новосибирский государственный
драматический театр

Тимур Насиров: Я пока не сделал того, чего хочу

  На старте нынешнего сезона постановщик, в чьем профессиональном портфолио порядка двадцати спектаклей на столичных и региональных подмостках («Оборванец» М. Угарова, «Сиреневое платье Валентины» Ф. Саган, «Поминальная молитва» Г. Горина, «Зима» Е. Гришковца, «Окончание Дон Жуана» Э. Радзинского, «Ханума» А. Цагарели, «Лев зимой» Дж. Голдмена, «Поезд в Африку» по К. Чуковскому, «Дульсинея Тобосская» А. Володина, «Про того, который ходил страху учиться» М. Бартенева, «Собаки-якудза» Ю. Клавдиева, «Волки и овцы» А. Н. Островского и др.), курирует off-репертуарную программу театра, готовится к постановке диптиха по современной драме и планирует творческое преобразование «Старого дома». Превращение театра с ностальгическим названием в родной дом, где стены и спектакли дышат теплом и уютом.
   — Каким будет театр «Старый дом» при Тимуре Насирове?
   — Основным в названии этого театра я считаю слово «дом». Очень хочется приходить в театр, где тепло, как дома. Чтобы в этом доме было мягкое кресло, чтобы ты приходил в мир, где тепло, уютно, светло. Где тебя ждут, где есть чай, где все твое, и любимая книга раскрыта на недочитанной странице. Очень важно, чтобы зритель почувствовал эту атмосферу. Не просто купил билет на спектакль, а почувствовал, что его здесь ждали, что ему здесь рады и хотят показать что-то важное. Чтобы зритель доверял тому, что происходит на сцене. Чтобы артисты были убедительные, заразительные. Чтобы возникало желание вернуться. Это можно сравнить с чувством, как ты приходишь в гости к хорошим людям, и тебе хочется прийти туда еще и еще, потому что хозяева были такие доброжелательные, и тебе с ними было так хорошо…
   — Именно поэтому вас прельщает идея «библиотеки «Старого дома»? Можете рассказать об этом?
   — Конечно. Я очень хочу в зрительном зале и в фойе театра повесить полки с хорошими книгами. Много книг — это сразу уют. Какие-то из них люди не читают вообще, а какие-то хотят перечитывать снова и снова — как спектакли Петра Фоменко, которые все время хочется пересматривать. Для меня спектакль, который хочется пересматривать, перелистывать, — это вообще идеал. «Старый дом», «библиотека» — все это как-то ассоциативно связано. Спектакли — как избранные книги, а репертуар театра — библиотека хороших спектаклей.
   — Идея понятна, но как такой «домашний» стиль сочетается с новодрамовскими планами театра на текущий сезон?
   — Еще как сочетается. Книги ведь разные! На полках будет не только Достоевский и Толстой, но и современная литература — в частности, Вячеслав Дурненков и Вадим Леванов. Кроме того, новая драма нужна мне для знакомства с труппой, для того чтобы проверить, насколько актеры готовы работать в новой эстетике и непривычных для себя условиях. Чтобы актеры перестали в привычном смысле играть и имитировать жизнь. Иными словами, есть желание проверить, насколько труппа готова к современному театральному языку. Это очень важно. Сегодняшний театр должен быть похож на футбол — страсть без имитации. Никто не играет, никто ничего не имитирует, а оторваться невозможно. Именно поэтому же мы и проводим в ноябре мастерскую современной драматургии «Актуальный театр».
   — Лаборатории современной драматургии проходят по всей стране. В чем их особенность, популярность? Чем будет отличаться мастерская «Старого дома»?
   — Думаю, пока ничем. Наша главная задача — увидеть в работе всю труппу. Увидеть возможности артистов и попытаться быстро обновить репертуар. Именно поэтому мы берем в работу сразу три новых пьесы, приглашаем трех новых режиссеров, которые за три дня одновременно в разных закоулках театра подготовят эскизы спектаклей, которые либо будут доработаны, либо сразу войдут в репертуар. Спектакли, рожденные из таких лабораторий, чаще всего получаются живыми и яркими. Судьбу постановок решат зрители. Поэтому наша мастерская — это еще и попытка найти своего зрителя, приглашение к разговору.
   — И о чем вы хотите поговорить с сегодняшним зрителем?
   — Я люблю рассказывать истории. Просто что-то рассказывать. Например, мне очень приятно вспоминать свое детство и очень нравится возвращаться к своим любимым книгам — к «Трем мушкетера», «Наследнику из Калькутты», «Лунному камню». Я не знаю людей, которым было бы неинтересно вспоминать лучшие моменты своей жизни, детства. Каждый человек все время ищет какой-то уют, дом, хочет вернуться туда, где тебе когда-то было хорошо и где ты был полон.
   — Вы бы хотели вернуться в советское время?
   — Нет. СССР — это мой дом. В дом хочется вернуться. Но в само время с его ужасными талонами и одеждой — нет. Если меня окружают мрачные люди — я сам становлюсь мрачным.
   — Кто тогда ваш герой? Какая тема вас увлекает?
   — Моя основная тема — тема потери, поиска и нахождения дома, тема возвращения в детство, потому что именно там и был дом, который сегодня потерян. А герой — ребенок и взрослый одновременно. Когда-то в Томске я ставил «Музыку ночью», где очень странный дом, где живут невероятно странные дети, которые все время играют. Дом, в котором взрослые превращаются в детей. Не в том смысле, что они становятся идиотами, а в том, что они, теряя всю взрослую тупость, становятся легкими.
   — Вот вас причисляют к поколению молодых режиссеров, а ведь вы совсем про другие темы говорите, нежели постановщики нового поколения.
   — Не знаю, почему меня к молодым режиссерам причисляют. Я другой, конечно. Это совершенно очевидно. Я скорее представитель потерянного поколения.
   — А общие ниточки вас с какими режиссерами связывают?
   — С теми, кто старше. Ну, вот с Фоменко, например, или моим мастером Григорием Козловым. Понимаете, я очень люблю то, что делает новое поколение, но я так не умею, потому что… ну просто потому, что я пионером был. Комсомольцем был. И там остался. Я в союзе остался. Поколение, которое сейчас без дома.
   — То есть современный жесткий «новодрамовский» театр вы не принимаете?
   — Отнюдь. Он очень мне нравится. Этакая злая ирония, стеб. Я так делать не умею, но люблю на этом смотреть… Хотя язвительность — тоже по мне. Но обязательно с налетом нежности! Вот обязательно! И если мне удастся найти квинтэссенцию иронии и необычайной нежности — тогда я порадуюсь. У меня вообще такое ощущение, что я пока не сделал того, чего хочу. Вообще ни разу. По разным причинам все время приходилось идти на какие-то компромиссы. С одной стороны, это хорошо — я набивал руку. С другой, плохо, потому что пора остановится и начать что-то другое, наполненное смыслом и долгосрочной идеей. Именно поэтому мне нужен театр, мне нужны мои артисты, с которыми можно начать что-то с нуля.
   — Как штатному режиссеру «Старого дома» вам придется не просто заглядывать в театр на постановку, но и играть роль педагога, наставника. У вас уже был успешный педагогический опыт?
   — Думаю, да. В Красноярском ТЮЗе, с которым, к великому сожалению, мне пришлось расстаться. И до сих пор обидно, что не сложилось. А ведь у нас возникла удивительная общность с актерами, которая помогла нам с ребятами сделать спектакль «Собаки-якудза». Вы даже представить не можете, как нам было хорошо и интересно! Вот этой удивительной атмосферы общего дела мне хочется добиться и в «Старом доме». Потом можно идти дальше.
   — Куда? Атмосфера ведь не может возникнуть на пустом месте? Нужен ведь какой-то творческий импульс, режиссерская «зажигалка»?
   — Вот тут-то и не знаю. Авантюра. Но главное идти. Именно для этого мне нужен этот сезон. Именно для этого мы проводим нашу мастерскую современной драматургии. Все это — попытка нащупать путь, приглядеться, научиться разговаривать друг с другом. Понимаете, с одними артистами можно идти направо, с другими — налево. И это очень важно понять — с какими и куда. Поэтому мы будем пробовать разные жанры. Начнем с истории святой Ксении Петербургской и кровавой барыни Дарьи Салтыковой по пьесам Вадима Леванова. Сыграем на контрастах и парадоксах нашей ментальности, проследим, как из одного человеческого сообщества появляются совершенно разные по знаку герои. А свой второй спектакль, запланированный на лето, я хочу сделать смешным, легким, заразительным. Возможно, это будет комедия Эдуардо Скарпетта, возможно — пушкинская «Капитанская дочка». Посмотрим и еще подумаем о последовательности появления этих названий в нашем репертуаре.
   — При всей любви к искренности и сценической правде вас, кажется, привлекает игровой театр?
   — Конечно! Игровой театр и клоунада. Такая, когда маска спадает — и мы видим живого человека. Ирония и нежность. Вообще, я люблю театр-праздник! Я люблю такие штампики: чемоданы, воздушные шарики, хлопушки. Очень люблю! Но это оголтелый оптимизм, а перевернутый мир, — когда счастье заканчивается, клоуны разъезжаются, а человек со своими мыслями и проблемами остается.

В статье упомянуты: