Несбывшаяся жизнь

В перерыве между постановками спектаклей по двум важнейшим романам русской классик – «Идиоту» и «Анне Карениной» Андрей Прикотенко взял небольшой рассказ Татьяны Толстой и создал удивительную притчу о детстве и взрослении, любви и одиночестве.

Кто из нас не мечтал в детстве о стеклянном шарике, в котором застыл прекрасный город, а если шарик встряхнуть, то город засыплет снегопадом…
У детей помладше уже были другие игрушки, иные виртуальные миры, в которые легко соскользнуть из серой унылой действительности. Даже термин «Эскепизм» прижился, правда, ненадолго. Его заслонили иные термины…
Но как бы ни менялись игрушки и термины, смысл оставался прежним – в закрытом стеклянном шарике, где снег идет по твоему желанию, надежно и безопасно. Там – лишь ты творишь свои миры, и там ты не
нелепый толстый мальчик в бархатном костюмчике, который шаркает ножкой перед бабушкиными подругами, а … а кто ты, собственно?

Небольшой рассказ Татьяны Толстой о чудаковатом одиноком «маленьком» человеке, привыкшем с детства называть себя Петерс, в версии «Старого дома» стал горьким размышлением об одиночестве и мечте. И о жизни, которая так быстро проходит мимо.

Вот маленький Петерс ( Анатолий Григорьев) поверяет свои мечты плюшевому зайцу, который верит и в поездку на море с мамой и ее негодяями, и в полеты в облаках с папиными легкими женщинами, а вот уже взрослый Петерс переживает крушение первой любви, и рядом нет никого, кроме все того же нелепого плюшевого зайца, только он уже не спасает…

Там, в стеклянном шаре мечты, из которого так страшно выйти, рядом с Петерсом нет никого. Девочкам он неинтересен, они не хотят с ним играть, убегая к более ярким, интересным, спортивным. Он всегда чужой на празднике жизни. Женщины его не замечают и не воспринимают всерьез. Они проходят мимо, оставляя его под дождем в расползающемся дождевике. Да и сам он не воспринимает себя всерьез. Потому что все вокруг – лишь сон, а Петерс – лишь персонаж этого сна, существующий в иной реальности, в авторском тексте, не имея ни своего голоса ни своей воли.

Тимофей Мамлин читает метафоричный, удивительно плотный текст, и на наших глазах метафоры обретают плоть, становятся частью сценического действа. Удивительные костюмы и декорации Ольги Шаишмелашвили помогают воссоздать внутреннюю вселенную Петерса, в которой самым близким другом всю жизнь остается плюшевый заяц. А прекрасные женщины − Лариса Чернобаева, Софья Васильева, Альбина Лозовая и Наталья Серкова – меняют облики, проходя мимо рыхлого, нелепого, неуклюжего Петерса. И пляшут в калейдоскопе нелепые человечки, сменяются картинки, которые исчезают, стоит убрать игрушку от глаз...

Сон перемешивается с явью, от красивых ярких женщин остаются лишь колготки, которые заполоняют реальность. И вместо прекрасного города под снегом, в руках у Петерса алюминиевая кастрюля с цыпленком. И вареная курица, запах которой ползет по зрительному залу, категорически противореча театральности. И этот «холодный куриный юноша, не познавший ни любви, ни воли — ни зелёной муравы, ни весёлого круглого глаза подруги», которого Петерс поедает на наших глазах – даже не метафора, а перст указующий…

Несбывшаяся жизнь проходит мимо, оставляя горькое послевкусие. И прекрасный детский шарик мечты становится клеткой, из которой не выбраться. Только и остается смотреть из-за толстых стекло очков на то, как живут другие, те, кто не хочет с тобой играть, дружить. Кто не любит тебя и никогда не полюбит.

Получилась история тотального одиночества современного «маленького человека», предельно откровенный, почти исповедальный разговор о нас самих: таких, какими мы видим себя, и какими видят нас окружающие. Размышление что ж таится внутри – космос или бездна…

И все же Прикотенко дарит надежду. Однажды окно распахивается, стеклянный шарик распадается и весна, сама прекрасная жизнь врывается в сон…  Думаете, поздно? Но разве для Надежды может быть поздно?

Фото: Виктор Дмитриев

В статье упомянуты:

• Петерс