Премьера
21.06.2024.
Цветы для Элджернона
Цветы для Элджернона
14.05.2024.
Девятью десять
Девятью десять
Зрителей ждёт «Удар»
18 января 2011Татьяна Решке Вечерний Новосибирск, 24.10.2009
Состоялся закрытый показ эскизного варианта спектакля «Удар» по одноименной пьесе Андреса Файеля и Гезине Шмидт. 18 героев основанной на реальных событиях истории сыграли три актера — Максим Гуралевич, Вера Сергеева и Василий Байтингер. По окончании показа состоялась дискуссия, участие в которой приняли исполнители главных ролей, режиссёр спектакля Ронни Якубашк (Германия) и, конечно же, зрители.
«Удар» — один из самых нестандартных проектов «Старого дома». Это эксперимент во всех отношениях. Во-первых, театр впервые берется за постановку современной европейской драмы «новой волны», ожесточенные споры по поводу которой не утихают до сих пор. Во-вторых, работа над спектаклем ведется в необычной для нашей страны форме WORKSHOP. В-третьих, текст пьесы основан на реальных событиях, в центре которых не похожие на интеллигентного зрителя персонажи, а также совершенно не театральная и абсолютно шокирующая история. В-четвертых, пьеса написана в документальном жанре, а спектакль этот злободневный non-fiction бережно сохраняет и даже подчеркивает.
В-пятых, многочисленных персонажей пьесы исполняют по три актера в каждом составе (Максим Гуралевич, Вера Сергеева, Василий Байтингер; Егор Голдырев, Ирина Смолякова, Сергей Безродных), что в театральной практике применяется крайне редко. В-шестых, это театральное действо не вписывается в рамки русского психологического театра, тем самым бросая вызов вековым стереотипам зрительского восприятия.
Перечисление всех граней российско-германского эксперимента можно было бы продолжать, однако и шести пунктов оказалось достаточно для того, чтобы зрители восприняли «Удар» весьма неоднозначно...
Пролог
Пьеса «Удар» основана на реальных событиях, произошедших в 2002 году в немецком местечке Потцлов, где двое братьев Шёнфельд, 23-летний Марко и 17-летний Марсель, а также их друг, 17-летний Себастьян пытали и зверски убили своего 16-летнего приятеля Маринуса. «Убийство в Потцлове» получило широкий общественный резонанс. Преступлением заинтересовался и Андрес Файель. В течение полугода вместе с Гезине Шмидт он проводил опросы всех, кто что-либо знал об этой трагедии. Смонтировав в одном тексте отрывки из судебных протоколов, бесед, допросов юных убийц, их родителей, друзей, работников прокуратуры и потцловских жителей, драматурги весьма натуралистично показали как само преступление, так и жизнь, из которой оно выросло.
Быть или не быть?
Некоторые зрители «Старого дома» пришли в замешательство от того, что ультрасовременная пьеса, а вместе с ней и реальное убийство во всех его ужасных подробностях оказались на сцене театра...
Часть аудитории после закрытого показа была возмущена героями пьесы и их неграмотной сленгизированной речью. Вместо Личностей с большой буквы — глубоких, мыслящих и красиво изъясняющихся — на сцену вышли те, кого раньше называли деклассированными элементами — недалекие, нравственно убогие, жалкие и косноязычные. «Безнравственно!» — восклицают одни. «Зрите в корень», — отвечают им теоретики театра. «Новую драму часто обвиняют в безнравственности, хотя эта драматургия не проповедует ничего подобного. Наоборот, только то и делает, что проповедует нравственность. Эти пьесы оставляют такое ощущение, потому что героем стал человек, как правило, с тремя извилинами, говорящий на весьма специфическом языке. Интеллигентный человек приходит в театр в надежде увидеть такого же интеллигентного, как он, человека на сцене, а вдруг видит малосимпатичные ему создания, которым в театре вроде бы не место. Современная драма ершиста. Она все время предлагает зрителю не то, что он ожидал увидеть, а нечто иное, раздражительное», — уверяет в одном из интервью известный театровед Марина Давыдова (Москва).
Прямая речь
Ронни Якубашк, режиссер спектакля «Удар»: «Нашу постановку отличает особая драматургическая форма, которую мы попытались сохранить во всем. Через сухой язык допросов и интервью, через минимализм художественного оформления мы попытались показать живых персонажей, которые скрываются за этими текстами. Показать — цитируя, но не открывая».
Василий Байтенгер: «Документальный текст тяжело играть, сказывается отсутствие четвертой стены. Русская театральная школа предполагает переживание и тянет нас в другую сторону, но мы стараемся сдерживать себя. А документальную сухость компенсируем этюдами».
Сергей Безродных: «Мы не прикрыты здесь, как обычно, образами, гримом, костюмами. Мы, можно сказать, голые. Но здесь важна наша человеческая позиция. Мы должны показать, что самое страшное в нашей жизни — равнодушие, и поставить перед каждым зрителем вопрос: что он собой представляет?»
Вера Сергеева: «Когда я впервые прочитала пьесу, я была в шоке. Я даже спать не могла. И не представляла, как можно ТАКОЕ играть. Потом я дала почитать текст одной немолодой женщине. Она объяснила мне, что все описанное действительно есть — и такие проблемы отцов и детей, и неумение молодежи общаться без алкоголя.
А раз это есть, раз это волнует людей, значит, театр должен не закрывать глаза, а говорить об этом во всеуслышанье».
Ирина Смолякова: «Когда ты узнаешь подробности этой ужасной истории, то первым делом хочется принять душ и смыть с себя всю грязь. Тем не менее пьеса не вызывает отторжения, а, как всякий драматический материал, требует к себе уважения и пристального внимания».
Максим Гуралевич: «Это очень интересная работа. Необычный материал, который затрагивает меня, как человека: я не бандит и люблю добро, а приходится играть внутренне неприятные и неприемлемые для меня вещи. Новый, вне школы русского психологического театра, подход к перевоплощению... Очень интересный режиссер со своим видением и совершенно другим менталитетом».
И, наконец, чтобы ощутить смысл и тон дискуссии, приведем несколько реплик, прозвучавших из зрительного зала. Эскизный вариант спектакля смогли увидеть и оценить деятели культуры, преподаватели, студенты (в том числе — будущие актеры)... Словом, публика собралась подкованная и морально подготовленная. Большей частью — «своя».
«Когда на сцене воспроизводятся реальные события, должно чувствоваться режиссерское видение. «Удар» — это голый натурализм, сплошной негатив, отсутствие выхода. Когда в спектакле, пусть даже самом трагическом, выражена режиссерская позиция, спектакль звучит как призыв к действию, и, невзирая ни на что, хочется жить. А здесь? Просто изложены голые факты. И что остается зрителю? Может, давайте все пойдем и просто повесимся? Или будем искать какой-то выход?»
«Театр — это не только ответ, театр — это вопрос. Вопрос к сидящим в зале. Я видел мимические перемены, я видел, как менялись глаза героев... такое я видел впервые! Это театр больше для головы, чем для души». «У меня сложилось впечатление, что все мы, посмотрев спектакль, мысленно от него абстрагировались: «Мы — нормальные люди, мы в этой жизни давно уже всё знаем...» Но в спектакле прекрасно показано, как матери могут НЕ знать своих детей. «Удар» — это вопрос: что происходит с нами, такими хорошими, нормальными людьми?»
В статье упомянуты:
спектакли: