Анна на стене

Премьера

В ближайшее время премьеры не запланированы!

11 апреля 2022
Марина Шабанова Ведомости Законодательного собрания Новосибирской области

В потоке сознания

— От текста Льва Толстого остался скелет, и знаменитые фразы вроде «все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» звучат с иронией. Что вы хотели сказать своей «Анной Карениной»?

— Вы правильно заметили, есть разница между толстовской историей и нашей. Она напоминает ту «Анну Каренину», которую он начинал писать, находясь на первом этапе. Каренина у Толстого гибнет, потому что быт, жизнь с её серой обыденностью практически уничтожили её святое чувство, ради которого она пожертвовали всем — семьёй, честью, репутацией, детьми. Вронский оказался посредственностью — неудачный художник, бездарный строитель больницы, несостоявшийся представитель народного собрания. Анна ему смертельно надоела, между ними разваливаются всяческие отношения, и она, понимая это, разлагается как личность.

— Анна в исполнении Альбины Лозовой — существо не от мира сего, и на сцене она предельно открыта. Приём со сценой-подиумом — это параллели с соцсетями, где каждый выход — самопрезентация?

— Мне кажется, это скорее картина, фреска, нарисованная на стене. Там очень красивый свет, и стенка у нас изысканная — цельная, 14 метров длиной. В театре такого не бывает, все декорации делятся на сегменты, иначе они не пройдут в проёмы. И наша стена составлена из сегментов, но перед каждым спектаклем её штукатурят, превращая в монолит… Общество не сразу приняло роман Толстого, решив, что это дешёвая мелодрама, и только позже «Анна Каренина» стала откровением. Плюс вот этот приём, который впервые использовал Лев Толстой, а потом замечательно реализовал в своём «Улиссе» Джеймс Джойс, — поток сознания героя. К тому же в романе Анна стала морфинисткой из-за тяжёлых головных болей после родов. А в нашем спектакле она иная, нет этого фактора уничтожения серостью жизни. Анна остаётся до конца любящей и любимой, и Вронский у нас другой.

— Александр Вострухин выходит на сцену на цыпочках, от этого кажется ходульным персонажем.

— Нашего Вронского пока критикуют, он действительно и на цыпочках, и в дурацком халате. Герой не обязательно должен быть Аленом Делоном, он может быть смешным и нелепым. Главное в этом персонаже для меня — чистый наивный романтизм, неиспорченность, за это и цепляется Анна. Он вырос в богатой семье, как мотылёк, живёт в своём мире иллюзий, и мама зовёт его Вертером, как главного героя романа Гёте. И конечно, в этой схеме важным и существенным звеном становится сам Каренин.

— Судя по тому, как эту роль играет Анатолий Григорьев, спектакль впору назвать «Алексей Каренин».

— Он и у Льва Николаевича занимает не меньшую часть, и это закономерно. Нужно было найти ход, чтобы случилась вся эта история, нынешнее российское законодательство позволяет развод, можно вообще не жениться.

— Но ваш Каренин наделён властью, от него зависит судьба страны, находящейся в состоянии войны. Это и есть то самое невозможное для развода обстоятельство? Во времена Толстого развод был стыдным.

— Мне было важно, чтобы сработал этот механизм: для того, чтобы случилась эта история, нужен закон, у нас он называется «Закон Каренина». Во времена Толстого такой закон был как факт, отменили его только в начале прошлого века. У нас же в спектакле есть некие выдуманные обстоятельства, когда на фоне глобальной катастрофы, войны, решают принять закон, ссылаясь на горизонтальный коллаборационизм времён Второй мировой войны, который, как кажется нашим героям, защищает национальную целостность на период войны и возможной экспансии противника. Горизонтальный коллаборационизм особенно ярко проявился во Франции, где женщин, спавших с фашистами, стригли, унижали и казнили народным судом прямо на улицах.

— Ваш Каренин тоже вершит свой суд?

— Он искренне пытался найти в себе высокие нравственные идеалы, руководствуясь христианскими принципами, но это не получилось, его сжигает адская ревность. Помните, он говорит в спектакле: «Я не могу смотреть в глаза людям, не могу выйти на улицу, мне нужно на время опереться хотя бы на ненависть к людям, для того чтобы дальше жить…» Он любил Анну, и ещё сильнее полюбил, когда стал терять, и в итоге просто уничтожил её, загнобил в упоении от собственной ненависти.

— Страшная история.

— Мужчины вообще страшные люди, лучше не уходить, не бросать и не предавать их.

Помогать жить

— Насилие — одна из центральных тем. В глобальном смысле, утверждает один из героев, развитие без насилия невозможно. А как же любовь, что движет солнце и светила?

— Вторая мировая война была самой страшной, и мы понимаем, что следующий конфликт мирового порядка будет гораздо страшнее. Этот ужас сидит в нас. Вся история человечества — бесконечный военный конфликт, который приносит мощный стимул для развития. Та же Германия обрела сильнейший толчок для развития, фирмы, которые обслуживали нацистов, сегодня знамениты на весь мир. Когда человечество оказывается в кризисе, ему нужна кровь, чтобы сбросить эту энергию застоя и двинуться дальше. Любовь — единственное, что противостоит порочной цикличности зла, об этом и говорит наш герой (Вронский). Тогда человек начинает обретать другое качество, он перестаёт быть кровожадным, он становится человеком, которого, по всей видимости, задумывал Создатель. Мы размышляем о любви, понимая, что весь мир тонет во зле.

— Чем закончится эта история? И что делать — вечный русский вопрос?

— Не знаю. Я бы не стал переходить на территорию церкви и пророчить. Мы можем создавать иллюзии и миры, у которых могут быть позитивные или негативные финалы. Можно вселить энергию разрушения, если кажется, что люди стали слишком спокойны и благополучны. В современной Германии это повестка номер один: вы бюргеры, вас нужно бить, пинать, вы уснули, превращаетесь в скотов, — и театр просто разбивает человека вдребезги, пытаясь расшевелить. Или можно наоборот: вселять людям энергию жизни, чтобы они хотели жить, бежать куда-то, идти вперёд. Вот это мы можем, в этом и есть смысл — помогать людям жить, им ведь и так непросто.

— Спектакль сдан, можно пустить его в большое плаванье? Или время от времени нужна «жёсткая рука» режиссёра?

— Мы начали сезон с новых вводов в спектакль «Идиот» — такие важные персонажи, как Аглая Ивановна и Ганя, теперь в новом исполнении. Конечно, есть волнение, как всё сложится. Спектакль — это ведь не статичная категория. Иногда я сижу в зале, смотрю «Идиота» и понимаю, что он объёмный, целостный, вижу, как в нём порой просто потрясающе играют артисты, работает пространство. Иногда напротив — вижу, что-то не так. Нельзя просто отпустить спектакль в самостоятельное плаванье по волнам колебаний от встреч со зрителем. Порой спектакль уже отлажен, но вдруг возникшее соображение или какая-то догадка позволяют добавить какой-то важный нюанс. Конечно, иногда нужно быть жёстким, потому что режиссёр несёт ответственность за конечный результат. А вообще это такая человечная профессия, которая по сути своей подразумевает передачу ощущения от окружающей жизни. Ты общаешься со своими близкими, друзьями, с большим количеством людей, читаешь книги, смотришь фильмы, на тебя воздействует весь этот мир. Ты понимаешь, что он несовершенен, или, напротив, тебе что-то очень нравится — и ты хочешь поделиться с другими. Вот это и есть режиссёрская профессия — делиться с людьми соображениями о жизни и делать так, чтобы это попало в их сердце или какие-то важные отделы головного мозга. Мне кажется, чем больше ты любишь эту жизнь, тем ты интереснее в профессии. Так что режиссёр — необязательно существо с пылающим мечом.

Путь героя

— Вы говорили о спектаклях, которые дают энергию зрителю, совершенно точно это ваша «Одиссея» в питерском театре «Балтийский дом», представленная нынешним летом. Что вас подвигло отправиться в античные времена?

— Моя петербургская история начиналась со спектакля «Эдипа-царя» в театре «На Литейном», за который мы получили «Золотую Маску» и «Золотой софит». Там были заняты Ксения Раппопорт, Тарас Бибич, который сейчас играл Одиссея, Игорь Ботвин, Джулиано Ди Капуа. Художниками выступили Эмиль Капелюш и Стефания Граурогкайте, а художником по свету — Евгений Ганзбург. Античная тема всегда где-то рядом, что бы мы ни делали, потому что вся культура, философия, мироощущение — всё вышло из неё. Именно тогда был сформирован человек, который явился той самой мерой всех вещей.

— И сложился культурный код человечества?

— Да, это наша заря, наше детство. Пытаясь понять себя нынешних, мы обращаемся к античности. Почему я не могу успокоиться, почему во мне постоянно бушует жажда уничтожения, жажда мести, кипят страсти? Все эти легенды и мифы, наше античное детство помогают нам разобраться и в нас самих, и в «Анне Каренине», и в «Идиоте», и в сюжетах Шекспира.

— Каким будет герой, чей путь вы воплотите на сцене «Старого дома» в следующий раз?

— Пока неизвестно, мы до сих пор не определились с названием, хотя следующий сезон — это близкая реальность.

— Есть надежда, что в будущем году театр начнёт строиться?

— Конечно, мы находимся в очень энергичной стадии — разработка планировочных решений, дизайнерских проектов, применение новых театральных технологий. Скоро должны выйти на государственную экспертизу, а дальше, может быть, успеем в конце года попасть на бюджетные слушания в региональное заксобрание, и, если наше строительство будет одобрено и будут выделены лимиты, в будущем году объявят конкурс и начнётся строительство.

— Не могу не спросить о фестивале актуального театра «ХАОС», который открывается 17 октября. По опыту первого форума мы ждём глубокого вовлечённого разговора со зрителем. Что станет главной темой на этот раз?

— Нет какой-то одной главной темы, красной линии — это всё о жизни. Философия фестиваля разлита рандомно — благодаря богатой событийной программе он становится масштабной акцией для горожан, жителей и гостей города, перерастает основную программу, в которой представлены лучшие спектакли России, и становится шире, выше. В этом году состоится кейс лучших спектаклей нашего региона, мы намерены популяризировать деятельность не только «Старого дома», но и в целом Новосибирск — как театральный город, культурный центр. Мы хотим, чтобы он развивался и не уступал в этом смысле столичным городам.