Премьера

31.05.2025
С неба упали три яблока

С неба упали три яблока

 

СЕГОДНЯ В ТЕАТРЕ

08 Мая, четверг

Месяц май

подробнее>

И ЖИЛИ ОНИ ДОЛГО И СЧАСТЛИВО

06 мая 2025
Арина Хек Петербургский Театральный Журнал

Геннадий Шпаликов нередко привлекает театр своим внутренним трагизмом. Таких людей-персонажей на поле русской культуры конца XX века навскидку всего парочку: Борис Рыжий, Александр Башлачев, Александр Галич, Владимир Высоцкий — и Шпаликов. Театр привлекает их особый авторский мир, даже не столько произведения, сколько в целом их персоналии.

 

А. Шарафутдинов (Виктор), Л. Мусина (Лена).
Фото — архив театра.

 

В отличие от этой тенденции Елена Павлова берет сюжет фильма «Долгая счастливая жизнь», в котором Шпаликов выступил не только как сценарист, но и впервые как режиссер, и создает свою обособленную историю, с автором первоисточника никак напрямую не связанную. И если Шпаликов был певцом и мифотворцем оттепели, то Павлова пытается сконструировать и передать атмосферу своего поколения — поколения миллениалов, бодро шагнувших в новое столетие, но застрявших одной ногой в советском прошлом.

 

Фильм Шпаликова рассказывает о случайной встрече Виктора и Лены в автобусе провинциального города Н. В одну ночь они успевают поделиться подробностями своего прошлого и даже представить себе общее будущее. Но наутро Виктор, застигнутый внезапным появлением Лены с дочерью у себя в номере, исчезает, оставив героиню в одиночестве. Павлова сохраняет оригинальный сюжет и текст сценария, даже больше, чем фильм 1966 года: среди прочих деталей в спектакль вошли купированные сцены с бабушкой Лены и молитвой-приворотом о семейном счастье.

 

Однако само место действия перестает быть конкретным и превращается в абстрактное атмосферное пространство, где на стенах с иконографической возвышенностью изображена советская фреска, на которой женщина смотрит на убегающую с голубками девочку. Мозаика осыпалась от времени, скрыв лица изображенных, но все внимание на себя забирает белый пробел в центре панно — его тревожащая разорванность разрушает советскую камерность. Героини постоянно заглядывают в эту пустоту, оборачиваются к ней в надежде каждый раз, когда речь заходит о долгой и счастливой жизни. Примерно так же проявлялась иллюзорность происходящего и в самом фильме Шпаликова — игра теней в белых пустотах окон и дверей как бы за рамками декораций добавляла роману Лены и Виктора театральности.

 

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

 

Герои спектакля словно растворены в бесконечности собственного ожидания — все остальное тонет в калейдоскопе повторов. Друг за другом, по очереди и вместе на протяжении всего спектакля восемь артистов повторяют одну фразу: «долгая счастливая жизнь». Она то звучит диктофонной записью, то подобно лозунгу вырывается из динамиков, то едва слышно повторяется шепотом, как мантра, — и заполняет собой все пространство спектакля. С помощью этой фразы герои думают, ей выражаются все внутренние подтексты, ее пробуют на вкус, примеряют и перебирают в поисках верной ноты.

 

Режиссерский подход Елены Павловой создает ощущение бесконечности, или точнее — нескончаемости, за счет постоянных пауз и повторов. Фильм — сиюминутность, одна ночь, один фрагмент встречи-расставания из тысячи других. Спектакль — обреченная протяженность всей жизни. Исключительный эпизод у Шпаликова превращается в вечную петлю у Павловой: автобус движется круг за кругом и неизменно едет до Окружной, а пассажиры не стремятся покинуть точку ожидания.

 

Так движение, которым наполнен фильм Шпаликова, превращается в стояние на месте, а надежда — в ее собственную пародию. Герои спектакля «Старого Дома» живут в постсоветском пространстве, которое с легкостью определяется по ненавязчивым маркерам, умело вынутым из самого сценария: первое, о чем сообщает Лена (Лилия Мусина), что ей «уже 29 лет», а счастливой семьи все нет.

 

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

 

Ее мироощущение сопровождают типичные переживания 30—40-летних: она боится упустить свою жизнь и прожить ее не так, при этом зависима от мнения социума, одновременно сохраняет поведение маленькой девочки и берет инициативу в свои руки. Ее представления о реальности сформировали не только супермены детства и литературные сюжеты, как у кино-Лены. У современной Лены идеальной картинкой будущего служит общее представление о долгой счастливой жизни, которое проповедуют все женщины — от родной бабушки (Вера Сергеева) до буфетчицы в ларьке (Наталья Немцева). Прижимая к себе плюшевого мишку и неизменно улыбаясь печальными глазами, Лилия Мусина столь искренна в своей вере в хеппи-энд, что готова до последнего за него бороться. Мужчины вокруг тоскливо-аморфны, а женское счастье ведь само себя не выкует — и потому хрупкая женщина берет в свои руки молот и встает за наковальню семейного очага.

 

Одна из особенностей фильма — прозрачная притягательность, ощутимый общий воздух между героями, некий тургеневский психологизм. В спектакле этого нет: главное отличие новосибирских Виктора и Лены от своих киношных собратьев — в полном отсутствии влечения, непреодолимого сумрачного мерцания в глазах. И хоть от их соприкосновения начинает коротить лампочка, герои не близки друг другу — даже танцуют на пионерском расстоянии. Виктор в исполнении Александра Шарафутдинова полностью отстранен и погружен в себя. Его герой с самого начала появляется в состоянии кризиса среднего возраста и не столько очарован Леной, сколько сбит ею с толку. «Долгая счастливая жизнь» из его уст звучит вопросительно-настороженно. Он не поднимает глаз, вечно держит руки в карманах и избегает физического контакта с Леной. Ей страшно жить жизнью, какая наблюдается вокруг у других персонажей, для него же «долгая счастливая жизнь» — такая же пустая бессмыслица, от которой нужно сбежать.

 

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

 

Герои Елены Павловой по-чеховски одиноки и все одинаково несчастны, а потому баржа Чехова с «Вишневым садом» намеренно долго проплывает мимо героев, усевшихся перед авансценой. Мимически отыгрывая реплики чеховских персонажей, герои Павловой выражают разное отношение к ошибочному предчувствию счастья, которое проповедуют Петя Трофимов и Аня. Бесконечное ожидание «той самой жизни» заменяет им саму жизнь.

 

Различно отношение героев и к основному звуковому рефрену. У женщин оно отличается оттенками восприимчивости, разве что буфетчица на каждое упоминание «долгой счастливой жизни» реагирует болезненно, как при хронической язве. Отношение мужчин в этом смысле интереснее и разнообразнее: пока водитель автобуса (Андрей Сенько) остается устало-меланхоличным, потому что за долгой и счастливой жизнью для него скрывается бытовуха с неправильным салатом оливье, случайный собутыльник Виктора (Сергей Маштаков) вместо общепринятой модели жизни выбирает романтическую неразделенную любовь, и потому его «долгая счастливая жизнь» сменяется на рефрен «меньше любить не могу». Этот монолог, к слову, вырезан в фильме, однако важен для спектакля: встреча со случайным собеседником становится поворотной для решения Виктора отказаться от предлагаемой ему «долгой счастливой жизни» — таково маниакальное отчаяние (и одновременно принятие) героя Маштакова от невозможности жить долго и счастливо.

 

Полностью звуковую модель взрывает самый молодой герой этой истории, Парень-театрал в исполнении Арсения Чудецкого. Он выбивается из поколения главных героев, ему тоже свойственна потерянность, но другого, не миллениальского характера. На «долгую счастливую жизнь» он реагирует нервно и резко, противопоставляя ей свое «нет-нет-нет» и «ла-ла-ла». Он хватает мегафоны и, преодолевая конвульсии от густого музыкального бульона на фоне, стремится сломать этот мир. Как и принято в спектаклях Елены Павловой, звук дробит пространство и формирует драматическое действие. Помимо ежеминутных повторений фразы «долгая счастливая жизнь» в диктофонной записи звуковое поле спектакля формируют мелодичный свист и лирично-ломаное фортепиано, напоминающее киномузыку Таривердиева (она тоже возникает), которые и сливаются в этой сцене в набор джазово-сумбурных сэмплов.

 

Н. Немцева (Буфетчица).
Фото — архив театра.

 

В борьбе между долгой счастливой жизнью и человеком победит отчаяние. После расставания Виктора и Лены (которая уходит сама, точно так же, как сама и пришла к нему), несчастная буфетчица, достигшая последней точки, наконец сменит пластинку в своем кафе. Все песни про одно и то же, только музыка разная — несколько раз звучащая «Ты не печалься» Майи Кристалинской о том, что все впереди, доводит героиню Натальи Немцевой до тихой истерики. Она выбрасывает пластинку с песней и, свернувшись в углу, дрожащим голосом наговаривает себе в мегафон новую мантру — просто «не печалься».

 

Никакого «впереди» нет и не будет, и вместо долгой счастливой жизни за поворотом выглянет очередная Окружная. И если с этого маршрута не сойти, то останется вслед за буфетчицей убеждать себя: не печалься, пока немое отчаяние не задушит бессмысленную надежду.

 


В статье упомянуты:


Люди:

спектакли: