Типа Гамлет — типа Мамлин

— Тимофей, как случилось, что в уже сложившийся спектакль вводится новый Гамлет с приставкой «типа», да не один?

— Ещё когда мы только начинали репетировать, у Андрея Михайловича Прикотенко была задумка сделать трёх Гамлетов — Анатолия Григорьева, Александра Вострухина и меня. И репетировали мы все, просто не успевали по времени, поэтому тогда спектакль вышел только с Толей. Нам сказали: потом введём Сашу, третьим меня.

— Вас как в космос по очереди запускали?

— Мой ввод пару раз срывался, однажды из-за операции — сломал руку на репетиции, так что даже играл Полония в повязке — белой, в цвет костюма и со стразами, чтобы это как-то обыграть. А теперь время пришло, появился момент, и я ввёлся. 

— У Полония в спектакле такая неожиданная пластика. Ваша находка?

— Репетировать начинал другой актёр, была заложена какая-то основа, а потом уже я старался придать этому свою органику. И сейчас в пару со мной эту роль играет Толя и это уже другой Полоний. Андрей Михайлович изначально так поставил, что всё идёт от актёра. На Гамлетах это ярче всего видно — все три абсолютно разные.

— А вы видели спектакль из зрительного зала?

— Нет, я во всех составах кого-то играю. Когда вывозили «Гамлета», была возможность увидеть его частями, а внутри театра есть видеотрансляция, так что я знаю, в какой рисунок вхожу.

— Спектакль «Sociopath/Гамлет» уже возили в Берлин, Румынию и на Сахалин. Как  ощущали себя вне родной сцены?

— В чём прелесть этого спектакля: его коробку хоть в поле поставь — можно играть, была бы розетка. Зрительный зал вокруг этой клетки можно модернизировать как угодно. Это такая универсальная штука. И для артистов, в общем, нет разницы, где играть.

— В монологе Гамлета есть фрагменты, когда артист волен высказаться. О чём ваш текст? Чем он отличается от того, что произносят Гамлет Григорьева и Гамлет Вострухина?

— Сохранена вся шекспировская история, написан оригинальный текст Прикотенко, и я иду по тому же рисунку, что и ребята. Но в дуэли Гамлета и Клавдия каждый пишет свой текст — и Анатолий, и Ян, и Саша, и я. Есть конфликт этих двух персонажей, прописаны какие-то точки, а наполнить этот диалог ты можешь чем угодно, это наше творчество. И вот этот поединок превращается в рэп-баттл. Чем отличается  мой текст? Я, когда работал над этим баттлом, меньше всего думал о том, чтобы развлечь зрителя, хотя рэп-баттл в некотором смысле — шоу. Я же налегал на суть происходящего: у власти преступник, захвативший трон насильственным путём, он прикрывается какими-то умными речами и мнимыми идеалами, но суть остаётся — это убийца… Это если коротко, в нескольких словах. Кроме того, там и какие-то социальные темы звучат.

— Тексты от спектакля к спектаклю могут меняться?

— Да, и бывает, что артисты, Толя, например, полностью переписывает свой баттл. И я, когда буду играть в январе, частично перепишу свой текст, сделав выводы из первого показа и учитывая то, как этот текст работает — или не работает — на зрителя.

— Значит, вопрос, кто окажется сильнее — остаётся открытым?

— Это поэтический и интеллектуальный поединок. И там, конечно, есть вот это противостояние: привлечёшь ли ты на свою сторону зал или это сделает твой оппонент. По реакции зала можно почувствовать, кто сегодня был круче — Гамлет или Клавдий, кто своими идеями и энергией заразил зал. Всё как в жизни. Мы это не обсуждаем после, но ощущение есть.

— Актёры — живые люди. Сегодня ты полон сил, на завтра еле двигаешься, а бывают дни, когда энергии столько, что приходится сдерживать обороты.

— Театр — дело коллективное. И люди живые, и театр — живой организм. Понятно, что с тобой, твоим самочувствием могут происходить разные вещи, но есть какие-то режиссёрские задачи, которые нужно выполнить. И есть некая профессиональная планка, ниже которой ты просто не имеешь права сыграть. Кроме того, все мы должны прийти к какой-то финальной точке.

— Гамлет — мечта любого актёра. Или это миф?

— У меня никогда не было такой актёрской мечты. Хотя есть роль, которую я действительно хотел бы сыграть — Ричард III, тот же Шекспир. И я надеюсь, что когда-то со мной это случится. А насчёт Гамлета, если я и не мечтал, это не значит, что как-то прохладно или халатно отнёсся к роли. Безусловно, если есть роль, ты должен её полюбить. Это тот порог, который нужно перешагнуть со всей ответственностью, рвением и желанием. И я с огромным удовольствием к этой роли шёл и работаю над ней дальше.

— Режиссёр Сергей Федотов, известный своими тренингами, ставивший в «Старом доме» спектакли «Сиротливый запад» и «Головлёвы» с вашим участием, говорит, что настраиваться на роль нужно весь день. Получается?

— Нет, конечно. С утра мы репетируем новый детский спектакль «Путешествие Нильса с дикими гусями», потом ещё какие-то дела, затем обед и время, чтобы выдохнуть, а дальше спектакль. Безусловно, есть спектакли, к которым ты морально начинаешь готовиться за трое суток. Тот же «Пер Гюнт» — заранее начинаю его вспоминать, повторять текст, заранее погружать себя в его пространство. И с федотовскими спектаклями та же история. Но позволить себе постоянно так погружаться невозможно, потому что сейчас у тебя сказка, потом «Социопат», а завтра «Тётки». Есть разные техники того, как нужно выходить на сцену. Федотов говорит, что нужно настраиваться, другой режиссёр утверждает, что этого не нужно. Вышел на сцену — и стал персонажем, зашёл за кулисы — сбросил. Тут всё зависит от опыта артиста, от материала, от способа существования.

— В спектакле «Идиот» вы играете Ипполита, сложного персонажа, который к тому же заканчивает жизнь прямо на сцене и делает это очень необычным образом. Сложно было сжиться с этой ролью, принять и полюбить, как вы говорите?

— Надо отдать должное Андрею Михайловичу, когда ещё был застольный период, мы читали, разбирали роман и разговаривали целыми днями, — в это время очень многое было сделано для внутреннего понимания героя. По большому счёту это было началом процесса вживания в образ. И в финальном тексте спектакля очень много смыслов и тем взято непосредственно из этих разговоров и рассказов артистов. Так, многое из того, что говорит Ипполит, — это, по сути, мои мысли, и не зря я на этой роли. Эти темы — о религии, политике — реально меня волнуют. Я действительно так думаю, во многих местах. Эти темы сейчас на слуху, поэтому они так интересны молодёжи. Это те реалии, в которых мы сейчас живём.

— Спектакль потрясающий, и ещё потребуется время, чтобы оценить его, узнать больше. Что вы сами думаете о нём?

— Со стороны я видел всего раз, где-то на прогоне, он мне очень нравится, это кроме того, что мне безумно нравится в нём участвовать. Тем более что спектакль видоизменяется от раза к разу — становится более сжатым, цельным. Андрей Михайлович продолжает с ним работать и после премьеры. Многие режиссёры после премьеры отпускают спектакль в свободное плаванье. Андрей Михайлович периодически смотрит, что-то корректирует, и спектакль становится всё лучше. К примеру, в «Вишнёвом саде» он спустя год убрал антракт, и действие стало более живым. 

— Скоро сдача «Нильса», там какие-то очень интересные костюмы, интригующие, я бы сказала. Вам интересно участвовать в сказке?

— Помимо упора на какую-то драматическую составляющую, детский спектакль — это должна быть ещё и очень зрелищная история. И в «Нильсе» много такого: костюмы, свет, музыка, видеопроекции, хореография и драки. Мы пытаемся реализовать в этом спектакле практически весь спектр возможностей, которые есть в современном театре. Это будет интересно и детям, и взрослым.

— Мы наблюдаем, как меняется театр, как творчески растёт труппа. Каждый новый спектакль в «Старом доме» — событие. Задана такая высокая планка, что, кажется, куда дальше…

— Мы, безусловно, и сами это чувствуем. Я пришёл сюда шесть с половиной лет назад, в 2013 году. Это волна только начиналась, на моих глазах театр рос. И сегодня количество упоминаний театра, не только в соцсетях и разговорах, но и на фестивалях, в театральной среде, постоянно растёт. Выросло и количество зрителей, и прибыль театра. Потому что растёт уровень, та самая планка, ниже которой быть уже нельзя. Тут все вкладываются. И главный режиссёр Андрей Михайлович Прикотенко, и директор театра Антонида Александровна Гореявчева, и литературная часть, и все цеха. Это не заслуга какого-то одного человека, это реально коллективный труд, коллективное движение вперёд и вверх.

— Нынешним летом вы с Яной Сигидой и Артёмом Находкиным ставили документальный спектакль «Единственный способ выжить — стать маркетологом». Основой спектакля стали интервью, которые вы брали у людей. Получается, и в роли журналиста себя попробовали, о чём когда-то мечтали?

— Это всего лишь способ создания материала, когда ты встречаешься с людьми и разговариваешь с ними. Артём Находкин нам с Яной предложил эту тему, нам показалось интересным. Мы говорили о профессиях, кто кем хотел стать, кто кем стал, и как это повлияло на его жизнь. А ещё: нужно ли ребёнку навязывать свою профессию, или дать ему свободу? Потом принесли эти реальные истории Артёму, он сделал из этих текстов драматургию, а Егор Овечкин — художественное оформление. Так получился спектакль «Единственный способ выжить — стать маркетологом». Мы сыграли его два раза, я так понимаю, тема зашла. Возможно, будем ставить ещё что-то в этом духе, было бы здорово.

— Говорят, вы и сами пишете пьесу. Что это за история?

— Пишу, но рассказывать пока не буду. В конце января — начале февраля в театре состоится читка с артистами, зрителями, возможно, и с критиками.

— Вы создаёте впечатление бунтаря. И пьеса ваша на злобу дня?

— И это тоже будет. Многие поэты, музыканты, артисты говорят об этом, потому что не замечать того, что происходит вокруг, особенно в нашей стране, невозможно. В моей пьесе много историй. Думаю, будет любопытно и профессионалам, и зрителям. Мне давно хотелось писать, это то, о чём я давно думал, но, к сожалению, шёл к этому слишком медленно. Сейчас настал момент, когда я взялся и решил целенаправленно посвящать этому время и силы. Не просто фантазировать от вдохновения к вдохновению, а работать.

— Поэтому и стихи стали реже писать? Во всяком случае, на странице ВКонтакте их стало меньше.

— Сейчас действительно особенно нет времени на это. Хотя бывают периоды, когда рука сама пишет. Или что-то не выходит, ты мучаешься, потом думаешь: и ладно, пусть оно поварится где-то внутри. Недавно был конкурс на телевидении — ГТРК «Новосибирск», я участвовал, но в финал не прошёл, да и шут с ним. Думаю, это хорошее начало, надеюсь, они каждый год будут проводить такие поединки, и народу поэтического будет только прибывать. А в соцсети я выкладываю лишь небольшую часть своих стихов, коплю. Пока все силы, свободное время и мысли уходят на пьесу.

— У Михаила Булгакова в «Театральном романе» герой пишет пьесу, представляя, как это всё происходит в маленьком домике — на сцене.

— Мне, как и любому автору, хотелось бы, чтобы эта пьеса была востребована и её ставили. Поэтому стараюсь сделать так, чтобы и артистам было что играть, и режиссёру было что ставить. Порой берёшь современную пьесу и думаешь: окей, интересный текст, но как это поставить? И возникает такое ощущение, что материал не привязан к театру, как к виду искусства. И режиссёр начинает что-то выдумывать. Я же стараюсь написать именно театральный материал. Почему так важна для меня читка? В России это редко происходит, когда автор имеет возможность проверить свою пьесу на зрителях, увидеть, как работает текст, смыслы, диалоги. И я очень благодарен театру за такую уникальную возможность. Исходя из итогов и впечатлений от читки и обсуждения, я смогу доделать потом текст до какого-то финального варианта.

— В октябре театр «Старый дом» проводил первый фестиваль актуального театра в Новосибирске. Чем он вам запомнился?

— Многие гости, которые приезжали к нам, отмечали, что всё было так хорошо организовано, будто мы уже пятый или шестой фестиваль проводим. Потому что это была действительно команда — настолько все слаженно работали, у каждого была своя зона ответственности. И это реально круто! Поэтому и впечатления остались самые хорошие. Надеюсь, у фестиваля будет длинная жизнь. Из спектаклей увидеть удалось немного. Потому что мы все работали кураторами — я, к примеру, провёл пять дней с ребятами из Дрездена.

— Государственный драматический театр Дрездена привозил спектакль «Униженные и оскорблённые». На показе в «Глобусе» из-за откровенных сцен часть зрителей ушла, и дальше немецкие артисты, похоже, оторвались по полной программе.

— На самом деле, заданы были начало и конец, а всё остальное — чистая импровизация, весь спектакль. Просто, видимо, наш новосибирский зритель, надо сказать, очень подготовленный и воспитанный, к подобной экспрессии и способу существования оказался не готов, даже не все артисты были готовы. А в целом это настоящее событие в театральной жизни города. Хотя я не могу беспристрастно к этому относиться, поскольку был рядом с этими ребятами пять суток: кормил, водил везде и чувствовал за них личную ответственность.

— По актёрски что-то зацепило на фестивале, так, чтобы хотелось попробовать самому?

— Богомоловское «Преступление и наказание». Там простой и понятный для зрителя способ существования, но очень наполненный внутри, поэтому как магнит притягивает и невозможно оторваться. Всё понятно, всё работает на уровне смыслов, и в какой-то момент хотелось ускорить действие. Так бывает на хорошем спектакле — значит, режиссёр и актёры сделали всё настолько классно, что ты как зритель всё уже понял и тебе хочется вперёд и дальше.

Фото Валерия Панова

В статье упомянуты:

• Мамлин Тимофей