Премьера

21.06.2024.
Цветы для Элджернона

Цветы для Элджернона

 

14.05.2024.
Девятью десять

Девятью десять

 

Важно не испортить себе репутацию говнищем типа «Люблю любить любовь»

01 марта 2021
Антон Алексеев Сибкрай.ру

Александр Молчанов, куратор Дисциплины

 

– Александр, вы – известный сценарист, драматург, создатель авторской сценарной методики, который уже добился и признания, и денег, и славы. Зачем вам «Дисциплина»?



– Весь год сам себе задаю этот вопрос. Ответ: потому что хочется, и потому что могу.



– Чего именно хочется? Какая цель?



– В нашей стране, наряду с Германией, Польшей, Англией и Америкой, существует одна из самых раскрученных в мире театральных инфраструктур. В России есть около восьмисот театров. Из них, скажем, триста – чисто драматические. А что в них ставится? Шекспир, Чехов и еще, прости господи, Мольер. Сколько можно? Мне кажется, в этом есть какая-то поломка. Один раз ее уже пытались устранить – новая драма в начале XXI века пробила себе путь в театры. Лет пятнадцать назад я шел в Москве по Тверской, и на афишах всех театров были фамилии моих друзей: Беленицкая, братья Дурненковы, Пряжко. Потом почему-то режиссеры снова начали ставить классиков. При этом сейчас написание пьесы является едва ли не единственным социальным лифтом для человека в регионе. Вы можете, конечно, написать роман, но он вряд ли будет кому-то нужен.



– А пьесы кому нужны?



– А пьесы вы можете отправить на любой конкурс – на «Любимовку», «Действующие лица», «Евразию», «Ремарку» и так далее. Их там действительно читают, и, если у вас есть хоть грамм таланта, вы будете замечены.



– И что дает эта «замеченность»?



– Прежде всего, пьесы становятся фактом литературы и влияют на других. Помню, когда я был молодым перспективным 32-летним автором своей первой пьесы, у нас в среде был термин – «автор нашумевшей читки». Это когда в Театре.doc тебя послушало двадцать человек, все переругались, и режиссерка с сигаретой подходит и говорит: «Вот если ты перепишешь так и так, я ее поставлю». И все равно потом эти пьесы доходили до всех пишущих и меняли способ письма: после «Экспонатов» Славы Дурненкова поменялся способ письма, Пряжко с каждой своей пьесой меняет все. Драматургия расширяет собственные границы, а в театре по-прежнему ставится Мольер. А почему? Мы раньше говорили: вот, они ретрограды и идиоты, но ведь им нужно заполнить зал. И почему-то на Шекспира идут, а на Молчанова не идут. Мне кажется, настало время прислушаться к театру, и понять, что зрителя в нем привлекает. Это не значит, что нужно писать пьесы про то, как все мужчины переоделись в женщин, и это очень смешно, нужно продолжать оставаться неудобными, поднимать важные темы, но делать это увлекательно. Посмотрите на HBO. Они говорят с миром на неудобные темы, но делают это интересно. Весь мир посмотрел «Чернобыль», потому что это отлично показанные истории.

 

Кураторы проекта "Дисициплина" Александр Молчанов и Оксана Ефременко

 

– Но ведь «Чернобыль» посмотрел весь мир, потому что у него есть такая возможность чисто технически. Посмотреть всем спектакль в театре – невозможно. Театр обслуживает один-три процента населения. Зачем тогда театру стремиться за мейнстримом, если этот процент так мал?

– Есть такая штука в НЛП (нейролингвистическое программирование – прим. АА) – раппорт, когда мы подстраиваемся, синхронизируемся друг с другом. Я думаю, что нам нужно сейчас войти в раппорт с аудиторией, подстроиться под нее, сказать им: «здесь будут парни с пистолетом и голая девушка» или «здесь вы классно проведете полтора часа и не будете засыпать на этом спектакле». Чтобы продвигать свои идеи, художнику нужно быть на одной стороне с аудиторией.

– А не затянет ли условного художника эта сторона?

– Конечно, затянет. Нужно понимать, что «Дисциплина» – это временная история, точно также, как жанр «вербатим» в свое время или даже новейшая драма. Мы решаем с помощью «Дисциплины» временную проблему – то, что зрителям сейчас не интересно в театре.

– Но почему вы думаете, что для этого обязательно писать новые пьесы? В театре «Старый дом» давно уже нашли иной метод – они переписывают Шекспира и Достоевского свежим современным языком. И вроде бы зрители ходят, и всем все нравится.

– Мне кажется, можно уже пойти дальше. Причем «Старый дом» это тоже делает. Скажем, «Злачные пажити» – совсем незамыленный текст, который постоянно обманывает зрительские ожидания. Вообще одна из фишек хорошей пьесы и хорошего спектакля в том, что они постоянно обманывают зрителя. Но в данном случае обман – это игра. А чаще происходит иначе: люди приходят в театр, им говорят, что там будет хорошо, а им скучно. То же самое с авторским кино: режиссеры и сценаристы не делают его привлекательным для зрителей, а потом жалуются, что их фильмы не смотрят.

– А вы не думаете о том, что как раз в кино зритель может прийти, спокойно сесть в зал и следить за сюжетом и интригой, а театр в целом про другой опыт – про взаимодействие, про энергию.

– Возможно. Но, например, если вы про иммерсивные практики различные, то лично меня такой опыт мало привлекает.

– Все, что вы пишите про интригу и развитие сюжета, – давно придуманная вещь. Вы и сами в своих интервью и книгах говорите, что опираетесь на «Поэтику» Аристотеля. Может быть, стоит двинуться куда-то дальше?

– Если мы говорим о «Букваре сценариста» (книга Александра Молчанова, которая является полезным и современным учебным пособием для сценаристов – прим. АА), то там самое главное не то, какие идеи я транслирую, а то, каким образом я это делаю. Если вы заметили, там каждая маленькая глава заканчивается каким-то неожиданным заданием, чтобы читателю хотелось к этой книге вернуться и узнать, что дальше. Так мы даем читателю возможность получить знания и идеи. Собственно, такая же технология, на мой взгляд, должна быть и в драматургии. По ней мы и работали на «Дисциплине». И результат – отличный: одиннадцать пьес из одиннадцати начатых – и все отличные.

 

Драматурги и кураторы проекта Дисциплина

 

– С одной стороны, вы говорите про интригу и сюжет, а с другой стороны, если взять пьесы, которые действительно получают популярность по всей стране, то мы увидим «Человека из Подольска» Дмитрия Данилова. В ней нет ни героя, ни сюжета. Что там цепляет?



– Честно говоря, я не понимаю, как работает эта пьеса. Для меня это тот самый случай, когда – чудо. Ты смотришь на эту пьесу, видишь структуру – что это? Развернутая метафора. То же самое с фильмом «Лобстер», например, который мне не нравится, – одну мысль мне транслируют, и от этого ничего не меняется. Но у Данилова это как-то работает. Я брал у него большое интервью, хотел выпытать секреты его творчества, и в итоге мы полтора часа говорили о футболе. Он просто гений, мне кажется. Ему удалось в эту пьесу закачать какой-то веселящий газ, который работает сам по себе – без структуры. С другой стороны, я очень хорошо понимаю, что ты можешь придумать структуру, разобраться досконально с тем, как и что должно работать, иметь четкий план, как собирать информацию и так далее, но это будет всего лишь подготовка, а потом – либо тебе Бог диктует, либо не диктует.

 

– Несмотря на владение ремеслом, все в итоге упирается в «Бог диктует или нет»?



– Конечно, и у меня это было всего полтора раза: когда я писал пьесу «Убийца» по середине очередного ментовского сериала. Вдруг что-то щелкает, и ты понимаешь, как это нужно писать. Но и без щелчка можно на чистом ремесле писать хорошие сценарии и пьесы – просто они не будут гениальными.



– Есть ощущение, что у нас год от года в стране повышается уровень ремесла и артистов, и режиссеров, и драматургов. Все знают точно, как можно делать, но при этом реального качественного изменения в театре и кино почему-то не происходит.



– Мне кажется, мы просто не можем заметить эти изменения. При этом какие-то вещи становятся понятны. Очевидно, что «Кислород» – хорошая пьеса, а «Бытие №2» – плохая. Или «Июль» тот же – почти гениальный текст.



– Вырыпаев, наверное, все-таки не про ремесло, а про «Бог диктует». И как раз суть в том, что отдельные авторы появляются, а в целом уровень не улучшается.



– Понимаете, я не могу научить драматургов слышать господа. Это невозможно. Но я могу научить их сделать интересную сцену, придумать интересное начало и написать финал. Мне не нравится логика некоторых мастеров, которые говорят: «Главное – это талант и трудолюбие, – просто пишите». Для меня это путь к неудаче. Есть техника: герой, его путь, результат его пути, который должен быть неожиданным, и так далее. Можно взять эннеаграмму, разложить по девяти психологическим типам своих персонажей и выстроить взаимоотношения между ними. Главное, чтобы сам автор понимал схему, по которой он работает, чтобы ему не пришлось придумывать заново то, что уже и так есть.

 

Александр Молчанов

 

– Но ведь законы драматургического действия существуют уже три тысячи лет. Неужели с тех пор они не поменялись?



– Не поменялись, более того, не все драматурги знают об этих инструментах. Эннеаграмму, например, используют все американские сценаристы, а в России до сих пор ее не используют. Для меня очень важно создать рамки, которые подготовят тебя к тому, чтобы ты в конце концов услышал господа. Вербатим в свое время нам тоже нужен был как инструмент, через который можно слышать то, что тебе диктуют. Каким-то авторам это удается чаще, каким-то реже. Есть авторы, которые точно слышат, но записывают какую-то фигню. «Дисциплина» – тот инструмент, который потом также будет восприниматься как нечто отжившее, но сейчас, я уверен, мы каким-то драматургам сможем помочь.



– Мы с вами сейчас все это говорим из позиции, что драматурги и сценаристы – главные и единственные авторы в кино и театре. В реальности же дело обстоит немного иначе, потому режиссеры часто очень по-своему передают то, что закладывает автор текста. Вы часто, судя по интервью, бывали не довольны режиссерами. Что делать, чтобы драматурги действительно стали авторами театра?



– Не надо ничего делать. Этот конфликт заложен изначально в природу искусств, но исторически позиции постоянно меняются. Сейчас, на мой взгляд, драматург выходит из тени. В Голливуде, например, сценаристы всегда были людьми, которых всю жизнь гнобили, а теперь они захватили власть. Там средний сценарист образованнее среднего режиссера. И деятельность сценариста более интеллектуальна, чем у режиссера, потому что режиссеру нужно заниматься еще и организацией процесса.



– А у нас, кажется, до сих пор, режиссер – это главный и единственный художник.



– Не совсем. Уже появляются шоураннеры из числа сценаристов. Илья Куликов, который писал сценарий «Глухаря», сейчас придумывает и рулит собственными проектами. Дарья Грацевич тоже ушла из сценаристов в управление проектами. Или Петр Внуков и Ира Аркадьева, сценаристы сериала «Сладкая жизнь», тоже уже занимаются отдельными самостоятельными проектами.



– Раз уж вы дошли до персоналий. Может быть, тогда назовете топ-3 отечественных драматургов прямо сейчас?



– На мой взгляд, в отечественной драматургии сейчас нет иерархии. Очень много талантливых драматургов, каждая пьеса которых меняет правила игры в этом поле.



– Тогда кто последние авторы, которые пересобрали своими пьесами эти правила?



– «Человек из Подольска» – Дмитрий Данилов – точно сейчас номер один. Павел Пряжко, Иван Вырыпаев. Подчеркиваю, что это не лучшие, а те, кто снова и снова меняют общее пространство драматургии. При этом, сейчас сложно представить, что к таким авторам на «Любимовке» подойдут продюсеры России 1 и предложат написать сериал. А мне кажется, что в нормально функционирующей системе связь между сериальной и драматургической индустрией должна быть. У нас, кстати, именно так и было, – почти все драматурги с «Любимовки» писали сериалы. С другой стороны, это не только вопрос к драматургам, которые пишут не интересно для ТВ, вопрос еще и к самому ТВ, внутри которого что-то сломалось в 2014 году. Вернее, понятно, что сломалось, – сломалась Украина и стало все сильно хуже. Зато сейчас много интернет-платформ снимает сериалы, и драматурги могли бы для них писать. Тут, правда, важно сохранить баланс и не испортить себе репутацию каким-нибудь говнищем типа «Люблю любить любовь», потому что это затягивает и приходится долго восстанавливаться после участия в каком-нибудь кошмарном проекте.



– Но ведь приходится ввязываться. Драматурги же сейчас просто бедствуют, мне кажется. Какой у них еще есть способ заработать деньги, помимо таких сериалов?



– Разумеется, театром сейчас никто не зарабатывает. Все зарабатывают сериалами. Даже когда ты успешный драматург, и твоя пьеса «пожаром прошла по стране», тебе это вообще не приносит никаких денег. Я раньше еще договаривался, подписывал договоры на двадцать тысяч рублей, а теперь просто всех отправляю в РАО, и они мне отчисляют проценты, которые я смотрю только, чтобы посмеяться. С другой стороны, европейские постановки приносят много денег – я закрыл ипотеку гонорарами из Европы. Правда, все это время, я не переставал писать сериалы.

 

Фото: Виктор Дмитриев


В статье упомянуты: