Спектакль «Цветы для Элджернона» создан по мотивам текста Дэниэла Киза, как написано в программке театра «Старый дом». Текстов у Киза на самом деле два. Сначала был рассказ, написанный в 1959 году и очень высоко оцененный критикой и читателями. И только позже из него вырос превосходный роман, вошедший в список классических романов двадцатого столетия. И кто только не экранизировал и не ставил его! И каких только смыслов в нем не находили…
Сцена из спектакля.
Фото — Виктор Дмитриев.
Чарли Гордон, 37-летний мойщик полов в пекарне (сейчас таких как он деликатно определяют как людей с ментальными нарушениями), соглашается на сложную операцию на мозге, страстно желая стать умным, как все вокруг. Эксперимент, проведенный ранее на мыши по имени Элджернон, оказался удачным, и в невероятно быстрые сроки Чарли из умственно отсталого превращается в человека со сверхъестественными способностями. Но потом так же быстро происходит регрессия. Сначала с Элджерноном, а потом и с Чарли. Но Элджернон, за сходной судьбой которого следит Чарли, умирает, и можно надеяться (хотя кто знает?), что мышь не почувствовала личной трагедии, а вот Чарли понимает все, что с ним происходит.
Спектакль Андрея Гончарова создан вроде бы и «по следам» романа, почти все основные сюжетные линии в нем сохранены (автор инсценировки Надежда Толубеева), но он явно акцентирует свое внимание не на болезни и не на том, насколько этично вмешательство науки в «главный мускул человека» — мозг. Хотя тема эта все время возникает и в этом спектакле, и в других, которые появились недавно в российских театрах. Достаточно вспомнить «Собачье сердце» в постановках Антона Федорова (МТЮЗ), Романа Габриа («Красный факел»), спектакль Нади Кубайлат «Франкенштейн».
Сцена из спектакля.
Фото — Виктор Дмитриев.
И в спектакле Гончарова профессор Немур (Лариса Чернобаева) и доктор Штраус (Андрей Сенько) абсолютно лишены человеческой этики и показаны как тщеславные люди, для которых не существует конкретной личности. «Мы хотим сделать человека немножко умнее», — самоуверенно заявляет на конференции профессор Немур, чувствуя себя немножко господом богом. Но, как и в романе, в спектакле они довольно быстро отодвинуты на обочину действия личностью самого Чарли и тем, что с ним происходит. Играет Чарли Виталий Саянок — артист чуткий, удивительно способный меняться на сцене, как Протей, несмотря на то что вроде бы он не артист, меняющий маски. Просто что-то нутряное с ним происходит, и ты в какой-то момент не можешь узнать его.
А то, что происходит с Чарли, называется жизнь. Фактически умственно отсталый человек проходит начиная со своих 32 лет все стадии взросления. Все годы до операции он как будто был ребенком, который страстно мечтал стать умным и взрослым. Мы вообще-то все в детстве об этом мечтаем. И он все равно был личностью, человеком, не очень понимавшим себя, не умевшим себя выразить, но чувствовавшим, что он не такой, как все люди, и страдавшим от этого. Но как ребенок чувствует отношение к себе и стремится понравиться окружающим, так стремился к этому и Чарли.
Сцена из спектакля.
Фото — Виктор Дмитриев.
За несколько месяцев после операции он прошел все этапы жизненного пути. Он полюбил женщину, которая нравилась ему еще в его «детстве» — назовем так годы, когда он старательно учился читать и писать в школе для таких же, как он. Как когда-то лондоновский Мартин Иден, он обнаружил огромный мир человеческой культуры и признался: «Мой голод из тех, что нельзя насытить». Это фраза из романа, не помню, есть ли она в спектакле, но неважно! Главное, что ты, сидя в зале, понимаешь, что вообще-то тоже прошел когда-то этот путь. И здесь ни при чем ментальное заболевание. Все мы умственно отсталые, пока не проснемся. (А некоторые так и не просыпаются.) Он заново столкнулся со своими родителями и сестрой, и посмотрел на них совсем другим, «взрослым» взглядом, ну как мы смотрим на родных, когда через годы приезжаем повидаться.
Во втором действии есть сцена, где отец Чарли, парикмахер Матт (его отлично играет Юрий Кораблин), так и не узнает сына. Но в исполнении Кораблина отец как раз узнает. Это видно по тому, как Матт осматривает голову Чарли, и вдруг… Это сыграно очень тонко. Узнает, но не признает! И это второе предательство отца. Саянок играет эту сцену так, что становится понятно: герой не был нужен семье больным, но не нужен и в новом своем качестве. Тем более что мать его в деменции (ее играет Вера Сергеева), и он видит ее такой, каким, наверное, видела его она, стыдясь сына и отказавшись от него когда-то. И эта сцена тоже как будто всплывает в его памяти.
Сцена из спектакля.
Фото — Виктор Дмитриев.
Чарли, который проходит бурный процесс развития, все время не может совладать со своими эмоциями. Так же как ребенок-вундеркинд эмоционально отстает в развитии, и с этим бурно развивающийся мозг ничего поделать не может. Чарли бесконечно оказывается в своем прошлом. В своем настоящем детстве и в своей памяти, полной непонятных ему самому воспоминаний. В течение всего спектакля происходит мучительный процесс познания себя.
И вот здесь надо сказать о пространстве, в котором все происходит. Сам художник Константин Соловьев определил его именно как «пространство памяти». Оно имеет несколько планов. Сцена постоянно меняется. Выдвигаются и исчезают какие-то стеллажи, секции, разные планы перебиваются световыми лучами, сцена то пустеет, то заполняется и даже загромождается. Как будто в переполненной голове Чарли все время возникают картины прошлого. Перед занавесом выступают на конференции улыбающаяся, с бархатным голосом, донельзя фальшивая профессор Немур, постоянно ревнующий к своему отрезку славы доктор Штраус, Чарли и мышь Элджернон (Арсений Чудецкий). Все воспоминания Чарли о семье отодвинуты на задний план. Это далеко, в каких-то глубинных разделах его с огромной скоростью развивающегося мозга. И где-то в памяти мать, истеричная, заходящаяся то в крике, то в отчаянии. Вера Сергеева играет женщину, которая и сама была не очень здорова. Нож в ее руках в одной из сцен — это один из кошмаров Чарли. Понятно, что все наши травмы — из детства. Даже если они и не казались нам травмами. А здесь мы видим, как резко поумневший, но не повзрослевший Чарли пытается что-то извлечь из своего прошлого и понять себя.
Сцена из спектакля.
Фото — Виктор Дмитриев.
Во втором действии Виталий Саянок резко меняется. Кажется, что эти изменения необратимы. Перед нами интеллектуал, уверенный в себе, ироничный, уже обогнавший в своем интеллектуальном развитии своих бывших кумиров-профессоров. И при этом мы видим робкого подростка, влюбленного в свою бывшую учительницу Алису Кинниан. Ее очень смешно и нежно играет Анастасия Белинская, красавица с длинными ногами, которая примерно на две головы выше своего ученика. Конечно, их отношения не так подробно проработаны, как в романе, это и невозможно, но изменения в них обоих видны. И видно, как Алиса начинает стесняться своего бывшего питомца. Как ее тон меняется — от снисходительной нежности к робости и даже закомплексованности.
Одиночество настигает поумневшего, но не повзрослевшего Чарли. Оно всегда настигает тех, кто вырвался из своей среды. Как положено изгою, Чарли испытывает и буллинг. Те, кто раньше жалел его, пусть посмеиваясь и издеваясь, теперь ненавидят и отторгают. Совершенно издевательски разворачивается жизнь Чарли, так хотевшего стать умным и иметь побольше друзей. И разве это про болезнь? Нет, конечно. Это про тотальное одиночество, настигающее каждого, кто «проснулся». И тут снова можно вспомнить Мартина Идена и его трагический финал.
Сцена из спектакля.
Фото — Виктор Дмитриев.
К сожалению, на мой взгляд, во втором действии мало сцен, где с Чарли происходит рецессия, где он деградирует, но осознает, что именно его ожидает. Все то время, когда он бежал с конференции, оскорбленный отношением к нему, как к объекту научного эксперимента, с ним был, по сути, его единственный друг, мышь Элджернон. Сначала Элджернон появляется в виде огромной мыши, а потом как-то незаметно обретает человеческий облик. Арсений Чудецкий умудряется каким-то образом чуть-чуть показывать «бывшую мышь», очень деликатно, никак не изображая зверька. Но он показывает и страдающего, а потом умирающего человека. И с ним рядом — Чарли, понимающий, что следующим будет он. На глазах Чарли меняется. И эту трагическую перемену очень тонко играет Виталий Саянок.
Собственно, регрессия Чарли — это человеческая старость. Одиночество. Потеря друзей и близких, понимание, что тебя перестает слушаться тело или отказывает мозг. Его умное сердце успевает подсказать ему: надо уйти самому, пока он еще способен это сделать. И он говорит плачущей Алисе: «Я не хочу, чтобы ты видела все это».
Сцена из спектакля.
Фото — Виктор Дмитриев.
Чарли остается один. Он надевает форменную одежду больницы Уоррена (куда он собирался, когда уже не сможет заботиться о себе), но Саянок играет это торжественно и медленно, как прощание с жизнью, как уход в смерть. На заднем плане возникает прекрасное видение (видеохудожник Игорь Домашкевич) — солнце, пробивающееся сквозь утренний зыбкий туман, деревья… Если есть рай, то он такой. Чарли уходит туда и теряется в тумане. А на сцене остаются только его ботинки. Какой прекрасный и мужественный уход. И мышь, и человек ушли достойно. Не всем удается это… Но мир не заметил их ухода.