцену и ушла в военный госпиталь, где работала сначала нянечкой, а потом медсестрой.
Передвигались пешком, потому что транспорта и раньше-то не было, а во время войны и подавно. Актриса Елена Золотова, с которой также довелось поговорить Елене Климовой, вспоминает, что как-то раз им дали верблюда, между горбами которого приспособили реквизит и все, что было нужно.
Были и ослы. Когда в весеннюю распутицу ослик упал, то Елена Золотова сильно поранила лицо. После операции из-за отеков хотела даже покончить с собой, но, слава богу, за ней присматривали сослуживцы, и в итоге все закончилось хорошо.
Большинство из актеров на фронте, помимо своих боевых обязанностей, занимались еще организацией самодеятельных ансамблей. По счастью, никто из актеров не погиб. Копылов был дважды ранен, а Рылов ни разу не получил даже царапины. Он говорил, что это потому, что воюет за себя и за расстрелянного отца.
Байки на слезах
После войны театр начал существовать как шапито. Хорошего в этом было мало, потому что если стояла жара, то внутри было пекло невозможное (при попытке полить водичкой создавался эффект бани), а когда шел дождь, то из-за барабанящих по брезенту капель зрителям не было слышно речи актеров.
Но, несмотря на все эти тяготы, актеры говорили, что все равно лучше деревенского зрителя никого нет. Представления начинались в 11—12 вечера — ждали, когда доярки придут с вечерней дойки, приготовят ужин и накормят детей, умоются сами, прихорошатся и придут на спектакль. Что уж тут говорить, если театр для самих артистов был роднее дома: так, Ванечка Антропов, который пришел в театр в военные годы вместе с Еленой Золотовой, до этого долго бродил по Сибири в поисках труппы, где театр — больше, чем место работы. И нашел труппу Рогачевского.
Как-то раз во время представления случился пожар. Так деревенские жители после его тушения вернулись, чтобы досмотреть спектакль! Это было в 4—5 часов утра!
Мало кто знает, что в начале своей карьеры в будущем «Старом доме» работал знаменитый композитор Александр Зацепин. Ездил он с театром в качестве аккордеониста: тогда должна была звучать только живая музыка. Так актеры Николай Рылов и Всеволод Ковалевский забавно над ним подшутили: когда тот купил яиц, они шприцем вытащили их содержимое и наполнили водой. Неудивительно, что при попытке зажарить яичницу образовался один пар.
Подобные истории случаются в любом здоровом коллективе, который вынужден жить закрыто и трудно, взять, к примеру, полярников или подводников.
По комфорту и имя
В начале 40-х годов колхозно-совхозный театр стал именоваться областным драматическим театром. И вот мы добрались до момента получения театром помещения. В этой истории большую роль сыграл Вульф Петрович Родовский, любимый ученик Анисима Леонтьевича, который, как это часто бывает, сыграл негативную роль в судьбе своего учителя. Он еще с фронта писал Рогачевскому, что нужно думать о комфорте. И когда после недовыполнения плана сняли очередного директора, на его место поставили Родовского.
Вульф Петрович начал проводить политику облегченного гастрольного, почти антрепризного варианта — без полноценных декораций и костюмов. У Рогачевского был выбор: либо подчиниться такой художественной политике, либо уйти из театра. И он ушел. Но только из этого театра — из облдрамы, но не ушел из театра вообще — его театральная жизнь продлилась до самых его последних дней.
И уже в 1960 году делегация актеров под руководством Родовского пришла к Николаю Романовичу Чернову, который тогда руководил новосибирской культурой и был человеком смелым. Так что, когда делегация сказала, что театр погибает (нет репетиционного помещения, нет помещения для хранения всего, что нужно, и тем более — нет собственно театра), то Чернов начал искать. И выбор пал на нынешнее здание «Старого дома» — тогда здесь размещалось общежитие работников филармонии (само же здание было построено архитектором Крячковым и явилось подарком Николая II Новониколаевску в 1912 году). Здание не было рассчитано на театральную нагрузку. Но другого выхода не было. Чернов настоял, и решили всем счастливым жильцам этого общежития дать квартиры, а само здание перестроить под театр (то есть сделать не только складские помещения, но и сцену). Перестраивали очень долго — семь лет. И в 1967 году «Красный факел» передал со своего баланса использованные кресла, а театр кукол — ковер. Театр обосновался, и его можно было открывать.
Все режиссеры, которые приезжали сюда ставить, хотели сделать что-то свое, маленькое, потому что и пространство театра небольшое, как и труппа. Но в основном все хотели делать что-то политически и социально активное, авангардное. Несколько режиссеров говорили, что хотели сделать театр вторым Театром на Таганке, который бы стал глотком свободы в театральном мире. Но когда в 1960 году сюда пришел очередным режиссером, а потом став и главным Семен Яковлевич Верхрадский, то он увидел театр совершенно по-другому: как театр-дом, где и актерам, и зрителям будет просто хорошо и уютно, и назвал театр «Старый дом».