Премьера

В ближайшее время премьеры не запланированы!

СЕГОДНЯ В ТЕАТРЕ

19 Марта, вторник

Котлован

подробнее>

Война, мир, любовь и нелюбовь: три премьеры на новосибирской сцене

04 декабря 2019
Евгения Буторина Ревизор.ru

Осень щедра на премьеры, театральный Новосибирск бурлит и кипит, выплескивая на зрителя премьеры в самых разных жанрах. Одни тут же забываются, другие легко встают в репертуар и стабильно привлекают зрителя, третьи с первого показа заставляют о себе спорить и становятся событием в культурной жизни города. А в "Красном факеле" в начале 100-го сезона театра прошла мировая премьера. Впервые на сцене поставлена пьеса донецкого журналиста Алексея Куралеха "Перемирие". Спектакли о самом важном – о войне и мире, о любви и нелюбви, о добре и зле…

 

О войне и мире
 
"Перемирие" в постановке Олега Липовецкого — притча, неспешная и прозрачная, как вода, которую таскает из колодца Мария — хозяйка дома на ничейной полосе. Беременная женщина, с блаженной улыбкой встречающая солдат воюющих сторон, задающая странные вопросы, знающая судьбы наперед…
 
Это история о том, как поправить дом беременной женщине на серой полосе, располагающейся между позициями ВСУ и ДНР, пришли солдаты. Двое со стороны народных республик. Двое со стороны Украины. Пришли без оружия…
 
Герои этой истории: Ной, Ахилл, Шумахер, Че Гевара – четыре солдата, четыре архетипа войны, четыре героя разных эпох. Четверо, встретившиеся на нейтральной полосе и строящие дом для нерожденного ребенка.

Олег Липовецкий предельно лаконично выстраивает сценографию —   зрительские трибуны стоит по разные стороны пустой сцены. Лишь в углу – несколько табуреток, да рассыпанные по полу яблоки. И ведра, в которых носит воду Мария (Юлия Новикова).
 
Здесь, в серой зоне, нет ничего. И дома, который должны починить солдаты, тоже нет.  Есть лишь тросы, которые привязаны к трибунам.  И, напрягаясь, чтобы уложить крышу или поправить стены, герои тянут эти трибуны. Тянут, сами тог не замечая, навстречу друг другу, сокращая эту нейтральную серую полосу.

 
Да и можно ли не сближаться, делая общее дело? Они ведь так похожи – Че Гевара Виктора Жлудова и Ной Александра Полякова.  Высокие, красивые, одногодки, они и жили рядом – на соседних улицах. И вполне могли играть за одну команду. И встречаться где-то на лицах Донецка… Но сегодня они – по разные стороны фронта. Че Гевара, потому что увидел мировую несправедливость и решил, что ее надо устранить. Вместе с теми, кто эту несправедливость поддерживает. И в результате своих поисков справедливости попал в полк "Азов"(как поиски истины могут привести в "Азов" для меня загадка, да и автор в общем историю эту проговаривает буквально в паре фраз. Но мы же знаем, что каждый, даже последний злодей, всегда ищет оправдания своим поступкам. И наш герой поступает так же. Тем более, что он все же не совсем герой, а еще и архетип). И  на другой стороне – романтичный художник Ной,  который не мог оставаться в стороне, не стать защитником, когда рядом убивают детей.  Прозрачный такой отсыл к слезе ребенка, которая стоит целого мира…
 
Как не сблизиться с домовитым и заботливым Шумахером Камиля Кунгурова – простым работягой, воспринимающим войну как способ заработать денег для счастливой жизни своих детей? Единственным возрастным в этой компании молодняка, который понимает, что не идеология, не командиры, не принципы разъединяют, а пролитая кровь. И чем больше крови, тем невозможнее примирение… 
 
Немного особняком в этой компании – Ахилл Михаила Селезнева. Артист  играет воина так, как видел в  современных  боевиках и читал в СМИ, не героя, а архетип.  Но и сквозь небрежно накинутую шкуру "Пса войны" проступает честный текст Куралеха.
 
На семь дней стихли артобстрелы, семь дней солдаты слушали   тишину и друг друга. Семь дней строили вместе и разговаривали…
Возможно ли примирение? В Пьесе Куралеха — да. Но сам автор говорит, что написана притча в 2014 году.  С тех пор пролито очень много крови.
Но мы ведь смотрим притчу, Липовецкий оставляет открытый финал. Че Гевара на прощание подсовывает мину в рюкзак Ноя. Ахилл эту мину переадресует Шумахеру. Ной, вырываясь из постромков троса, мину все же вытаскивает и обезвреживает.  И застывают артисты, гаснет свет…
 
О добре и зле
 
Огромная, двадцатиметровая сцена, обитая черными зеркальными панелями – сразу и не различишь, офис это, бассейн или морг. Здесь, на этой длинной, огромной сцене, выстроенной художником Ольгой Шаишмелашвили, разыгрывается трагедия, отображается в бесконечных зеркалах, разбиваясь на сотни маленьких картинок. И роман Достоевского так же разбивается на десятки эпизодов, которые перемешиваются, словно в калейдоскопе и собираются в очень похожую, но уже другую историю.

Режиссер переписал роман, не просто переделал в пьесу, а переписал, как делал это и с "Гамлетом", превратившимся в "Социопата".
 
Теперь герои говорят современным языком, да и сами изменились.
 
"Идиот" Прикотенко перенесен в день сегодняшний.  Нетронутым остался сюжет, но зато теперь семейство Епанчиных (Андрей Сенько, Лариса Чернобаева)  —  "держатели золота партии", Парфен Рогожин (Александр Вострухин) – приблатненный сынок олигарха,  папа Иволгин ( Юрий Кораблин) —  уволенный из органов генерал, служивший с "самим"…

Андрей Прикотенко хотел посмотреть, как история, рассказанная Достоевским, ложится на наше время — да прекрасно ложится, словно тут и была. С первого взгляда узнаваема, словно только что выскочила из твиттера,  юная революционерка Аглая (Анастасия Пантелеева),  истерически  жаждущая перемен и  не принимающая малейшего несогласия. Настасья Филипповна, не простившая миру изнасилования и постоянно настойчиво бередящая свои душевные раны.  Готовый на все, чтобы войти в "элиту" Ганя Иволгин (Ян Латышев). Выпадает, как всегда, лишь Лев Мышкин (Анатолий Григорьев). Неуклюжий, в дурацкой шляпе-панамке, не понимающий полутонов и намеков. Искренний и нелепый, разрушающий своим появлением спокойную налаженную реальность. Превращающий ее в фантасмагорию.

 
Да какая реальность выдержит день рождения Настасьи Филипповны празднуют в морге, где она, утопая в цветах, выставляет себя как дорогой лот на аукцион.
 
Или сцену в коридоре у Иволгиных, Мышкин и Настасья Филипповна, едва познакомившись, разговаривают отрывкам из "Ну погоди", с детства звучащими в голове у обоих. Это зыбкое единение двух выросших детей, некогда отравленных насилием, запускает механизм уничтожения. И становится кристально понятно, почему для Настасьи Филипповны Мышкин – единственный близкий человек, и почему он не в состоянии предать стервозную, обиженную на весь мир дамочку, бесконечно лелеющую свою  "психотравму". Впрочем, лелеять   свою ненормальность теперь – тоже тренд…
 
Нелепый и неловкий Мышкин, разрушающий благостную картинку благополучия, из одного сумасшедшего дома оказывается другом. И не важно, что   он называется обществом. Здесь так же отсутствуют логические связи между причинами и поступками людей, нет места чувствам и пониманию. Заблудившись в ненормальном мире, где вместо страсти – одержимость, вместо дружбы – выгода, вместо любви – расчет, Лев Мышкин судорожно пытается понять если не окружающих, то хотя бы себя. И чувствует, что сходит ума.

И бесконечное поливание водой — не то попытка смыть с сознания лишнее, не то привычные для сумасшедшего дома процедуры типа душа Шарко – не помогают.


Да и что может помочь в мире, где бог давно умер, и на зеркальных черных панелях проецируется "Мертвый Христос" Гольбейна-младшего. Роман Достоевского, перенести в рамки пьесы безумно сложно. Даже если спектакль длится пять часов. Прикотенко вычленил ряд важнейших эпизодов, остальное происходит за рамками спектакля. Немного вставной кажется история Ипполита Тереньтева, восставшего против привычной доктрины христианства. Но лишь на первый взгляд. Тимофей Мамлин удивительно убедительно, по тончайшей грани проводит своего героя от наглого ерничества к самоубийству, жестокому и предельно физиологичному. Он ведет – осознанно, остальные тоже проходят этот путь, самоубиваясь о реальность. Нет иного выхода. Гибнет Настастья Филипповна, сходит с ума Лев Мышкин, окончательно перечеркивает себя Ганя Иволгин, отказавшись от своей любви. Смиряется Аглая.

Этот мир не спасут ни красота, ни доброта…
 
О любви и нелюбви
 
Сергей Афанасьев взял в театр своих выпускников этого года и поставил с ними "Горе от ума".
 
Спектакль, где артисты – ровесники  своих героев, где о несбывшейся любви поет Киркоров, где всех декораций – одна вращающаяся беседка на подиуме, волею художника Евгения Лемешонка превращающаяся то в поезд, который привозит Чацкого, то в комнату, где Софья ночами слушает воздыхания Молчалина, то в карету, в которой Чацкий и уедет…
 
Спектакль, в котором не изменено ни строчки классического, с детства знакомого текста…
 
Взял все эти нехитрые компоненты, перемешал, словно битые стеклышки в калейдоскопе, и создал новую неожиданную картинку, в которой каждое стеклышко находится ровно в том месте, чтобы засиять, когда на него упадет свет софита. Очередную мозаику, возле которой застываешь в недоумении – как же ты раньше-то этого не понял, не заметил…
 
Мы привыкли, что "Горе от ума" — это о прогрессе и борьбе старого с новым. Нам об этом во всех учебниках писали.  "Горе от ума" в НГДТ – разговор о любви, спектакль удивительно молодой и пронзительный, как первое чувство, от которого хочется плакать, смеяться и совершать глупости. И герои его тоже молоды и совершают глупости…
 
Резкий, порывистый Чацкий Сергея Шелковникова – он весь порыв и дерзость, он мечется по сцене, буквально запрыгивая на стены, он прикрывается маской и говорит грубости, потому что не знает, как защититься от этой пронизывающей боли, когда твое чувство вдруг –безответно. И творит глупости – ну скажите, какой поклонник станет дарит девушке шарик, наполненный водой, чтобы в самый романтичный момент лопнуть его над ее головой?
 
И Софья Кристины Кирилловой — она только кажется рассудительной и вдумчивой. Внутри – она семнадцатилетняя влюбленная дурочка, которая все еще путает сказки и реальность, для которой жесты порой важнее поступков.  И не Молчалина она вбирает, а надежную преданность. А понять, что в Молчалине Артема Плашкова надёжности и преданности ровно столько, чтобы ее демонстрировать хозяевам, опыта не хватает. Юности свойственно ошибаться…
 
Вот у Лизы (Анна Исаева) ума хватает — и юбками, где надо повертеть и от щедрых посулов хозяина увильнуть и дурочку-хозяйку предостеречь.  Но кто ее, служанку, слушать станет, когда Молчалин-то поступает точно, как   в любимых романах написано – и молчалив и внимателен, и спокоен… А Чацкий – злой, шарик вот проткнул, про всех знакомых гадости говорит…

А Чацкий, так спешивший сюда, в дом Фамусовых. где на двери еще не стерты ростомеры маленьких Саши и Сони, никак не понимает, что девушке хочется   романтики.  И рисуется, старается привлечь внимание, напомнить о том, как они росли, вдвоем против всех взрослых. И теперь предлагает – давай, мы – вдвоем – против всех! Смотри, какие они все смешные, не такие как мы…

Юности свойственно отрицать все, что было до нее. И в глазах Чацкого это "фамусовское общество" — нелепые клоуны с разрисованными лицами.  В других костюмах. Старичье, которое смешно и нелепо.

Таким их видит Чацкий, такими  видим мы… но за нелепой клоунской раскраской Фамусова (Владислав Шевчук) таится не  агрессивный ретроград, знакомый нам по учебникам, а  растерянный отец семнадцатилетней девочки, совершающей такие девчачьи ошибки. И невольно проникаешься к нему сочувствием — воистину "что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом".


И да, они — старики – действительно другие: глуповатые, закостенелые, не желающие слышать другой точки зрения… Но и молодые не лучше, так же уверены в своей исключительности и не умеют слушать других.

Юные максималисты легко рушат свои иллюзии и судьбы. Софья остаётся рыдать около Скалозуба, Чацкий по канону требует карету, и карета приезжает, только вместе с ней приезжают еще, и санитары со смирительной рубашкой… И звенящим аккордом несбывшейся любви звучит пронзительная песня Киркорова.
 
"Горе от ума в НГДТ – история взросления и предостережение сквозь века. Услышим ли?"

 

 


В статье упомянуты:


Люди:

спектакли: